– Нет, это невозможно! – продюсер закатывает глаза и тяжело вздыхает. – Наташа! Следите за эфиром! Вы слышите, о чем говорит герой?! Он с пятого этажа упал, а зрители хлопают, как оглашенные!

– Вы смотрите «Большую стирку»! Мы вернемся сразу после рекламы. Не переключайтесь!

Пока редактор Наташа потела, «разогревая» в студии 250 полусонных от летней жары зрителей, ее коллега Лена Пятницкая тоже энергично двигалась, раскачивая вместе с незадачливым пассажиром тесный салон своих «Жигулей». Стройные березки рядом с Ленинградским шоссе с недоумением взирали на странную парочку. Но ни березок, ни того, что (по подсчетам журнала Cosmopoliten) она уже потеряла 235 калорий, Лена даже не заметила. Ибо после этой очередной дорожной любви поняла, что мастерски устроенная засада опять закончилась поимкой не буйвола, а мелкого костлявого кролика. А такое диетическое блюдо даже ее желудок, ко всему привыкший за годы борьбы с лишним весом, принимать отказывался.

Она высадила полуторачасового возлюбленного у зала вылетов. И пока тот, пряча глаза, поправлял выбившуюся из брюк рубашку, быстро развернулась, не удостоив страдальца даже взглядом в зеркало заднего обзора.

Фауна бескрайних российских лесов, к счастью для Лены, состояла не только из мелких травоядных.

– До «Сокола» довезите, пожалуйста, – рядом с ярко-синей, блестящей на солнце иномаркой стоял мускулистый блондин. – Что-то с машиной случилось.

Разбитое сердце Пятницкой опять затрепетало.

Через 45 минут совместной поездки Лена уже знала, что Леонид, а именно так звали ее нового пассажира, не носит трусов. А еще через 12 минут он с радостью пообещал публично рассказать об этом в эфире – в обмен на шанс познакомиться на передаче с Жанной Фриске, участие которой тоже планировалось на программе «Нижнее белье – не для меня».

Сейчас Ларисе меньше всего хотелось разговаривать с матерью, но телефон не умолкает.

– Да, мама. Да… – Лариса зашла в ванную и, перевернув корзину для грязного белья, стала запихивать в стиральную машину вещи своего пятилетнего Данилки. – У меня все хорошо.

– Что значит хорошо? – в голосе матери чувствовалось особое напряжение. – Лора! У тебя вторая работа? Или ты ушла с телевидения?

– Какая вторая работа? – опешила Лариса. – Почему ушла?

– Но вчера в вашей программе, – и Калерия Михайловна сделала потише звук телевизора. – Я сама, конечно, не смотрела, мне Мария Григорьевна рассказывала, но она тоже толком не видела, ее муж видел… Ты там с какой-то женщиной разговаривала.

«Господи! – подумала Лариса и села на край ванны. – Когда же это закончится?!»

– Мама, – Лариса даже попыталась рассмеяться, чтобы показать всю абсурдность маминых предположений. – Все хорошо, никакой женщины…

– Не скрывай от матери! – остановить Калерию Михайловну было невозможно. – Я просто поражаюсь твоему Эдику! Коттедж, квартира, дом – полная чаша, а он жену на вторую работу погнал. Олигарх проклятый!

– Мам, я тебе сто раз говорила, – и Лариса, понимая, что это надолго, снова взялась загружать стиральную машину, – Эдик никакой не олигарх. Он предприниматель.

– Вот подожди-и, – злорадно причитала Калерия Михайловна, – найдет твой предприниматель тебе замену, пока ты на двух работах надрываешься. Вспомнишь тогда мать…

О том, что три месяца назад в Ялте Лариса в категорической форме предложила мужу временно пожить раздельно, Калерия Михайловна даже не догадывалась… Эти ялтинские договоренности проходили для всех под грифом «Совершенно секретно».

Ежедневно у главного подъезда в Останкино разворачивалось действо, часто называемое журналистами «телевизионным муравейником». Но люди, в отличие от крошечных насекомых, особой толковостью не могли похвастаться. Если перед входом еще можно было встретить спокойно прохаживающихся граждан или разовых неофитов, то вестибюль был уже заполнен толпой личностей, напоминавших персонажей Босха.

Большая часть из них суетно вожделела пропуска на запись программ. Дальше шли возбужденные фанаты, подкарауливавшие телезвезд. Завершали картину разнообразные ходоки и просители, расчетливо выяснявшие у своих соседей, зачем они здесь и чего хотят.

В 1502 году, выбирая очередной сюжет, Иероним Босх вспоминал нидерландскую поговорку о стоге сена. Прошло пять веков, но ничего не изменилось: каждый по-прежнему старается не увеличить и облагородить этот стог, а урвать с него сколько сможет. Из всего этого паноптикума под Останкинской башней в последнее время выделялась пожилая женщина с живым гусем.

До того как ее увидели мои редакторы, она уже два дня жила под лестницей телецентра, что являлось грубейшим нарушением пропускного режима. Вид старенького, но чистого коричневого пальто с потертым меховым воротником и почти человеческое страдание в глазах белого гуся, засунутого хозяйкой в сумку, растрогал обычно непреклонных стражей порядка – выгнать бабушку на мороз никто из них не решился. Проделав тяжелейший путь из украинского Каменец-Подольского, 75-летняя Анна Николаевна надеялась увидеть в Москве на телевидении свою первую и единственную любовь, известного шоумена Леонида Якубовича. С которым, как утверждала, она во время войны пряталась в подвале от бомб. Причем звала его Анна Николаевна почему-то Иванко.

– Он завсегда так назывался, деточки, а Леонид Аркадьевич – это ж вы здесь сами удумали, для телевизора…

Никакие доводы и даже то, что Якубович родился спустя два месяца после окончания войны, на женщину не действовали. Она стояла на своем со стойкостью рыцарей-тамплиеров и верила, что после шестидесяти двух лет разлуки любимый ее обязательно узнает, вытащит из беспросветной жизни, где, кроме черного хлеба с подсолнечным маслом да макарон, а также пьющего сына, на которого уже были переписаны ее домик и коза, ничего не было.

Вопрос: зачем тащить с собой живого гуся, не проще ли его зажарить? – Анну Николаевну оскорбил:

– Та вы шо, деточки?! Як зажарить? Он жешь для радости! Вот я ему и чорвонiй бантик уготовила.

Мечта любительницы гусей и обожательницы Якубовича похоронена не была. Взмах «волшебной» палочки в руках нашей сердобольной Ларисы – и Анна Николаевна оказалась на «Поле чудес»! Приз в студию!

О дальнейшей судьбе Анны Николаевны, отбывшей в Каменец-Подольский, а также о жизненных перипетиях гуся, подаренного на долгую память возлюбленному, лично мне ничего не известно.

Как это ни покажется странным, но редакторы разных программ практически не общаются друг с другом. Во-первых, некогда, а во-вторых – негде. Тусовочных мест в телецентре не так уж и много. Самое известное – кафе «Кофемакс» на первом этаже, посетители которого обладают прекрасной возможностью видеть всех, кто входит или выходит из телецентра, – своего рода КПП, где не нужны магнитные карточки. Здесь очень удобно назначать встречи или просто выпить чашечку кофе и снова бежать по делам. Если же вы хотите лицезреть не всех, а только избранных и у вас к тому же есть часа три свободного времени, то можно подняться на одиннадцатый этаж, где расположен настоящий ресторан. В ожидании заказанных блюд здесь можно посидеть, подумать о будущих проектах, поразмышлять о вечном, в общем, чаще всего в этом местечке тусуются те, кто давно не работал в эфире или работает раз в месяц. И наконец, седьмой этаж – только для посвященных: обычная столовая, где с утра готовят самые вкусные в мире каши. А на раздаче стоит веселый и нежно любимый всеми редакторшами Евгений Юрьевич:

– Девочки! Кашечки? А салатика? И ом-летика? Маслицем оформить?

Все, что было приготовлено с утра, именовалось им только в уменьшительно-ласкательной форме. Девочки млели, и Евгений Юрьевич (либо его многочисленные знакомые и родственники) регулярно получал лучшие места на «Большой стирке».

Встать пораньше, до летучки, в понедельник тяжело. И во вторник нелегко. А в среду – уже можно. Мы продвигаемся с подносами к кассе, и тарелки с кашечкой приятно дымятся.