С наступлением весны, когда аэродромы очистились от снега, песчаная пыль стала попадать в моторы и выводить их из строя. Начались тяжелые аварии. С каждым днем все меньше и меньше оставалось в строю исправных истребителей.

Многие из летчиков погибли из-за отказов моторов. Такой жертвой стал и наш Митя Селезнев.

Вот почему, когда нужно было послать на прикрытие кораблей хотя бы эскадрилью, полетело лишь звено.

Путь предстоял далекий. Бензина в основных баках не хватало. Пришлось летчикам подцепить дополнительные 500-килограммовые баки. Они сильно утяжеляли самолеты и ухудшали их боевые качества.

Четыре истребителя - командир полка Борис Сафонов, его заместитель Алексей Кухаренко, командиры звеньев Павел Орлов и Владимир Покровский поднялись в воздух и бреющим полетом понеслись над Кольским заливом, а дальше над морем к кораблям.

Полет был тяжелым. Малая высота Низкие сплошные облака Огромные вздымающиеся седые волны, гребни которых того и гляди накроют истребителей. Ориентиров никаких. Порой все сливалось и было трудно различить, где море, где небо...

С полпути вернулся на аэродром Алексей Кухаренко - забарахлил мотор. На боевое задание ушли трое.

Качающиеся мачты и расстилающиеся над ними темные дымы первым увидел Сафонов.

- Впереди конвой. Будьте внимательны! - как всегда, спокойно передал он по радио.

Еще минута стремительного полета, и летчики на фоне мрачно-серого горизонта, озаренного вспышками огней, увидели конвой. Глубоко зарываясь в волны, корабли шли в кильватер, раскачиваясь темными силуэтами. По частым вспышкам летчики определили, что корабельные зенитчики ведут ожесточенный бой с "юнкерсами" и "хейнкелями".

Сафонов и его ведомые прямо с ходу вступили в схватку. Первым атаковал фашистов командир.

Сблизившись с самолетом врага, он дал две короткие очереди, и "юнкерс" вспыхнул.

Из облаков вывалились еще самолеты. Сафонов атаковал их в лоб. Ведущий "юнкерс", объятый пламенем, нырнул в волны.

Павел Орлов и Владимир Покровский тоже успели сбить по вражескому самолету.

Сафонов настиг третьего торпедоносца. Вражеский стрелок трассирующими очередями хлестнул из своего пулемета. Словно не замечая смертельных трасс, Сафонов сблизился и в упор ударил по кабине воздушного стрелка. Ливень светящихся трасс оборвался. Еще две короткие очереди. Одна по левому, вторая по правому мотору - и загорелся третий "юнкерс".

Сафонов расправлялся с четвертым торпедоносцем, когда несколько ниже, невидимый на фоне волн, пронесся самолет врага. Воздушный стрелок успел дать пулеметную очередь по истребителю. Мотор остановился. Самолет Сафонова прощальным салютом резко взмыл ввысь, потерял скорость и, перейдя в отвесное пике, врезался в волны бушующего моря...

Тяжелы были все потери, но эта самая тяжелая.

Сознание не хотело мириться с понесенной утратой, не верилось, что такой человек мог погибнуть. Долго ходили разные слухи... Одни утверждали, что Сафонова спасли корабли конвоя. Конвой пришел в Мурманск, а нашего командира там не было. Другие говорили, что его подобрала какая-то наша подводная лодка. Но лодки возвращались из походов, а Сафонова все нет и нет.

И все равно мы ждали. Ждали своего командира...

Борис Феоктистович Сафонов провоевал только одиннадцать месяцев, но каких месяцев! Это был самый тяжелый период войны. Он совершил двести двадцать четыре боевых полета, провел тридцать четыре воздушных боя и сбил в них двадцать пять вражеских самолетов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР он был награжден посмертно второй медалью "Золотая Звезда". На всем необъятном фронте Великой Отечественной войны Сафонов был первым, кому дважды присвоено самое высокое почетное звание.

На аэродроме, с которого летал в бой прославленный летчик, под сенью двух берез поставлен памятник герою.

Борис Сафонов смотрит в синеву неба. Там совершал он боевые подвиги во имя счастья нашего народа.

В начале июля, после двухмесячного лечения, я вернулся в родной полк. Еще в госпитале узнал, что теперь нашей частью командует один из соратников Сафонова, опытный боевой летчик майор Туманов. Первым делом я отправился к командиру, чтобы доложить о своем возвращении.

Когда подошел к сопке, увидел знакомую тропинку, которая вела на командный пункт, сразу все ожило в памяти. Сколько раз по этой тропинке Борис Феоктистович спускался на аэродром! Здесь он встретил нас, новичков-истребителей. По ней, убитый горем после злосчастного боя со своим самолетом, отсчитывая с трудом ступени, я поднимался на командный пункт, а затем, окрыленный ласковой улыбкой и сердечными словами командира, бежал в эскадрилью. Казалось, вот и сейчас увижу его, а он встретит меня словами:

- Ну-ка, ну-ка. Дай-ка посмотреть на тебя, сынку!

На этот раз никто не спускался навстречу. Среди замшелых гранитных скал была тишина.

Поднявшись к вырубленному проему в скале, открыл скрипучую дверь. Узкий длинный коридор как будто стал теснее и ниже. С бьющимся сердцем вошел в комнату. Пусто. Комната казалась неуютно-мрачной, словно, уходя в последний полет, Сафонов унес с собой все ее тепло.

Командир полка, добродушный майор Туманов, очень приветливо встретил, поздравил с возвращением в строй и с наградами. В ближайшие дни мне предстояло получить два ордена Красного Знамени. К ним представил еще Борис Феоктистович Сафонов.

Тяжелым оказался для нас июль. Стояла жара, необычная для Заполярья. Дули сильные ветры. На сопках горели пересохшие карликовые березки, пылал огнем торф. Дым, гарь облаками висели над Кольским полуостровом.

Иссушающая жара и сильный ветер оказались на руку фашистам. Вражеские самолеты сбросили листовки, угрожая тем, что "от Мурманска останется один пепел".

От слов фашисты перешли к делу: вражеская авиация предприняла ряд массированных налетов на город.

У нас по-прежнему не хватало истребителей, а самолеты американо-английского происхождения стояли на ремонте. Отражать частые налеты врага было нелегко.

Нескольким бомбардировщикам удалось прорваться к Мурманску и сбросить зажигательные бомбы. Сильная жара, ветер затруднили борьбу с огнем: почти все деревянные постройки в центре сгорели, однако уничтожить город и порт фашистам не удалось.

Чаще всего мы дрались малыми группами, а порой и в одиночку, но своего неба врагам не уступали.

Однажды во время сильной жары ветер неожиданно нагнал с моря влажный, воздух. Плотные туманы расплылись над сопками. Их толстая пелена окутала все аэродромы и забыла только закрыть сверху Мурманск. В это время пролетал вражеский самолет-разведчик. Увидев, что город открыт, фашисты поспешили поднять в воздух несколько групп бомбардировщиков.

Посты наблюдения за воздухом доносили на наш аэродром:

"Группа самолетов курсом сто. Высота шесть тысяч".

"Группа самолетов курсом сто двадцать. Высота шесть тысяч".

"Группа самолетов курсом сто десять. Высота пять тысяч".

В сторону Мурманска шли вражеские самолеты, а зенитные батареи, охранявшие город, закрытые туманом, оказались бессильными помешать им.

Старший сержант Климов и его ведомый сержант Юдин взлетели в сплошном тумане. Пробили белесую толщу и в лучах ослепительно яркого солнца стали набирать высоту.

Высота приближалась к шести тысячам метров. Под самолетами седым сказочным морем расплылся туман, закрывший почти весь Кольский полуостров. Чуть выше, на фоне горизонта, Климов увидел едва различимые пунктиры. Они быстро росли и превратились в знакомые силуэты двухмоторных "юнкерсов". Летела первая шестерка.

Фашисты не видели наших истребителей в слепящих лучах солнца.

Климов спешил добрать высоту.

- Не отрываться! Иду в лоб! - предупредил он по радио ведомого.

Фашисты не успели опомниться, как Климов открыл огонь.