Еще пара воинов Змеи погибла под огненными стрелами, которые летели вниз, словно светлячки. Тарн развернулся и уполз обратно за возвышение, чтобы вернуться в лагерь Голгофа и сообщить о том, что увидел.

Если состоится битва, какой хочет Голгоф, то в ней вряд ли кто-то выживет. Тарн понимал, что сам он, скорее всего, не войдет в число уцелевших. За последние недели он слишком часто выезжал на своей удаче. Но ему было все равно. Большинство людей рано или поздно умирают, и если есть битва, в которой ему суждено найти свой конец, то это именно она.

Ночь была днем для авточувств. Командир Деметрий из ордена Насильников веселился, глядя на низших, неулучшенных людей, которые думали, что тьма дает им преимущество. Со своего наблюдательного поста на внутренних стенах Крепости Харибдии он видел стрелы, летящие вниз с края города на каких-то вражеских лазутчиков. Быть может, несколько человек и вернутся к врагу с информацией о городской обороне, но что такого они могут рассказать? Во многих зданиях и на перекрестках стоит гарнизон из множества солдат, которых достаточно, чтобы отбить любых захватчиков. И даже если враги знают, что четыреста космических десантников-Насильников стальным кольцом окружают крепость леди Харибдии, к тому времени, как хоть кто-то из них доберется настолько далеко, их останется немного, и силы их практически иссякнут. Деметрий думал, что это будет неплохое развлечение для людей, которых он оставил позади, на защите крепости. Впрочем, добыче, на которую он устроит облаву, будет не так весело.

Массивное металлическое тело Деметрия задвигалось, разминаясь. Он ощутил вес штурмовой пушки и извивы живых щупалец нейробича, вложил дымовые гранаты в метательные устройства на верхней грани своего панциря, чувствуя, как яйцеобразные емкости наполняют пазы, покрутил стволами пушки. Боеприпасы тяжелого калибра приятно заструились в магазины. Деметрий с нетерпением ждал битвы, ожидание пронизывало его целиком, от влажного центра из плоти до чувствительных пластин армапласа, защищающих его саркофаг.

Некогда он испытывал ужас при мысли, что его могут похоронить в холодном как лед керамитовом ящике, где он утратит способность чувствовать то, что давало ему причину убивать. Но нервная система Деметрия отказалась отрекаться от жизненно важного наслаждения болью и проросла, словно корни, в материал доспеха дредноута, сделав его куда более чувствительным к ощущениям битвы, чем в бытность здоровым космическим десантником. Да, это будет хорошая драка. Он тосковал по огню, выжигающему краску с доспехов, и крови, брызжущей на его мастерски выточенные бронепластины.

— Командир? — прозвучал голос в воксе Деметрия. Деметрий повернулся и увидел технодесантника Клаэса, чья серворука, снабженная десятью дрелями, слепо тянулась в воздух над его наплечником.

— Технодесантник. Мы готовы?

— Флот подготовлен. Они так проголодались, что понадобились определенные усилия, чтобы пробудить их и накормить. Но теперь они могут подняться на крыло в ближайший час.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты был с нами, Клаэс. Нам не добиться успеха без флота, а он слушается тебя больше, чем всех остальных.

— Я горд служить.

— Будешь гордиться, когда отродье Кровавого Бога умрет, Клаэс. Пока что наслаждайся битвой и помни, в чью славу сражаешься.

Клаэс кивнул головой, скрытой шлемом. Как и многие Насильники, он никогда не снимал даже часть доспехов — Слаанеш был благосклонен к ордену и часто менял тела его воинов таким образом, что ощущения и удовольствия становились более непосредственны. Никто точно не знал, как именно теперь выглядит Клаэс — и именно поэтому, как и по другим причинам, Насильники были возлюблены Слаанешем. Каждый космический десантник был храмом Богу Наслаждений, его плоть была священна и неосквернима, и демонстрировать эти благие мутации было все равно, что распахивать дверь храма каждому встречному. Деметрий и сам редко открывал свой истинный облик, спрятанный под массивной бронированной оболочкой тела дредноута. Делал он это только в присутствии тех, кто поистине воплощал идеалы Слаанеша, как леди Харибдия, или же перед великим врагом перед тем, как убить его.

— Значит, отряд уже отобран, командир? — спросил Клаэс.

— Лучшие из лучших, — прогромыхал Деметрий сквозь вокс-динамики дредноута. — Койвас. Хаггин. Большая доля штурмовых частей. Много стали, много жажды битвы, — Деметрий повернулся и посмотрел на город — миллионы огней и сверкающие моря наконечников копий. — Проведи оружейные ритуалы для боевых братьев. Они должны чувствовать каждую пулю, которую выпускают. Еще очень долго на Торвендисе не будет боя, подобного этому.

Клаэс спустился с укреплений и отправился благословлять болтеры и доспехи Насильников, дабы Слаанеш мог направить все, что чувствует снаряжение, прямо в душу его носителя. Сейчас Хаггин начнет преданно бормотать молитвы, а Койвас — наполнять свой организм смесями боевых наркотиков, к которым он уже практически приобрел иммунитет. Члены отделения Девриада будут вырезать клятвы на доспехах друг друга. Каждый Насильник скоро задрожит от предвкушения битвы, ибо Слаанеш предопределил, что все они увидят кровопролитие еще до следующего захода солнца, и те, что остались оборонять крепость, и те, что присоединились к Деметрию для исполнения священной миссии самой леди Харибдии.

Это будет хороший день, подумал Деметрий. Один из лучших.

Леди Харибдия посмотрела с балкона вниз, на собрание провидцев и чародеев. Их согнали со всего города и привели сюда, в проездную башню крепости — молодых и старых, уродливых и нетронутых мутациями, мужского, женского и всех разновидностей среднего пола. Толпа внизу насчитывала сотни человек, и очень немногие из них знали, зачем они здесь. Высокие каменные стены башни отбрасывали тень на собрание, и они дрожали от холода во мгле. Большую их часть вытащили из постелей и погнали по улицам к крепости. Некоторые, кого нашли в куполах удовольствий, до сих пор были обнажены и раскрашены.

Леди Харибдия требовала, чтобы шпионы вели записи о всех, кто родился с колдовскими талантами. Она предвидела, что они понадобятся ей для подобного случая, потому что ей хотелось знать, с кем она борется, и лучшим способом узнать это было спросить самого врага. Для этого требовался большой запас тех, кто был рожден с магией в крови.

Те немногие колдуны, что увидели и узнали ее, сжались и побледнели.

За леди Харибдией на почтительном расстоянии тянулся шлейф мудрецов, утопающих в пышных мантиях. Леди нетерпеливо взмахнула рукой, и они заторопились вперед, бормоча священные слова и делая сложные жесты руками. Мутный белый свет, словно бледная вуаль, упал на толпу внизу — некоторые заскулили от страха, другие начали шептать собственные спасительные молитвы.

— Вы нашли его? — спросила леди Харибдия у мудрецов.

Одного из них вытолкнули вперед, и он заговорил:

— Да, моя госпожа. Это было несложно, мы чуем его запах даже отсюда.

— Хорошо. Вы готовы?

— Последние несколько слогов, и мы закончим, моя госпожа.

— Тогда действуйте.

Еще несколько мгновений, и заклинание сработало. В воздухе перед леди Харибдией замелькали очертания и световые пятна, подпитываемые энергией невольных колдунов и сфокусированные при помощи знаний ее мудрецов. Изображение стало резче и приобрело форму человека, затем деформированного человека, затем чего-то совершенно нечеловеческого. Из спины и лба существа торчали странные наросты. С него лилась тошнотворная энергия чистого зла. В толпе раздались низкие стоны, самые старые и немощные рухнули замертво, осушенные голодным до жизненной силы заклинанием.

— Ха! — воскликнул образ. — Она смотрит! Она видит! Она видит свою смерть!

— Ты — тот, кто называет себя Сс’лл Ш’Карр, — холодно сказала леди Харибдия.

Образ сгустился и приобрел облик князя демонов в настоящий размер. Он возвышался над балконом, выставив огромную звериную голову из нимба силы, образующего магическое окно провидения. Он тоже мог ее видеть.