Утром Игорь повез отца на квартиру к директору, но тот был на рыбалке. Игорь разузнал, где директор удит рыбу, и повез отца за десять километров на рыбалку. Хорошо, что клев был отличный и директор в добром настроении. Об ускорении ремонта договорились, но на обед к Кузьменкам опоздали; хозяйка жаловалась, что все перестоялось. Во время обеда Игорь скучал (девушек не было!), а потому удрал вместе с Никитой. Жалея друга молодости и его жену, Матвей Денисович утаил многие грехи Никиты, решив, что сам обломает парня. Мог ли он знать, что в тот же вечер Никита втянет Игоря в свою неважнецкую компанию и что Игорь среди ночи ввалится в гостиничный номер совершенно пьяным!
— Не сердись, — сказал Игорь поутру, как ни в чем не бывало поднявшись и торопя отца. — Перебрал с непривычки. Но как там пели! Как плясали! Ты видал, папа, настоящий гопак?
— Гопак видал, а тебя пьяным впервые увидел, — сказал Матвей Денисович. — Никита придет сам или его по канавам искать?
Никита ждал их у Липатовых — трезвый, румяный, с кошелкой домашних пирожков.
Всю дорогу Никита пел песни, вероятно, те, что накануне понравились Игорю. Игорь пытался подпевать. И Аннушка подпевала: ей не было дела до того, что вчера этот бездельник напоил Игоря!
В довершение всего Никита весьма легкомысленно отозвался о коллекторе Леле Наумовой, которую молодежь звала отчаянной Лелькой. Эта девица к своим двадцати четырем годам успела побывать во многих экспедициях, поработала и на буровых, и возчицей, и коллектором. В Средней Азии она отбилась от партии во время песчаной бури и все-таки уцелела, да еще и сохранила инструменты. Совсем недавно, работая на отдаленной буровой, она на спине принесла Митрофанову мешок с пробами, когда он срочно их затребовал, не зная, что машина сломалась. Пришла босиком, с израненными ногами, злая, как черт, крепкими словцами определила во всеуслышание, какие в экспедиции машины, какие шоферы и какие начальники, сходила в баню, заставила сапожника срочно подбить подметки к развалившимся сапожкам и в тот же вечер пешком ушла обратно, боясь, что без нее перепутают керны… Матвей Денисович ценил Лелю и старался не замечать, что она слишком вольно ведет себя с парнями, что она невоздержанна на язык. Что же делать, была беспризорной, из трех детдомов убегала, ни в школе, ни на производстве не прижилась, а вот изыскательское кочевье полюбила!
Дребезжание и пыхтение «рыдвана», появившегося в палаточном лагере, привлекло всех, кто был поблизости. Выбежала на крыльцо кернохранилища и Лелька — босая, в узкой юбчонке и белой майке, в украинском широкополом бриле. Надвинула бриль на лоб, чтоб заслониться от солнца, пошла к машине, крепкими ногами раскидывая пыль, голым плечом раздвинула столпившихся товарищей и остановилась на самом виду. Курносая, большеротая, с блестящими глазами того неопределенного цвета, который она же сама называла «сер-бур-козюльчатым», она отнюдь не была красивой, но было в ней что-то такое вольное, дикое, зовущее, что и Матвей Денисович иной раз заглядывался на нее. «Ох, Лелька, бесшабашная душа, я бы и поберег тебя, да стар и ни на что тебе не нужен, а все эти парни, с которыми ты так отчаянно, без опаски, хороводишься, не доведут они тебя до добра, неужто сама не понимаешь?!»
Ничего она не понимала. Стояла подбоченясь, поводя голыми плечами, из-под полей бриля глядела на приехавших парней. Через минуту Никита оказался рядом с него возле кернохранилища. Матвей Денисович с острой неприязнью окликнул Никиту, послал за старшим буровым мастером, а сам подумал: «Разошлю их в разные стороны, а если обидит ее — голову сверну!»
Буровой мастер пришел раздраженный: надо перевозить буровую вышку, а трактор опять поломался. Тут же пришел старший механик со своими неприятностями, потом завхоз. Все это было обычно, без ежедневных затруднений в экспедиции не обойдешься, но Матвею Денисовичу они были сегодня в тягость — он торопился всех отправить вон и остаться наедине со своими мыслями.
Уже стемнело, молодежь разожгла костер и пела песни, когда Матвей Денисович уединился в палатке и тяжело опустился на табурет возле колченогого стола, заваленного бумагами и пробами.
И сразу забылись сегодняшние заботы и неприятности. Глаза смотрели и не видели ни колеблющегося света лампы, ни захламленного стола; они видели совсем другое, навсегда памятное, до осязаемости реальное. Круглятся песчаные барханы… Порыв ветра — и сотни струек стекают с верхушек барханов, песчинки бегут и бегут, как живые. Пески движутся. Движутся, движутся пески, гонимые ветрами, и среди этих песков стоят странные, насквозь просвечиваемые заросли безлистых кустов саксаула. Ветер сдувает песок с их корней, солнце сжигает их безрадостные ветви, но они живут, уцепившись за неласковую, опаленную зноем почву, цепкими разветвленными корнями удерживают текучие пески и сосут, сосут из глубинного слоя скудную влагу…
Как давний мираж возникла среди разбросанных бумаг и камней свежая травинка с крохотной капелькой росы на сгибе. И Матвей Денисович улыбнулся этой капельке — неутомимой работяге.
Капелька воды — вечная путешественница. Вот она скопилась из мельчайших частиц влаги. Отяжелела. Скатилась с травинки на землю. Миллиарды таких капелек образуются как бы из ничего, высасывая влагу из воздуха. Они набухают и скатываются, уходят в землю и, казалось бы, исчезают бесследно, но и они продолжают свой путь подземными ключами… Вечный круговорот! Капля скатывается, куда-то стремится, испаряется, в облаке пара несется над землей и, как любящая дочь, опять припадает к родной земле… Что дает ей движение? Мотор — солнце. Безотказный гигантский насос! Солнце испаряет миллиарды капель, поднимая их с нагретой поверхности морей и океанов. Солнце нагревает воду и землю, и холодные потоки воздуха устремляются туда, где теплее, вытесняя другие потоки — теплые. Образуются ветры. Ветры несут миллиарды капелек и роняют их на землю дождем или снегом. Лежат капельки сверкающими кристаллами и ждут своего часа. Приходит весна, снега тают, журчащими струями устремляются в ручьи, в реки, все дальше, все больше, все шире — половодье. Так, путешествуя, капелька питает землю, растит хлеба и деревья, растворяет соли земли и перемещает их с одного места на другое, озорует и кормит, обрушивает на людей бедствия наводнений и дарит благодать изобилия и снова уносится в моря и океаны, где мотор-солнце запускает свой бесшумный насос.
Мудрый круговорот. И все же неточный, беспощадный к одним и сверхщедрый к другим.
Когда это было? В двадцать первом он приехал в Алма-Ату через несколько дней после того, как селевой поток обрушил на город страшную лавину камней и жидкой грязи. Улицы были завалены камнями, щебнем, землей. Обезумевшие люди искали в этом хаосе трупы своих близких…
А наводнения на Великой китайской равнине? После десятидневных дождей река Хуанхэ вырвалась из своего русла на густонаселенную низменность, снесла больше трех тысяч деревень и поглотила в своих беснующихся водах семь миллионов людей. Семь миллионов!..
Природа и мудра, и капризна. Могучие потоки воды она выносит на север, в Ледовитый океан, а на юге, там, где солнце и вода обеспечили бы благоденствие целых народов, там воду продают стаканами. Говорят — бесплодные пески. А на самом деле пустыня таит в себе сказочное богатство! В течение тысячелетий разливались и прихотливо перемещались воды Амударьи и Сырдарьи, оставляя после себя ценнейшие наносы. Академик Обручев утверждает, что по структуре трудно найти почвы плодороднее, чем в Каракумах и Кызылкумах. Стоит дать сюда пресные воды — и пески покроются фруктовыми садами и хлопковыми плантациями…
Но как изменить условия, созданные самой природой? Научимся ли мы когда-либо, сумеем ли мы создавать новые условия, диктуя природе свою разумную волю?
Вот мы возимся с этой донецкой речушкой, которая летом похожа на ручеек. Мы проложим ей новое русло и не позволим затапливать шахты. А если отвести по-своему, так, как нужно нам, большую многоводную реку и перегнать воду в эти выжженные солнцем пустыни? Хуанхэ несколько раз сама меняла русло. Почему же нам не изменить течение рек по инженерному расчету, по хозяйственному плану? Именно теперь, в годы громадных преобразований страны, мы можем взяться и за эту проблему. Я докажу, что бесхозяйственно оставлять втуне сказочные богатства юга!
