Эта Шакаман-гора людьми обитаема была. Жители горы ничем другим не питались, кроме птичьего мяса. Все они поэтому охотниками были, очень метко по птицам перелетным стреляли, — редкостью было, чтобы кто-нибудь, целясь в самую быстролетную птицу, не подстрелил ее. Если у кого-нибудь неудача бывала, надолго оставалось имя его позором покрытым. Жила на той горе Шакаман старуха одна со своим сыном. Когда гусь, алпамышев посол, в сторону калмыцкой страны летел, сын старухи этой охотился за ним, — стрельнул в него, но стрела только подранила гуся — и он улетел с поврежденным крылом. Потому-то и упал он в зиндан к Алпамышу. Опозорился тогда сын старухи, слава худая про него в народе пошла. Очень был огорчен молодой охотник, так что даже заболел, в постель слег — и чахнул с каждым днем… Лежит он так в постели, слышит однажды — гусь гогочет, — голос у гуся знакомый! Тот это гусь! Как ни болен был охотник, сразу легче стало ему. Поднял он голову с подушки — и матери своей говорит. — Прилетел опять тот самый гусь — мой враг! Слышу я, гогочет где-то он, дурак. В сердце я ношу позора черный мрак, — Гуся упустить нельзя теперь никак! Ты мой лук и стрелы приготовь-ка, мать, — Я пойду свою ошибку исправлять. Я тебе скажу, что этот гусь хромой — Лучшее лекарство, лучший лекарь мой! Знай, что без него я не вернусь домой!.. Так он сказал, а старуха тоже слово ему в ответ говорит: — Шахи к шахам шлют своих послов-эльчи Разъезжают с ними толмачи-тильчи, Гусь твой — одного батыра арзачи. Знай, что все эльчи, тильчи и арзачи Неприкосновенны всюду быть должны: Их убийц в любой стране убить должны. Гуся-арзачи, сынок, не убивай! Ведомо мне стало, тот батыр — султан, Он в стране враждебной заточен в зиндан. Гусь-ходатай пленного батыра чтит, Он с его письмом в его страну летит. Если от твоей руки погибнет гусь, Завтра я в одежды скорби облачусь, — Сам не в свой черед погибнешь ты, клянусь! В гуся-арзачи, сынок мой, не стреляй, Муки испытать меня не заставляй, Всех своих друзей, мой сын, не огорчи, Радости своим врагам не прибавляй. Ой, сынок, не трогай гуся-арзачи! Услышал охотник слова матери своей, рассердился — и такими словами ей отвечает: — Так ты облегчаешь мне страданья, мать? Из-за гуся столько бормотанья, мать! Если так, — умрешь без покаянья, мать! Этот гусь, э, мать, не твой ли нежный друг? Что ты из-за птицы всполошилась вдруг? Сына ты бросаешь в пламя адских мук, Лишь бы гусь какой-то мог существовать. Видно, гусь тебе дороже сына, мать! Я твоих пророчеств глупых не боюсь, — Свел тебя с ума, как видно, этот гусь!.. С этими словами с ложа он встает, — Лук берет и стрелы в саадак кладет, Из дому на голос гуся он идет, Скрытно по ущелью выше все бредет. Отдыхает гусь — опасности не ждет, Уморился он — себя не бережет. А стрелок все ближе — и вот-вот стрельнет… Видит старуха, что сын ее к самому гусю уже подбирается, и гусю беспечному такие слова вдаль прокричала: — Ты растай-истай, глубокий снег, в горах! Вражий труп, изгнив, да превратися в прах! Ты не гогочи, крылатый арзачи! Позабудь беспечность, вспомни смерти страх! Без раздумья в небо взвейся, поспеши, — Стережет тебя твой злейший враг в тиши! Он тебе не виден, сам ты на виду, — Отвратить хочу я от тебя беду. Злой твой враг — мой сын, охотник удалой. Он тебя подстрелит меткою стрелой, — Насадив на вертел, сжарит на огне, — Сжарит он тебя — и съест на горе мне. Гусь, не доверяй коварной тишине,— Как бы не погиб ты по своей вине! Я сказала сыну: «Этот гусь — посол, Смерть посла — источник смертных бед и зол!» Все-таки мой сын тебя убить пошел. Мой совет — скорей лети, покуда цел: Сын мой, недруг твой, уже берет прицел! Гусю так старуха скорбно говорит. Сын ее в укрытьи за жертвой следит. Лук тугой напружен, тетива скрипит, С тетивы стрела как молния летит, — Будет через миг беспечный гусь убит! Но и миг не минул — гусь уже и сам Молнией взлетает с места к небесам, А стрела, что в гуся пущена была, Цели не найдя, в расселине легла. Гусю так в беде старуха помогла! Входит в дом — берется за свои дела. Сын ее от горя снова занемог, Думает: «За что меня обидел бог!» Сам не свой, придя домой, свалился с ног, От подобной неудачи, бедный, слег!.. А счастливый гусь меж тем летит вперед, Он под облаками свой стремит полет, — Здесь его стрелой никто не подшибет, Если только хищник злой не заклюет. То назад глядит он, то глядит вперед, Смотрит влево, вправо — и летит вперед: Струйками стекает с перьев гуся пот, — Гусь летит в Конграт, исполненный забот. Э, в страну Конграт не близок перелет! Он перелетел уже немало гор, — Край Конгратский видит зоркий птичий взор. Закружился гусь — и смотрит вниз, внизу Озера Бабир он видит бирюзу! Наземь он спустился, меж верблюдов сел: Гусь принес в Конграт батырскую арзу! Сел гусь на том месте как раз, где Калдыргач-аим верблюдов пасла. Похаживала она туда-сюда, держа за руку своего любимца Ядгара, и сама про себя такие слова говорила: — Гордостью страны он был в былые дни, Радостью он был для всей своей родни, — Без него теперь, ягненок-Ядгарджан, Мы с тобой в такой большой степи — одни! Ты отца лишен, я — брата лишена. Имя твое чтить я до смерти должна, — В память об отце зовешься ты «Ядгар». Рухнул он, конгратский царственный чинар, — Молнии какой сразил его удар? Ты, росток его, цвети, мой джан-Ядгар!.. |
