На улице, в их тихом безлюдном районе, прямо напротив его дома, стоит машина. Конечно, он увидит. Увидит ее.

Она подумала о том, что говорил Брикс. О том, что важно и что не важно.

Никак не могла решить, что сказать Яну Майеру теперь, по прошествии двух лет. Что нужно было сказать ему еще тогда, в больнице. Сколько слов прокрутила она в голове бессонными ночами, лежа в своей одинокой кровати в Гедсере. «Прости, я подвела тебя. Я все бы отдала, лишь бы ты снова мог ходить, лишь бы снова стал тем хорошим, забавным, умным человеком, которым был». И еще один рефрен, который звучал чаще других: «Майер, если бы я могла, я бы поменялась с тобой местами…»

Она опять глянула в сторону дома. Все-таки догадался он или нет, кто в машине?

Дети заскучали без внимания отца. Одна из девочек забрала из его рук мяч, крикнула что-то, снова начала играть. И Ян Майер в одно мгновение снова вернулся туда, где ему хотелось быть, в свой собственный мир.

Лунд знала, что у нее хватило бы смелости пройти короткое расстояние от дороги до дома, она не сомневалась в этом. Смелость у нее была, не было права.

Счастливый детский визг… Хрипловатый веселый голос Майера… Она решила, что сейчас еще не время, и уехала.

Красно-белый датский флаг перед главным зданием воинской части в Рювангене был приспущен. Луиза Рабен положила две белые лилии рядом с букетами у подножия флагштока. Кому звонить, что делать – эти вопросы метались в ее мозгу.

В то утро она сделала над собой усилие. Уложила волосы в прическу, которую носила в первое время после свадьбы. Надела нарядное темно-синее пальто поверх белого халата медсестры. Нельзя опускать руки, нельзя забывать о себе, даже если некому любоваться ею.

Шагая через поле обратно к лазарету, она заметила, что с другой стороны дороги на нее смотрит Кристиан Согард. Безупречно сидящая форма, светлые волосы, аккуратно подстриженная борода – красивый мужчина. Если бы он оказался в Рювангене на несколько лет раньше, отец непременно подтолкнул бы ее в объятия Согарда, она не сомневалась в этом. И эта мысль не была ей противна. Слишком поздно о чем-то таком думать, конечно, но…

Он был высок, силен и настойчив, прирожденный офицер, выросший в богатой семье потомственных военачальников, не то что Йенс, выходец из рабочих пригородов Копенгагена. Она подошла к нему. Он встретил ее улыбкой.

– Полиция что-нибудь выяснила?

– Насколько мне известно, еще нет, – ответил Согард. – Мюг был вашим другом?

– Он служил с Йенсом. Они дружили. – Она пожала плечами. – Я всего лишь жена солдата. У меня нет права на такие отношения.

– Иногда это к лучшему.

– Потому что мы, женщины, не способны на них?

– Нет. Потому что вы не там, где… всякое бывает. Такое не объяснишь.

– Йенс даже не помнит, что случилось. И от этого ему еще тяжелее.

Согард кивнул, усмехнулся. Как мужчина, не как военный. А может, просто хотел, чтобы она так думала.

– Случается, они приезжают оттуда больными. Даже помешанными. Иногда такое увидишь, что… – Он стянул черный форменный берет, провел пальцами по идеальной стрижке. – Порой лучше убедить себя, что ты этого не видел.

Луиза подозревала, что сам майор Согард редко сталкивался с подобными проблемами. Он производил впечатление человека, у которого все под контролем.

– Все потрясены, – добавил он. – Надеюсь, полиция быстро найдет преступников. Нам это сейчас совсем ни к чему. Да, и жаль, что вашему мужу опять отказали.

Она уставилась на холодный асфальт.

– Да. Ну что ж…

– Ваш отец говорил, что вы собираетесь ремонтировать подвал. Значит, вы пока не собираетесь от нас уезжать?

– Какое-то время еще поживем. Я оставила список прививок в лазарете. Вы не могли бы…

– Конечно, конечно. – У нее складывалось впечатление, что он постоянно опережает ее на шаг или два. – Если вам потребуется помощь с ремонтом… Я был бы… – Он замялся, подбирая слова. – Это хобби. Да, хобби.

Наконец-то и Кристиан Согард смутился. Ей это понравилось.

– Какое хобби?

– Красить. Строить.

Луиза Рабен приподняла бровь, склонила голову набок.

– Конечно, я уже давно этим не занимался, – быстро добавил Согард. – Но если вы скажете, что нужно… У меня есть… – Он мял берет в смятении.

– Кисти? – подсказала она.

– Точно. Кисти.

Все это было так глупо, что она рассмеялась. Первый раз за долгое время.

– Хорошо, я буду иметь в виду, – сказала она, доставая из кармана ключи от машины.

– Вы куда-то едете?

– К Йенсу. Если меня к нему пустят.

Но директор Тофт была неумолима.

– Не могу, – чопорно сказала она, сидя в своем продезинфицированном кабинете в лечебном корпусе Херстедвестера. – Вчера вечером он был практически невменяем: приступ ярости, бред…

Вернувшись из Афганистана, он жаловался на ночные кошмары, на чудовищ, которые казались ему реальными и которых на самом деле не было. Теперь, говорила Тофт, эти видения трансформировались в убеждение, будто в тюрьме его держат безосновательно.

– Все очень просто, – объясняла она Луизе. – Если он будет выполнять то, о чем мы его просим, будет принимать лекарства, научится контролировать свои эмоции и фантазии, тогда…

– Но ведь ему уже давно лучше. Вы же сами говорили. Вы сказали, что он готов выйти на свободу…

– Окончательное решение принимает служба пробации при Управлении тюрем, не мы.

– Но почему они против? Ведь он полностью выздоровел.

Раньше она бы не удержалась в ходе подобного разговора, расплакалась бы. Но теперь между ним и ею возникла дистанция, которая росла на протяжении двух лет – медленно, незаметно, тайком, словно опухоль. Луиза научилась смотреть на Йенса так же, как на своих пациентов в лазарете Рювангена: бесстрастно. И ненавидела себя за это.

– Я не знаю, – сказала Тофт. – Будем надеяться, что этот рецидив обратим. Но он должен приложить усилия. Мне казалось, ему стало лучше…

Ее утомил этот разговор. День директора был расписан по минутам. Судя по тому, как Тофт поглядывала на плотно исписанный ежедневник, приближалось время следующей встречи.

– Ваш муж был тяжело ранен в Афганистане. Физическая боль прошла, но душевная… Он не помнит, что с ним случилось. И нельзя забывать, что он захватил в заложники совершенно незнакомого человека, приняв его за офицера из Гильменда. А на самом деле это был…

Библиотекарь из Вестербро. Сколько еще ей будут это повторять?

– Он не в состоянии отличить реальность от выдумки. Мы не сможем выпустить его до тех пор, пока не убедимся, что с ним такое не повторится. Что касается свидания – посмотрим через неделю…

– Через неделю? У нас встреча с адвокатом. Я должна принять решение о школе для нашего сына. Нам надо думать, где жить.

Тофт откинулась на спинку стула, подавив зевок.

– Вашему мужу необходим отдых. Сейчас все эти проблемы ему не по силам.

Луиза Рабен едва не закричала.

– Наказывайте его, раз иначе не можете! Но почему вы наказываете меня? Зачем причинять боль его сыну?

– Мы стараемся помочь. Он должен понимать это. И вы тоже.

– Йенсу поможет только общение с семьей.

Бесполезно было умолять. Или грозить. Ничто не растопит сердца этих людей, ничто…

– Я подумаю, что можно будет сделать, – сказала Тофт, посмотрев на часы. – Но он должен пойти нам навстречу. А иначе…

Лунд проходила процедуру досмотра на входе, когда из дверей тюрьмы вышла молодая женщина. Ее лицо показалось Лунд знакомым – красивое, бледное, встревоженное.

«Воинская часть, – подумала она. – Вот где я ее видела. И если она была на свидании в Херстедвестере, то…»

– Это жена Рабена, – сказала директор Тофт, заметив интерес Лунд. – Мне только что пришлось отказать ей в свидании с мужем. А теперь вынуждена допустить к нему вас.

– Я не буду об этом упоминать, – пообещала Лунд.