– Она же в гроб себя загонит, – помрачнел викарий. – Лица нет, одни глазищи. И вокруг круги фиолетовые. Но ты уверен, что это именно строгость к себе, а не совесть?
– Уверен. По твоим словам, пост Немайн начала только после окончания строительства лагеря и метательной машины. Когда от нее не требовалось более физических усилий. Это решение рационального аскета, а не раскаявшегося грешника. Похоже, она считает, что сама себе церковь и духовник.
Викарий не задал больше вопросов. А кто из мирян еще может додуматься до такого, если не та, чей официальный титул "святая и вечная"? Именно та, которая помазана вести христианский мир сквозь кровь и боль несовершенного творения – к Царству Божию? Та, которой дозволена кесарева доля – и в злате, и в крови?
Молчанием он себя выдал. Епископ улыбнулся.
– Адриан, похоже, не я один знаю, кто она.
Викарий пожал плечами:
– Я догадываюсь, как ее зовут. Но сказать, что знаю, кто она, не смею. Для этого нужно читать ее душу. А душа у нее…
– Странная. Сильная. Большая, – перечислил епископ. – Для духовника головная боль и вечная забота. И слава, если ему удастся хоть немного облегчить ей путь к Богу. Как ты смотришь на то, чтобы принять этот труд на свои плечи?
На этот раз сначала были не обнимашки. Сначала был очень недовольный Дэффид.
– Явилась, – буркнул вместо приветствия. – Вот посылай девок воевать. На месяцок отлучилась – уже в подоле принесла. Как это понимать прикажешь?
– Можешь меня выпороть и запереть, – голос Немайн был тусклым и безразличным, – только завтра, хорошо? А сейчас твоему внуку нужна теплая вода… Или ты не озаботился встретить внука? Кто‑то меня уверял, что родных и приемных детей в Камбрии не различают.
– Не различают, – уверенно откликнулась Глэдис. – Вот уж не ждала, что бабушкой меня сделает младшенькая. И не слушай моего ворчуна. Все сделано, все готово и без его участия…
Вот тогда из‑за материной спины и полезли сестры. Немайн хотелось плакать, смеяться, в душе пела гордость за сына – и рычало желание отогнать всех этих назойливых существ от своей прелести. Разум рвало на части. И все, что она смогла сделать, – это обнять покрепче драгоценный сверток и сообщить не слышанную еще семьей радость:
– Он мой. Совсем мой, понимаете?
Ее виноватая улыбка оставила Дэффида в одиночестве. Он оглянулся на Кейра – тот гладил Туллу по не начавшему еще расти животу. Его отпрыск будет вторым внуком Дэффида ап Ллиувеллина. Или первой внучкой. Внуком или внучкой – вот тут неясно, вот тут разница. А уж каким по счету – в Камбрии подобных глупостей не различают!
К ужину и глава семьи немного отмяк. Особенно как посмотрел, как несчастная дочь ложкой мешает в тарелке овощи.
– Ладно хоть парень, – переменил гнев на милость, – но чтобы больше такого не было.
– Пока этот не вырастет, не будет, – порадовала Немайн. – Тут в чем штука. У нас, у сидов, детей мало рождается. И редко. Ну раз в сто лет, скажем. В таких условиях каждый ребенок – это даже не сокровище. Это вопрос, будет род жить или нет. У тилвит тег так же. Собственно, мы ведь и есть тилвит тег. Только самые‑самые. Оттого мимо бесхозного или дурно присмотренного младенца пройти не можем. Если собственных нет. А человеческие младенцы от наших малоотличимы. Второго не возьму – у нас близнецов не бывает, дети родятся редко. Так что на ближайшие лет пятнадцать можешь быть спокоен.
– Эк загнула – пятнадцать лет, – возмутился Дэффид. – Вот выйдешь замуж, будешь рожать по ребеночку в год. Мы, Вилис‑Кэдманы, не какие‑то сиды, мы плодовиты. Изволь не нарушать традицию.
– Значит, эти пятнадцать лет не буду замуж выходить.
– А кто тебя спросит? Несколько годиков подождать придется, конечно – пока старшеньких не распихаю. А как Сиан под венец отправим – ей‑ей, шести годков не пройдет, – тут и твоя очередь. И не смотри, что уже с дитем, – моей дочери жених всяко найдется.
– После Сиан так после. – Клирика такой вариант вполне устраивал. Тем более что вполне мог обернуться и двумя десятками лет – сестрички демонстрировали стремительно нарастающую переборчивость. Кейр с Туллой успел, а остальные решительно не желали смотреть на простых благородных воинов. А как же? Одно дело – всего навсего богатые невесты. Другое – сестры богини и дочери самого важного человека в нескольких королевствах. Так вдруг оказалось. Тоже не без участия Немайн.
Когда в город влетел первый гонец от армии – порадовались избавлению от разбойников, да забеспокоились, не случится ли война. Случилась. Тогда над Диведом словно туча повисла. Война есть война – да и слишком долго не знали бритты настоящих побед. Чтобы враг не просто умывшись кровью уходил восвояси – а чтоб земля супостата стонала под поступью британского войска и качались в петлях на воротах собственных городов и погостов те, кто отдавал приказы резать «полухристиан» до последнего человека. Только Артур да Кадуаллон и вспоминались. А таких, после которых области, реки и города возвращают полузабытые имена и в бывших владениях варваров снова звучат валлийский и латынь, и вовсе не случалось. Разве в седых легендах.
Эта стала первой. И пусть враг был тот же, что в песнях, – старый и усталый, а не молодой и жадный. Какая разница? Диведцы затаили надежду, узнав, что холм супостата обложен осадой и не смеет огрызнуться. В этот самый момент и явилось посольство короля Пенды Мерсийского. Чужие воины, закаленные десятками битв, с уважением и трепетом рассказывали о громадных машинах, дрожащей земле и неприятеле, не смеющем высунуть нос из норы, – целом языческом боге. И явились они не с пустыми руками. Явились – склонить головы перед величием Диведа и просить помощи. Предлагая поддержать своим весомым голосом претензию короля Гулидиена на престол Британии.
Вот тогда и выяснилось: Дэффид из клана Вилис‑Кэдманов – человек не менее важный, чем король. Он один имел право созвать совет кланов королевств Юго‑Западной Камбрии. А только этот совет давал право королям поднять ополчение для похода за границы. Это означало большие расходы, большую честь и еще большую власть – и все это разом свалилось на хозяина заезжего дома Дэхейбарта. А неосторожные языки болтали, что пусть король Гулидиен и молодец, но причиной внезапного предложения мерсийцев‑язычников стала младшая дочь Дэффида. Богиня войны. Которая сама по себе стоит армии.
Как зашел разговор о сестрах, те похвастались: мол, не у одной тебя теперь рабыня есть. У нас тоже.
– Это кто? – Клирик испугался. Он понимал, что в нынешнем Уэльсе нет крепостных да холопов не из высокоморальных соображений. Но искренне надеялся, что не послужит причиной возрождения позорного и вредного института рабства. – И Нарин не рабыня, а кормилица. Моего сына рабыня кормить не может.
Пусть хоть мода будет на свободных слуг. Статус. Мол, у тебя рабы – ты не крут. Задумались.
– В общем, на нас теперь речка Туи работает! Муку мелет, тесто месит. Даже стирает. Правда, плохо…
– Кузнец сказал, с мехами и лошади управляются, а стоит конный привод дешевле, так и пустил четырех по кругу вместо двух, – объяснил Дэффид. – И с углем у него все получилось… Но это сам пусть тебе рассказывает. А мне вот захотелось работника, которого кормить не нужно. Так что водяное колесо поставил я. А ты заработала подзатыльник. Почему не показала эту штуку мне, а понесла чужому человеку? Хорошему. Нужному. Но не нашего клана! Иди сюда, подставь головку…
Похоже, на радостях выпил пива лишку. Забыл об уговоре. Поссориться или поиграть? Думать сил уж нет, а надо. Другой родни в этом мире нет.
– Не надо мне подзатыльник. Я умной не вырасту…
– А ты еще не выросла? Вон дитем обзавелась.
– Ну раз я младше Сиан – не выросла. А с дитем – разное бывает.
Глэдис торопливо пошептала мужу на ухо. Напомнила – если Немайн не маленькая, тогда – великая. И не ее мужу богине подзатыльники давать. А еще вежливая. И держащаяся избранного места…
