— Разумеется. Мейп?
Мейп вздрогнул, как будто только что проснулся.
— Что мы можем взять от населения?
Мейп пошарил в своих слишком просторных, грязных, темно-бурых одеждах и вытянул наружу листки пожелтевшей бумаги.
— Ко… количество пригодных к службе горожан значительно превышает миллион, из них половина подходит для насильственной вербовки, примерно то же для рабочей силы невольников…
— Можно ли их мобилизовать?
Мейп снова начал копошиться, рассыпая бумаги по плитам пола.
— Триста тысяч годных для боя солдат, по данным последней переписи.
— Подойдут, чтобы умирать на баррикадах, — сказала Кадуцея.
— Это они и будут делать, если понадобится. А рабы?
Мейп продолжил, говоря все быстрее и быстрее.
— Они пойдут в бой так же, как работают в шахтах. Из-под плети, умирая. Препятствие, не более, но их будут сотни тысяч…
Речь Мейпа перешла в бессвязное бормотание.
— Подготовьте надсмотрщиков, — приказала леди Харибдия. — Надо, чтобы они могли и хотели вмиг поднять стены из рабской плоти, если понадобится. Но пусть не прекращают труды, город не должен испытывать нехватку удовольствий, пока мы ждем следующего шага наших врагов.
Леди Харибдия поднялась во весь свой впечатляющий рост, увеличенный за счет добавочных позвонков.
— Вы получили приказы. Закройте мой город и уничтожьте эту чуждую заразу.
Советники покинули зал: мудрец поспешным бегом, Деметрий — тяжко топая, Кадуцея — скачками, как хищное животное. Леди Харибдия оставила над столом мерцающее изображение голомата. Ее город был прекрасен — сверкающая самоцветная короста на поверхности крупнейшего континента Торвендиса, открытая рана, что истекала благодатью в темный мир. Блестели огни, сверкали серебряные нити подвесных мостов на фоне черного бархата глубоких карьеров. Крепость была словно бриллиант в серебряной оправе, идеальный и драгоценный камень.
Как кому-то могло вздуматься навредить такому шедевру? Неисповедимы пути Кровавого Бога, но его страсть к разрушению для леди Харибдии прямо противоречила самой простой логике. Это был бог, который отказывался от истинного поклонения и принимал только ересь — резню и уничтожение во имя его. Последователи этого божества были примитивны и больше похожи на животных. В те времена, когда Торвендис был в руках поклонников Кровавого Бога, война захлестывала планету, подобно огненным волнам, уничтожала все, чем стоило править, истребляла все народы, которые можно было поработить, и оставила после себя занесенный пеплом мир, который надо было завоевывать заново. От этих времен остались многослойные поля сражений, истекающие ненавистью и болью — источники дурманящих голову наслаждений, которые леди Харибдия могла извлечь из земли, но вместе с тем живые напоминания об аде, который Кровавый Бог именовал властью.
Образ голомата мигнул и потускнел, сквозь молочное ночное небо стало видно черные колонны зала. Потом он задрожал и отключился, когда старые электросхемы выгорели.
Город не угаснет и не умрет. Самая усердная прислужница Слаанеша продолжит добывать из Торвендиса священные удовольствия во имя своего бога. Она поклялась, что ее не остановит ни варвар, ни демон. Ведь она, в конце концов, высшая жрица Слаанеша, и этот город — ее церковь. Она исполнит свой святой долг, а все, кто встанет на ее пути, по иронии, получат в дар последнее наслаждение смерти.
За всю свою жизнь Голгоф никогда не думал, что настанет день, когда он действительно войдет на землю, подобную этой. Царство леди Харибдии было священным местом, куда он не был приглашен. Он чувствовал себя, как ребенок, нарушающий запрет. Так же он чувствовал себя, когда пошел убивать своих первых врагов и прокрался на поле боя, не достигнув должного возраста.
Святая земля была сухой, растрескавшейся, безжизненной. Там и сям из почвы медленно поднимались куски зданий, сводчатые галереи с колоннами, мощеные площади — или снова сливались с нею. Утреннее небо было окрашено в яркий желтый цвет, пронизано пурпурными полосками у горизонта, и на нем горела дюжина солнц, соревнуясь с пестрыми пятнами туманностей и яркой белой точкой неугасимой Песни Резни.
В отдалении высился город, его странные луковицеобразные башни кренились под безумными углами, и даже с такого дальнего расстояния Голгоф мог разглядеть длинные цепи, которые поддерживали некоторые из них, и тонкие подвесные мосты между ними. Под башнями чернели пятна глубоких карьеров. Даже сейчас, в разгар дня, в нижней тьме виднелись точки света.
Между Голгофом и городом бушевала битва, если ее можно было так назвать. Варварская орда хлынула через брешь, пробитую Ш’карром, и вторглась в запретный центр владений леди Харибдии. Демоны преследовали тех, кто обитал на окраинах города — падальщиков и бедных крестьян, которых просто увлекли за собой волны отступающих легионов. Варвары поразвлеклись с немногочисленными легионерами, оставленными позади, но не теряли времени, готовые продолжать то, что из катастрофы превратилось во вторжение. Голгоф поразмыслил над тем, как его грандиозный самоубийственный порыв перешел в нечто совершенно иное. Он собрал племена вместе, но вместо того, чтобы уничтожить их в наказание за слабость, он, получается, предпринял первые шаги к возрождению могущества?
Рабов леди Харибдии плетями согнали на путь захватнической армии и собрали в огромную тесную толпу, половина которой была безоружна, часть одета в лохмотья, а большинство были практически нагие. Хат насчитал десятки тысяч невольников, но к тому времени, как варвары нагнали демонов Ш’Карра, половина рабов была мертва.
Битва подходила к концу. Тонкая белая линия бледных истощенных рабов с каждой секундой становилась все меньше, сокрушаемая черной массой варваров. Стаи серокожих демонов прыгали там и сям, упиваясь кровью.
Происходило нечто необыкновенное. Они не просто безжалостно уничтожали препятствие, брошенное против них леди Харибдией — они создавали альянс. Голгоф наблюдал за фронтом с некоторого расстояния, откуда битва казалась почти абстракцией, и приходилось стараться, чтобы представить, что эта бледная, едва различимая линия сопротивления состоит из людей. Но он ясно видел смысл победы. Люди и демоны сражались бок и бок, и сложно было сказать, кто сильнее стремился покарать леди Харибдию.
Земля затряслась, тень накрыла солнца позади Голгофа. Он повернулся и увидел возвышающуюся над собой громаду Сс’лла Ш’Карра, размером, казалось, с гору. Скрежещущие и движущиеся механизмы в его коже истекали дождем крови и машинного масла. Когтистые лапы были по локоть покрыты запекшейся кровью, и кровавые потоки текли от его мясистых жвал.
— Ты, — сказало существо чудовищным голосом, от которого содрогалась земля, — их король.
Голгоф задрал голову, чтобы увидеть демона целиком. Говорили, что это действительно Сс’лл Ш’Карр — даже Голгоф, который не мог назвать себя много знающим человеком, слышал, как рассказчики историй с благоговением шептали это имя, когда повествовали о царствии безумных кровожадных монстров и тираническом лорде-демоне, который правил ими. Теперь создание, называющее себя этим самым именем, возвышалось над ним.
— Да, — ответил он.
Жвала Сс’лла Ш’Карра искривились. Голгоф счел это улыбкой.
— Кровавый Бог доволен. Много крови! Хороший прием, хорошее пробуждение!
Он засмеялся, и поршни начали выдвигаться из-под окровавленной кожи на его груди.
— Владыка Ш’Карр, — Голгоф пытался совладать со своим голосом, чтобы он не дрогнул, — мы завоевали больше, чем смели надеяться. У нас общий враг?
Ш’Карр обратил многочисленные глаза на бушующую битву, к далекому городу. Он сплюнул наземь тяжелый дымящийся ком кипящей крови.
— Бог слабой плоти! Принц холодной крови! Я правил настоящим миром. Бог плоти правит тенью. Эта язва слабости ничего не знает о силе! О ярости! — Ш’Карр стиснул кулаки и сердито захлопал широкими металлическими крыльями под вой шестеренок и моторов. — О власти! О смерти!
