Литмир - Электронная Библиотека
Много снаряжается арб,
В арбы нагружается скарб,
Все, в чем на постройке нужда,
Всякие орудья труда,
Харча и питья — на года,
Грузятся и деньги сюда,
Мастера и люди труда.
Караван — арба вслед арбе —
Отправляется к Мурад-Тюбе,
Арбы амальдары ведут.
Сурхаиль — исчадье вреда,
Важничает, чином горда;
Все ей повинуется тут.
Сорок с нею девушек, — все
Первые в стране по красе,
Все они в шелку, в кармазе,
Все они игриво-нежны,
Все, как кипарисы, стройны, —
Взглянешь — не в своем ты уме!
Все они игрой на нагме
Мастерицы душу пленять.
Сурхаиль для козней своих
Повезла красавиц таких.
Обреченный тот человек,
Кто вкусит их девичьих нег!..
Едут они, едут себе, —
Входит караван в Токайстан,
Приближается к Мурад-Тюбе.
Стали они тут на ночлег…
Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года) - i_014.jpg

Невдалеке от Мурад-Тюбе, в Чилбирской степи, приказала Сурхаиль расчистить место для замка. Долго ли, недолго ли поденщики и мастера на постройке трудились, замок возвели, башни его стальными зубцами оковали, пороги золотом облицевали, ворота — краской золотой покрыли, все видные места жемчугами, рубинами изукрасили. Когда замок закончили, прибыл туда и сам шах калмыцкий. Мастеров и рабочих людей отпустили, — пир устроили. Арака крепкого, зелья сонного много с собой из столицы привезла Сурхаиль. Часто приезжать стал шах калмыцкий с воинами, обо всех делах со старухой советовался. «Если узбекский бек Алпамыш узнает, что с Байсары стало, обязательно приедет сюда, — тут-то мы и словим его». Так между собой порешили они. Сурхаиль что ни день на Мурад-Тюбе поднималась — в подзорную трубу свою направо-налево поглядывала, — не видать ли узбеков…

Байсары между тем при собственном скоте сиротой жил. Видит он однажды — караван какой-то проходит. Бросил он стада, навстречу караванщикам побежал, такие слова говорит их старшему, караван-баши.

— По свету ты ходишь, караван-баши!
Все твои пути да будут хороши!
Из какой страны ведешь свой караван
И в страну какую, караван-баши?
Сердце на огне страданий сожжено:
Чужеземцем стать мне было суждено…
Путь куда ты держишь, караван-баши?
Господом два глаза было мне дано,
Сделал он из двух четыре мне давно,[28]
Сколько ни смотрю — со стороны родной
Помощи себе не вижу все равно.
Говоря со мной, уйти ты не спеши, —
Жалобу мою поведать разреши.

Выслушав слова Байсары, караван-баши так ему ответил:

— На твои слова такой ответ я дам:
По купеческим я странствую делам, —
Прохожу по разным странам-городам.
Здесь я покупаю, а сбываю там.
Родом из канджигали я буду сам.
Со страной калмыцкой давний торг веду,
Из столицы Тайча-хана я иду.
В срок, бог даст, в Байсун обратно попаду.
Ценный у калмыков я купил товар:
Много вьюков тканей я везу в Байсун.
Бархат, холст везу и кармазу в Байсун.
На байсунский все я выпущу базар,
Бог даст — неплохой барыш я получу.
Меньше даст аллах — и то я буду рад.
По таким степям скитаясь, говорят:
«Кто живым пришел и не понес утрат,
Отдыху в родной стране, как чуду, рад».
А моя страна — как раз Байсун-Конграт.
Вижу я, что ты — несчастный человек.
Вижу — ты унижен и обижен здесь.
Если по рожденью ты, как я, — узбек,
У тебя ко мне какая просьба есть?
Ты кому в Конграт подать желал бы весть?..

Словам караван-баши обрадовался Байсары и так сказал ему:

— Знай, добрый человек, что сородичи, земляки мы с тобой, — сам я тоже из Байсуна, Байбури-бию прихожусь родным братом, Байсары — имя мое.

Рассказал Байсары караванщикам, из-за чего он к калмыкам откочевал, все злоключения свои поведал им, изложил просьбу свою караван-баши:

— Челобитную мою брату моему Байбури передай, о горестном моем положении поведай ему, пусть размолвку давнюю забудет, пусть поможет мне выбраться из чужбины.

Только он это сказал, тут же и пожалел, подумал: «Нет, не могу перед братом так унизить себя — прощеная у него просить: не я его, он оскорбил меня». Все еще не угасла обида его на Байбури, все еще не утерял он гордыни своей, даже и униженным будучи. Говорит Байсары старшему караванщику:

— Ошибочно сказал я тебе слово свое — за обиду не посчитай, — просьбу мою изменить разреши: не бию Байбури, брату моему, а дочери моей Ай-Барчин просьбу мою доставь. В ее собственные руки письмо мое передай, что видел глазами своими, то своими словами тоже ей поведай.

Выслушали караванщики слова Байсары, тут же при нем на бумагу их записали, обещание ему дал караван-баши вручить письмо Барчин-ай. Отправились караванщики дальше своим путем. Остался опять одиноким Байсары, долго с расстроенным сердцем стоял он, вслед каравану глядел…

Караванщики своим путем идут.
Мерно за верблюдом шествует верблюд,
Жвачку на ходу животные жуют,
На горбах тюки с товарами несут.
Люди на верблюдах разговор ведут:
— Этот Байсары, гляди, чем стал он тут!
Как дервиш теперь — он изнурен и худ.
Не хотел платить в Конграте он зякет, —
Поселился здесь — всего богатства нет!
На чужбине столько испытавши бед,
Он своей родне решил послать привет.
Но пока на помощь кто-нибудь придет,
Он, пожалуй, здесь, в чужой земле, сгниет!..
Караван меж тем все движется вперед,
А за караваном пыль столбом встает.
Ночь идет за днем, за ночью день идет, —
Караванный путь неблизок и нескор.
Переваливая через столько гор,
Люди на дорогу устремляют взор:
Может ведь нагрянуть и разбойник-вор.
Станут на привале — выставят дозор.
Где им питьевая встретится вода,
Там и отдыхать стараются всегда.
Песню ль заведут, начнут ли разговор, —
Разговор порою переходит в спор.
Хоть еще конца дороги не видать, —
Дай бог быть живыми и товар продать, —
Любят уж заране прибыли считать.
Так между купцов ведется с давних пор.
А уж где барыш, там спор да перекор, —
Слово невпопад — и начался раздор.
Надо же в дороге время коротать!
К вечеру, смотри, они дружны опять.
Если ночевать в пути решат они,
Чем ни есть себя вооружат они.
Если близко звери, разведут огни.
А с рассветом снова в путь спешат они.
Хорошо, коль ночью светит им луна,
А бывает так, что ночь темным-темна,
Местность для ночлега кажется страшна,
И решат они без отдыха итти,
И задремлют, сидя на верблюдах, все,
Разбредаются, сбиваются с пути, —
Просыпаются — лишаются ума:
Караван разбился, нет дороги, тьма!
Кое-как друг друга созовут потом,
Вновь свою дорогу обретут с трудом.
Сколько им терпеть приходится невзгод!
Дни едут за днями, месяцы идут, —
Караванщики в страну Байсун бредут.
Вот уже пред ними край родной простерт,
Сладко пахнет дымом соплеменных юрт,
Соплеменников они встречают тут.
Видя их, народ на перекрестках ждет,
Весть об их прибытьи впереди идет:
«Караван пришел, товары нам везет!»
Каждый встречный им поклоны отдает,
Кто проедет мимо, кто сойдет с седла, —
Спросит, не была ль дорога тяжела,
Каково здоровье, каковы дела,
Что, мол, привезли, где постоянный дом?
Так поговорят еще о сем, о том,
С ними распрощавшись, как друзья, потом.
Эти люди тоже все — и стар, и юн —
На базар идут в тот самый град Байсун.
Будет каравану, — люди говорят, —
В этот день базарный очень рад Байсун.
Караванщики приходят в Байсун-град,
Заворачивают в караван-сарай, —
Здесь расположившись, попивают чай.
Будь благословен отцов священный край!..
Встречу с Байсары припомнив невзначай,
Караван-баши письмо его берет,
Спрашивает, где бий Байбури живет.
Человек большой известно, где живет, —
Сразу указали место, где живет.
Караван-баши с письмом туда идет,
Он в давлат-хану[29] приходит, во дворец,
Ждет в жилав-хане приема наш купец,
Амальдарами он спрошен, наконец:
«У тебя, мол, к нам какое дело есть?»
Караван-баши: «К Барчин имею весть».
«Ты скажи, какая весть к Барчин-аим, —
Весть твою мы сами ей передадим…»
Караван-баши в ответ им так сказал:
— Я через страну калмыков проезжал,
Караван товаром разным нагружал.
Бая Байсары пришлось мне встретить там, —
Очень он несчастен, этот бай, — скажу.
Я — купец, приехал по своим делам, —
Много говоря, теряю время зря.
Три-четыре слова Барчин-ай скажу.
вернуться

28

Сделал он из двух четыре… — то есть смотрел пристально, как бы четырьмя глазами.

вернуться

29

Сказитель представляет себе Байсун как ханскую столицу, с базарной площадью, ханским «управлением» («давлат-хана») и т. п., по типу среднеазиатских городов старого времени.

48
{"b":"189177","o":1}