— Я хочу, чтоб она полюбила, вот и все.
— Ой, Палька, с ума ты сошел! Жена известного ученого… Совсем она не твоего круга, не твоего уровня… И потом — как ты себе представляешь, что дальше?
— Очень мне нужно загадывать наперед!
Вид у Пальки был смущенный и дерзкий.
— Я не ханжа, — строго сказал Саша. — Но, по-моему, так нельзя. Когда я начал ухаживать за Любой, я с первого дня знал, что хочу жениться на ней. А ухаживать за чужой женой…
— Очень интересно! — воскликнул Палька, смеясь. — До чего мне хочется отбить ее у этого важного гуся!
— Совсем он не гусь, — сердито возразил Саша. — Большой ученый, умный и милый человек. Да ты хоть знаешь его?
— Не знаю и знать не хочу! Подумаешь!
Саша начал сердиться всерьез.
— Ты спятил, Палька! Я его глубоко уважаю и не позволю, чтобы твое мальчишество…
— Ах, ах, какие нежности! — запальчиво перебил Палька. — Если он настоящий человек, так он не должен терять голову…
— Как ты? — докончил Саша и рассмеялся. — Опомнись, Павлушка! Почему бы тебе самому не поступить как мужчине?
— Отойти?
— Да. — Саша подумал и подтвердил: — Да.
Палька предпочел пропустить эти слова мимо ушей.
— А ты знаешь, что старая лисица Липатов крутит хвостом около нее?
— Да что ты?!
Саша развеселился и начал расспрашивать. Он вовсе не стремился продолжать нравоучение. Черт его знает, как он справился бы с собою в подобном случае! Он был влюблен и понимал, что задушить свое чувство трудно. Нет, он справился бы. Во что бы то ни стало. Но Палька…
— И все-таки подумай. Измена, обман — это противно. Пошлость. Она, говорят, довольно легкомысленная, у нее вечно толкутся мужчины… Я ничего худого не хочу говорить про нее, — возразил он на гневное движение друга, — но я тебя прошу: возьми себя в руки, Палька, и, если можно, отойди.
— Конечно могу, — буркнул Палька, но всем существом почувствовал, что это невозможно, и добавил: — Только не хочу.
— Работается тебе или нет?
— И еще как!
— Так что же ты такое задумал?
Палька отошел к окну, стал спиною к Саше и заговорил возбужденно:
— Вот ты думаешь: имя, звание, профессор и все прочее, а я — что я? Аспирантик без всякого положения и веса. Наплевать мне на это! Я сейчас такое дело начал… такое дело!.. Сглазить — это вздор! Просто не могу я болтать, когда все во мне бродит и вот-вот вырвется. Чувствую, что все рядом — победа, слава, любовь — все! И отказываться ни от чего не буду. Не могу. Не хочу. Мое!
Саша подошел и сзади крепко сжал его плечи.
— Да нет, я серьезно, — обиженно сказал Палька и повернулся к другу с виноватой улыбкой. — Правда, Саша, у меня сейчас такое время пришло! Такое!.. Ну, я пошел! — вдруг сорвался он. — Я ведь в лабораторию пробираюсь, ночное бдение!
Задумчиво покачивая головой, Саша слушал, как Палька скатился по лестнице и хлопнул дверью внизу. Из всего, что он тут наговорил, Саше ярче всего запомнился его короткий ответ: «И еще как!» Саша верил: если человеку хорошо работается — все остальное придет в порядок.
16
А Палька жил необычно, как в пути.
Родной дом, сестра с ее бедами, друзья, институтские интересы — все существовало будто за стеклом, в стороне от главного движения Палькиной жизни. Ему приходилось иногда вникать в окружающее, но так, как на случайном полустанке: вышел, чему-то удивился, чем-то мимолетно заинтересовался — и вскочил на подножку.
Его воображение создавало все новые и новые газогенераторы. Громоздкие машины различных типов зарывались глубоко в землю, в ее черные недра. Они располагались там по его воле и послушно превращали уголь в газ. Газ струился по трубам, заполнял серебристые баллоны, питал электростанции и заводы…
Но прожорливые пасти машин капризно принимали только раздробленный уголь, и этот уголь приходилось предварительно дробить в подземных выработках.
Люди по-прежнему должны спускаться под землю, а это значит, что весь замысел ничего не стоит. Жалкая полумера, придаток к шахтерскому труду!
Простая истина из учебников, что от качества дробления угля зависит качество газификации, вставала непреодолимой преградой.
Огромного дистилляционного аппарата не получалось.
Иногда он впадал в отчаяние: решения нет. Не оттого ли ничего не осуществил Рамсей?..
Отчаяние вытеснялось упорством и верой, не слепой, а умной верой: человеческая мысль находит то, что ищет…
В эти дни он повел Татьяну Николаевну под землю.
Во время короткого свидания — одного из свиданий, когда Палька переходил от бурных надежд к бессильной ярости, — она попросила его передать записку Липатову.
— Так, — мрачно сказал Палька. — Нашли курьера!
— Зачем же? Гермеса! — очаровательно улыбаясь, поправила Татьяна Николаевна. — Против Гермеса вы не возражаете, надеюсь?
Так она ставила его на место и сама оказывалась высоко над ним — в мире, где люди с детства знают тысячи никому не нужных вещей. Он мстил ей тем, что разыскивал в энциклопедии всю чепуху, которой она козыряла, и при случае показывал, что знает больше, чем она.
Расставшись с Татьяной Николаевной, Палька без стеснения прочитал записку.
«Липатушка (ведь так Вас называют?), завтра муж уезжает в Ростов, и у меня будет несколько свободных дней. Не поведете ли Вы меня послезавтра утром в шахту, как обещали? Жду Вас в 9 часов утра».
Т. Н.
Муж уезжает. Великолепно!
Он помчался на шахту и получил два пропуска на послезавтра. Потом завернул в библиотеку и заучил все, что написано в энциклопедии про Гермеса. У божьего рассыльного оказалась нагрузка по совместительству — низводить души и в подземное царство. Очень кстати!
В назначенный час он застал Татьяну Николаевну и серой кофте, в простых чулках и старых туфлях без каблуков.
— Куда вы собрались? В туристский поход?
Татьяна Николаевна была раздосадована появлением Пальки и держалась без обычного апломба: чувствовала себя дурно одетой.
— Собираюсь в шахту. С Липатовым.
— Так где же эта старая лисица?
— О-о!
— Уж не об этом ли была записка? Так вот она. Я забыл передать.
Татьяна Николаевна рассердилась. Палька впервые видел ее по-настоящему сердитой — ишь как рассверкалась молниями!
— Ну, не злитесь. Раз уж вы собрались, я вам покажу шахту не хуже, чем Липатов.
— Держу пари, вы прочитали записку!
— А вы думаете, Гермес как действовал? Он же не курьер, а вестник богов! Покровитель путешественников! А по его дополнительной профессии он прямо-таки обязан вести вас под землю.
Она распахнула глазищи и перестала злиться. Конечно, знает этого Гермеса понаслышке. Дамское образование!
— У вас грехи есть?
— Грехи? Найдутся.
— Так пойдемте, я низведу вашу грешную душу в подземное царство.
— О-о! Вы основательно проштудировали энциклопедию! Я сдаюсь.
Как назло, у компрессорной им встретилась Катерина. Черт ее дернул выйти подышать воздухом! Катерина настороженно-иронически оглядела спутницу брата, круто повернулась и ушла.
Татьяна Николаевна не знала, что в нарядной их заставят переодеться в шахтерки, но это не смутило ее, а обрадовало: любят женщины маскарад! Палька не понимал, как ей удалось выглядеть изящно в неуклюжей робе и брезентовой шляпе. Она и держалась молодцом, даже когда клеть понеслась вниз, будто проваливаясь в мокрую темноту, — побледнела, но не позволила себе испугаться.
Пальку веселила мысль, что он натянул нос Липатушке и что Липатушка сегодня же узнает об этом. Однако теперь не Липатову, а самому Пальке предстояло «приобщать к производству» свою даму, и это было стыдно, потому что вокруг трудилось много знакомых. Что Липатов! Сегодня же весь поселок будет обсуждать забавную новость…
Возмещая себе предстоящие неприятности, Палька решил помытарить как следует ненаглядную. Обычно гостей водили по наиболее благоустроенным штрекам, не заставляли карабкаться по стойкам и ползать по низким ходкам, но Палька повел Татьяну Николаевну так, как водили когда-то его самого, — без снисхождения. Пусть узнает, что такое шахтерский труд! Остановившись с нею в проходе, где сверху дождем лилась вода, он нарочно заговорил про обвалы и взрывы, про то, как обрываются клети и забуриваются вагонетки, про суровое братство шахтеров, никогда не покидающих товарищей в беде… Начав рассказывать из озорства, чтобы напугать ее, он сам увлекся и впервые увидел профессию горняка такой мужественной и романтичной.