Библия, совесть и повседневный опыт жизни вполне единодушно свидетельствуют о всеобщности греха. Этот факт составляет глубокую и темную тайну нашего бытия, камень преткновения для разума, проблему проблем, печальный источник всех бед и всех болезней. Литература всех народов и всех времен исполнена жалоб на эту ужаснейшую и самую неумолимую действительность. Языческие философы, историки и поэты признают ее в самых метких и сильных выражениях; «злые страсти, – говорит Плутарх, – врождены человеку, а не принесены к нему извне, и если б не подоспело к нам на помощь строгое воспитание, то человека труднее было бы обуздать, чем самого дикого зверя». Известны стихи римского поэта:

«Video meliora proboque, deteriora sequor» («Вижу и одобряю лучшее, но следую худшему»)и «Nitimur in vetitum semper cupimusque negata» («Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного»).

Это грустное, добытое опытом свидетельство совести и опыта язычников о нравственной борьбе между небом и адом всегда находило в себе отклик в груди каждого (см.: Рим. 7 гл.). Что же касается фактического состояния нравов во время Христа и апостолов, то Сенека, Тацит, Персий, Ювенал представляют нам самые безотрадные известия и таким образом совершенно подтверждают ту мрачную картину, какую изобразил святой апостол Павел в первой главе своего послания к римлянам. «Всюду видишь преступления и пороки, – говорит Сенека, – они являются открыто и не маскируясь; безбожие царит во всех сердцах, и невинность сделалась не только редкостью, но совершенно исчезла». Марк Аврелий, стоический философ на престоле и гонитель христиан, жалуется, что «верность, честность, правда и истина далеко оставили за собой мир и обратились на Небо». Когда мы имеем пред собой это свидетельство языческих мудрецов, то что должны сказать мы – христиане, у которых сознание греха и виновности изощряется по мере нашего понимания святости Божией и опытного убеждения в милосердии Божием? Поэтому весь христианский мир – греки, латиняне и протестанты – согласны с учением Святого Писания о всеобщей порче человеческой природы со времени падения первого Адама. Поэтому-то и новый, противный Писанию, догмат римской церкви о свободе Пресвятой Девы Марии от первородного греха не может быть принят здесь даже как исключение; потому что Ее безгрешность в папском определении 1854 г. объясняется чудесным вмешательством божественной благодати и везде действующим влиянием заслуг Ее божественного Сына. Не найдется ни одного человека, который не упрекнул бы себя в каких-нибудь недостатках и погрешностях. Только через сознание своей греховности человек может вполне познать себя и идти по пути добродетели и благочестия. Нет ни одного святого, который не испытал бы нового рождения свыше и действительного обращения от греха к святости, и который не чувствовал бы ежедневно необходимости покаяния и божественной благодати. Действительно, величайшие между святыми, как, например, святой апостол Павел и блаженный Августин, должны были вести самую упорную борьбу с грехом и испытать радикальный переворот. Как вся их теологическая система, так и религиозная жизнь их основывались на глубоко прочувствованной противоположности между грехом и благодатью.

Один только Христос представляет единственное и абсолютное исключение из всеобщего правила. Он думает как человек, чувствует как человек, говорит, действует, страдает и умирает как человек; окруженный грехами со всех сторон, Он проникается самым тончайшим чувством в отношении ко греху и глубочайшим состраданием к грешникам; общественное Свое служение начинает воззванием: покайтесь; ибо приблизилось Царствие Небесное (Мф. 4, 17). Несмотря на это, Его не коснулась скверна мирская; Он ни разу не был в состоянии грешника; никогда не изливает слез покаяния, никогда не раскаивается ни в мысли, ни в слове, ни в поступке; ни разу не нуждается в божественном прощении и никогда о нем не просит, а предлагает вопрос: «Кто может обличить Меня во грехе?» всем Своим настоящим и будущим врагам смело, уверенный в незапятнанности Своей абсолютной чистоты пред Богом и людьми. Вместо всего этого Он живет в неограниченном солнечном свете единения со Своим Небесным Отцом, Своим именем прощает грехи, страдает и умирает как чистая жертва за грешный человеческий род, и в виду смерти провозглашает Себя Судьей мира!

Безгрешный Спаситель среди мира, исполненного грехов, представляет удивительный факт, высокое нравственное чудо в истории. Но эта свобода от всеобщей вины и греха человеческого рода представляет, однако, только отрицательную сторону Его характера, который возвысится еще больше, когда мы рассмотрим также и положительную его сторону, а именно – абсолютное нравственное и религиозное Его совершенство.

Все вообще, даже деисты и рационалисты всех оттенков, согласны в том, что Христос преподал самую чистую и самую превосходную систему нравственного учения, – систему, которая далеко оставляет за собою в тени все нравственные предписания и правила лучших и мудрейших мужей древности. Одна уже Нагорная проповедь запечатлена бесконечно большими достоинствами, чем все, что об обязанностях и добродетели сказали и написали Конфуций, Сократ и Сенека.

Но различие сделается еще резче, когда мы станем рассматривать практику и жизнь. Все системы нравственной философии, взятые вместе, не в состоянии были бы обновить мир. Слова ничего не значат, когда они не подкрепляются и не оправдываются делами. Святая жизнь гораздо сильнее располагает к добру, чем прекраснейшие нравственные правила и сочинения, и с этой стороны различие между Иисусом и знаменитыми мудрецами так радикально и важно, что всякое сравнение даже немыслимо. Цицерон, при всем своем безграничном тщеславии, все-таки один из благороднейших и достойнейших людей между древними римскими характерами, признается, что он никогда в своей жизни не встретил совершенного мудреца и что философия только указывает нам, каким он должен быть, если явится когда-нибудь на земле. Известно, что мудрейшие мужи Греции и Рима одобряли рабство, деспотизм, месть, детоубийство или подбрасывание детей, многобрачие и конкубинатство и еще худшие пороки или, как корыстолюбивый и продажный Сенека, своей жизнью обличали во лжи проповедуемую ими чистую мораль 31). Даже величайшие ветхозаветные праведники, не лишенные, однако, помощи божественной благодати, не возвышались над погрешностями, и некоторые из них запятнали себя человекоубийством и прелюбодеянием. Можно смело утверждать, что благочестивейшие и лучшие люди, даже между христианами, в своей жизни никогда, даже по собственному несовершенному масштабу, не достигали совершенства.

А Христос? Его жизнь и поведение были совершенным осуществлением Его учения. Он был тем и делал то, чему учил. Он проповедовал Свою Собственную жизнь и жил по Своей проповеди. Он есть живое воплощение идеальной полноты добродетели и святости и должен быть признан высочайшим образцом и примером для всего, что вообще и чисто, и хорошо, и благородно в глазах Бога и людей. С этим должны согласиться даже неверующие. «Христос соединил в Себе, – сказал покойный Теодор Паркер, этот американский Штраус, – высочайшие правила и Божественную жизнь и таким образом осуществил Собою сновидения пророков и мудрецов, и даже более этого: Он свободно возвышается над всеми предрассудками Своего времени, народа и его сект; в Своей груди Он оставляет свободный путь Духу Божию; святой и истинный, Он не заботится о законе; Сам уважаемый как закон, пренебрегает и формами его, и жертвами, и священниками; Он сталкивает в сторону ученых законников со всею их хитростью и усвоенным авторитетом и изливает Свое учение, чистое, как свет, возвышенное, как Небо, и истинное, как Бог» 32). И Ренан, так грубо исказивший жизнь и характер Иисуса, сознается, что в слове и деле, в учении и жизни Герой из Назарета «ни с кем не сравним», и что эта слава останется за Ним вечно и всегда будет нова 33).