Тайна катаров так и осталась до конца не разгаданной. Местные жители окружили эту историю флёром загадочного мистицизма, что, впрочем, не удивительно. Жители Пиренеев всегда любили красивые истории. Сегодня можно услышать, что будто бы в Вербное воскресенье, в то время, когда священник служит мессу, в одной из Пиренейских гор открывается проход, ведущий в самые её недра, к месту, где спрятаны сокровища катаров. И если кому-то удастся попасть туда, то откроется великая тайна, но искателю надо быть осторожным. Если он не покинет пещеру раньше, чем священник закончит мессу, вход в подземелье захлопнется, и несчастный навсегда останется в недрах горы. Смерть, которая его ждёт в этом случае, будет страшна — он погибнет от укусов змей, охраняющих клад. Рассказывают ещё, что четверо катаров, вынесшие клад из Монсегюра, были потомками тех самых друидов, которые спасли людей от неизвестной смертельной болезни, посоветовав им утопить всё золото в ближайшем озере.
После падения Монсегюра оставалось ещё три замка, где укрывались еретики, среди которых был знаменитый Керибюс. Владелец крепости Шабер де Барбера, чей герб с поднявшейся на дыбы лошадью олицетворял сопротивление, отчаянно выдерживал натиск французов до 1256 года.
Гонимые катары находили убежище в лесах и пещерах. Инквизиторы охотились на еретиков, как на животных, специально натаскивая на них гончих собак. Жизнь опальных «совершенных» была на грани человеческих возможностей, но предать свою веру они не желали, обрекая тем самым себя на ужасный конец. Отстаивать свою веру мечом, как делали представители многих других религий, не позволяли им внутренние убеждения. Терпеливо сносили они раны и смерть, не поднимая руки в свою защиту. Они не могли убивать, потому что проповедовали Любовь.
Чтобы избавиться от мук, отдельные катары предпочитали уйти из жизни добровольно: они ложились и отказывались принимать пищу, ожидая наступления конца.
Бесчинства инквизиции не имели границ, и это ещё раз убеждало катаров, что человеческий мир — порождение Сатаны. Невзирая на гонения, «совершенные» всё же находили мужество проповедовать. Их ловили и сжигали, но они упрямо делали своё дело.
Более восьмидесяти лет после падения Монсегюра продержались катары в Лангедоке, скрываясь в труднодоступных пещерах Пиренейских гор. Последние 500 «совершенных» нашли свой дом в пещере Ломбрив, на левом берегу реки Арьеж. Они жили вдали от всех, полностью закрывшись от внешнего мира, проводя время в молитвах. Инквизиция, узнав об их тайном убежище, с невообразимой жестокостью обрушила на них свой гнев: они замуровали вход в пещеру огромными валунами, заставив катаров умирать медленной смертью от голода и жажды. Это случилось в 1328 году. Трагедия в Ломбрив положила конец существованию церкви катаров. Отдельные еретики, укрывавшиеся за пределами Лангедока, ещё какое-то время проповедовали, но о катарах как о централизованной церкви уже больше никто не слышал.
К моменту падения Монсегюра Лангедок, лежащий за линией Луары и Роны и говоривший на провансальском языке, представлял собой тринадцать независимых частей, из которых каждая имела своего государя. Одним из них был граф Тулузский, чей удел был весьма значительным — во всяком случае, до нашествия на Лангедок французов. К 1244 году граф Тулузский сохранил права на отдельные земли, но в его мечтах было вернуть утраченные владения и, конечно же, прогнать французов, навязывающих своё господство в Лангедоке.
Почти всю свою сознательную жизнь он посвятил борьбе с завоевателями. Возвращая себе захваченные земли, он на какое-то время становился полноправным государем, но потом вновь терял завоёванное. Восстания сменялись затишьем, победы — поражением, и так длилось бесконечно долго. Он устал от бессмысленной борьбы и потерял счёт церковным отлучениям. В конце жизни он смирился со своей участью. Жизненные неудачи сломили его.
Раймонд VII примирился с Церковью и стал ревностным католиком. Странно было видеть, как радикально изменился этот человек. Некогда защитник катаров, Раймонд перешёл на сторону их самых жестоких гонителей. С какой-то непонятной яростью он вымещал досаду на несчастных еретиках, приказывая вылавливать их и жечь без всякого сожаления. В местечке Берлег, недалеко от Ажена, были схвачены восемьдесят катаров. Граф, теперь уже ярый католик, присутствовал на суде инквизиции. Еретики отреклись от своих заблуждений, и по закону их следовало обречь на покаяние и заточение, однако по настоянию графа Раймонда Тулузского они были сожжены. Всеми своими поступками он будто доказывал римской Церкви, что является фанатично верующим христианином. Однако Церковь не пыталась даже делать вид, что отвечает ему взаимностью, хотя папа Иннокентий IV и похвалил рвение графа. На просьбу Раймонда похоронить своего давно умершего отца Церковь ответила отказом. Как ни старался Раймонд обелить его от ереси, ни одна попытка не увенчалась успехом.
С каким-то безысходным равнодушием он доживал свой век. Усугубляло это состояние и то, что Раймонд не имел наследника. Передать титул графа Тулузского было некому. В нескольких своих браках он смог обзавестись только дочерью Иоанной, которую давно уже выдал замуж за Альфонса, брата французского короля.
Раймонд VII был болен с осени 1248 года. В июле 1249 года он, невзирая на плохое состояние здоровья, прибыл в портовый город Эг-Морт, откуда отправлялись французские крестоносцы в Святую Землю. Граф хотел в последний раз посмотреть на свою дочь, отъезжающую в Египет с мужем Альфонсом. Он благословил их и с грустью смотрел вслед судам крестоносцев, пока они не скрылись за горизонтом.
Раймонд так и не смог вернуться в Тулузу. Смерть настигла его по дороге в маленьком городке Милью, что расположился на реке Тарн. 23 сентября он продиктовал завещание, прося похоронить его в аббатстве Фонтевро, где покоились его мать Элеонора Аквитанская и его дядя Ричард Львиное Сердце (Генрих II Плантагенет). Своей наследницей он объявлял дочь Иоанну.
27 сентября Раймонд скончался. Его тело положили в деревянный ящик и отправили по реке Гаронна в монастырь Парадиз в Аженуа. Покойного везли через Тулузу, и народ искренне оплакивал своего господина, понимая, что вместе с ним хоронит свою независимость и свободу. Каким бы ни был в последние годы их государь, народ пытался оправдать его неблаговидные поступки. Несмотря ни на что граф Тулузский оставался в их сердце истинным патриотом своей родины.
Весной 1250 года тело последнего графа Тулузского было перевезено в аббатство Фонтевро.
После смерти Раймонда, казалось, французы могли вздохнуть свободно: наконец-то они освободились от строптивого соперника. Но радость их была преждевременна. Как бы ни был сломлен граф неудачами, он всё же смог взять у противника реванш. Не так-то прост оказался граф Тулузский. Завещание, составленное им перед смертью, путало все карты французов.
Согласно этому документу, удел Раймонда переходил к его дочери Иоанне как прямой наследнице, а вовсе не к её мужу Альфонсу, на что рассчитывали французы. Это означало, что графство оставалось достоянием Иоанны, и по существующим римским законам, действующим в стране, она могла отдать этот удел в случае смерти мужа и за неимением детей кому угодно, хоть Германии, хоть Англии. Конечно, пока Иоанна была замужем за Альфонсом, графством управлял бы её муж. Но реально он не был его владельцем. Такое положение вещей не устраивало Францию в принципе, она желала, чтобы удел Раймонда отошёл сразу же и без всяких оговорок французской короне. Хитрость покойного графа привела в негодование Бланку Кастильскую, мать правящего французского короля Людовика. Как посмел побеждённый написать такое завещание, оставив удел не семье его дочери, а лично ей! Ведь согласно парижскому соглашению, Людовик был вправе рассчитывать на это. Однако Раймонд VII никогда не давал подобных обещаний, он только согласился отдать замуж свою единственную дочь и наследницу за одного из братьев короля, что, собственно, и сделал.
