- Ну, коль моряки - молчу. Поживем - увидим, какая она, ваша служба морская. А что с тобой? - спросил он меня.
- Со мной? Так... Тоже неполадил с "мессерами"... А ты, я слышал, опять не по правилам дрался вчера - фашисты жалуются.
- Что, телеграмму прислали? Кстати, когда у вас здесь завтрак дают?
- По распорядку в девять.
- В девять? - переспросил он. - А который сейчас час? Мои почему-то стоят.
Посмотрев на свои, я сказал:
- Семь.
- Выходит, ждать недолго. Всего каких-нибудь сто двадцать минут. Раньше не накормят.
- Как гостя - могут...
- Это исключение ни к чему. Потерплю! Я знал, что Алеша не ел больше суток. Взяв с тумбочки плитку шоколада "Золотой ярлык", протянул ему.
Он презрительно сморщил лицо.
- Шоколад? Благодарю! Эта дамская пища мне так надоела, что буду голодать, а в рот не возьму. Угощай тех, кто его любит.
В это время дверь открылась и вошла в сверкающем белизной халате и такой же косынке, кокетливо повязанной на голове, сестра Машенька.
- Вы уже проснулись? - прозвенел ее голосок. - Очень хорошо! С добрым утром. Как вы себя чувствуете, товарищ капитан? Как спали?
Машенька подошла к кровати Хлобыстова.
- Чувствую себя прекрасно, сестричка! Спал без сновидений! - озорно отчеканил Алексей. - А за внимание примите вот...
И, взяв у меня из рук шоколад, он протянул плитку сестре.
- Товарищ капитан! - строго сказала Маша. - В мои обязанности не входит принимать подарки от раненых.
- Да разве это подарок, товарищ сестра? Это шоколад!
- Все равно.
- Виноват! Простите! Я не хотел вас обидеть... Маша стряхнула термометры, передала мне и Хлобыстову, затем повернулась и поспешно вышла из палаты. Алексей произнес нараспев:
- Сестричка-то строга...
В палату вошла санитарка Аня, держа в руках таз и кувшин с водой.
- А, "Аннушка! Здравствуйте! - приветствовал я вошедшую.
- Здравствуйте, товарищ капитан!
- Аннушка, познакомьтесь, это мой товарищ, тоже летчик, капитан.
- Здравствуйте, товарищ капитан!
- Здравствуйте! Здравствуйте, товарищ Аня! - ответил ей Алексей и удивленно спросил: - Да никак, вы собираетесь нас умывать?
- А как же, вы тяжелобольные, двигаться нельзя, вот я и умою...
- Кто такую ерунду придумал? Умываться я буду сам! - и Алеша резко приподнялся, пытаясь встать с кровати.
Аннушка быстро поставила на стул таз с кувшином и вмиг оказалась возле Хлобыстова.
- Нельзя! Нельзя, товарищ капитан! Пожалуйста, ложитесь, а то доктор увидит, и вам и мне сильно попадет... Ложитесь, товарищ капитан!
Решительность Аннушки подействовала на Алексея. Он повиновался.
Хлобыстову был прописан строгий постельный режим, что вызвало у него бурю протестов. Но врачи - безжалостный народ: пришлось подчиниться.
- Ну как, Алеша, понравилась наша служба морская?
- Понравилась" - буркнул он и добавил: - Все равно убегу!
- Не убежишь. Поймают, и положенное отлежать - отлежишь.
Алексей собирался еще что-то сказать, когда дверь в палату распахнулась, и к нам буквально ввалилось несколько армейских летчиков в небрежно наброшенных на плечи халатах. За летчиками вошли врачи, сестры, санитары, почти все ходячие больные, многие - на костылях.
Летчики, окружив Хлобыстова плотной стеной, наперебой поздравляли и целовали его. За невиданный в истории авиации подвиг Алексею Хлобыстову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Когда поток гостей иссяк, в палате остались мы вдвоем; Наконец и я мог поздравить Алешу с высокой наградой.
Я думал сказать много, но, глядя в сияющее лицо Алексея, понял, что и без моих торжественных фраз он переполнен счастьем, и поэтому просто сказал:
- Алеша! Прими мое сердечное поздравление.
- Спасибо, Сергей!.. Все так неожиданно, будто сон... Как уцелел, не знаю...
Несколько дней к нам в палату никого не пускали... Хлобыстову был нужен покой и строгий постельный режим. Дня три Алексей подчинялся, выполнял предписания врачей, а потом стал требовать отправки в полк.
Хирургу Сергею Ивановичу Дерналову стоило немалого труда удержать неспокойного пациента в госпитале. И все же недели через две Алексей добился своего.
Пока Хлобыстов был моим соседом по палате, мы успели о многом переговорить. Только о своем последнем воздушном бое он рассказывал неохотно.
- Ну чего в нем интересного... Рубанул двоих... Одного крылом на лобовой, второго - всем самолетом... Вот и все... Ясно?
- Ясно, да не совсем, - отвечал я, пытаясь во всех подробностях представить последний бой. В конце концов мне это удалось.
...Алексей Хлобыстов с товарищами вел неравный бой с "мессершмиттами", которые хотели протолкнуть через наш истребительный заслон своих "юнкерсов" для бомбежки Мурманска.
Фашистов не пропустили... Нанесли потери и погнали от Мурманска.
Спасая своих бомбардировщиков, "мессера" вступили в бой.
Их было раза в три больше, чем наших летчиков, но армейцы не выходили из схватки и дрались упорно, с ожесточением. Сбили еще несколько "мессеров" и сами понесли тяжелые потери.
Вражеским истребителям удалось оторвать ведомого капитана Хлобыстова и зажать в тесное кольцо. Жизнь летчика казалась сочтена секундами. Алексей, не раздумывая, бросился на выручку. Но пулеметы не стреляли - кончились патроны. И тогда он пошел на таран.
На встречном курсе, при максимальной скорости, консолью истребителя Хлобыстов отбил крыло "мессершмитту". Остальные шарахнулись в стороны.
После чудовищного по силе удара, придя в себя, летчик пытался вывести самолет в горизонтальное положение.
Фашисты опомнились... Увидев, как наш поврежденный истребитель вошел в крутую спираль, атаковали и зажгли его.
Самолет вспыхнул... Алексей мгновенно открыл замок привязных ремней и только хотел выброситься за борт, как сквозь огонь и дым увидел перед собой "мессершмитта", который зажег его.
Хлобыстов изменил свое решение. Он еще тверже сжал ручку управления и полыхающий истребитель бросил на фашиста.
Громовой удар потряс безоблачное небо... Два самолета в огне и дыму беспорядочно понеслись вниз.
Огромная сила таранного удара, словно катапульта, швырнула летчика. Алексей, стукнувшись головой о прицел, лишился сознания и вылетел из кабины.
Не приходя в себя, он падал вслед за самолетами. Пролетел более пяти тысяч метров. За несколько секунд до вершин сопок на какой-то миг к нему вернулось сознание. Алексей успел схватить рукой за вытяжное кольцо и рвануть его. И только с сильным хлопком вспыхнул белым шелком парашют, как ноги летчика коснулись гранита сопки.
Первыми к Алексею Хлобыстову подбежали морские пехотинцы. Они были свидетелями двух бесстрашных таранных ударов.
Раскинув руки, словно желая обнять гранит родной сопки, лежал без движения герой летчик, накрытый белым шелком.
Моряки пытались привести его в чувство, но это им не удалось.
Сделав из парашюта носилки, они положили на них капитана Хлобыстова и доставили его в наш морской госпиталь.
Тяжелые дни
30 мая. Хмурое утро. Сильный северный ветер низко гонит грязно-серые облака. Баренцево море вздыблено волнами.
Большой конвой кораблей приближался к берегам нашей Родины. Он шел издалека.
Оставалось пятьдесят миль, а там - Кольский залив и Мурманский порт. В трюмах кораблей был ценный груз.
Чтобы потопить корабли, фашисты бросили свою авиацию бомбардировщиков, торпедоносцев, под сильным прикрытием истребителей. С кораблей пришла тревожная радиограмма. Моряки просили помощи.
Командир полка Борис Сафонов решил сам лететь во главе четверки. Больше исправных самолетов не оказалось.
В это время мы летали на американских и английских истребителях, полученных по ленд-лизу. Это были устаревшие "киттихаук" и "хаукер-харрикейн" - истребители с невысокими боевыми качествами, а главное - с изношенными моторами и без воздушных фильтров.
