— И меня позвали? — неуверенно переспросила Ленка.

— Ну, всех ведь зовут… И тебя тоже!

— Да у меня и денег нет…

— Ай, какой ты тормоз! Юрка ведь там будет, понимаешь, Юрка! Иди, ищи деньги, переодевайся и к клубу! — и Любка удрала.

Ленка быстренько закончила убирать клетки, сбегала домой, переоделась, попросила у бабушки денег и пошла к клубу. Но чем ближе она подходила, тем больше ее одолевали сомнения. Раньше в подобных развлечениях она участия не принимала. Не хотелось ей. Да ее особо и не звали. И с Юркой ничего не было ясно.

У клуба было видно ребят: на скамейке стоял и паясничал Ломчик, к дереву прислонился Аркаша, рядом стоял младший, неженатый сын Лариски — Саша. Федька-чеченец методично забивал косяк, Митькина о чем-то шушукалась с дочкой Иволгиных, на скамейке сидели Любка и Анька-мелкая. Репы не было — он уехал в училище. С противоположной стороны с рюкзаком через плечо, в панаме, широким шагом к ним подходил Юрка. Все обернулись к нему, загалдели… Ленка вдруг почувствовала, что сердце у нее ухает и проваливается куда-то вниз. Ей стало жарко, и она в ужасе почувствовала, что краснеет. Но было поздно: ее заметила Любка и стала звать:

— Ленка! Иди скорее сюда! Да что встала-то как вкопанная?

От этих воплей все обернулись на Ленку.

— Что? — последней медленно поворотилась к ней Митькина, — и эту кто-то звал?

Любка схватила Ленку за руку и тащила ее к ребятам.

— Тебя же там, Леночка, кабаны съедят. Одни рожки да ножки останутся.

Ломчик заржал было, но Любка резко пихнула его в бок, и он осекся:

— Да пусть идет — вместе веселее!

— А тебя съедят — только куча дерьма останется, — грубо сказала Любка Митькиной, — Ленка пойдет с нами. Деньги взяла?

Ленка кивнула, протянула купюры.

— Ништяк! — обрадовался Ломчик; на нем красовалась огромная, явно кавказская, новенькая кепка.

— Водки еще возьмите, — скомандовал Юрка, — сбегай-ка, Аркаша.

Таким образом, Ленку вроде бы приняли, взяли с собой. Она изо всех сил смотрела на Юрку, но он на ее взгляды не отзывался.

— Водочка, селедочка, икорочка, эх-ма… — Ломчик выматерился от избытка чувств, и Любка тут же его отчитала.

Она всерьез занялась его воспитанием. Ломчик лыбился и слушался: ему было приятно.

Он снова влез на скамейку и попытался отбить на ней чечетку, но скамейка страдальчески заскрипела.

— Слезай, клоун, — сдернул его Юрка и хотел было шлепнуть по кепке, но встряла Ленка:

— По голове бить нельзя — можно связь с космосом перебить, — ей хотелось сказать что-нибудь умное, поразить Юрку.

Все заржали.

Юрка все-таки прихлопнул Ломчика по макушке:

— И не матерись при дамах.

— Ну вот, связь с космосом перебил, — испугался Ломчик.

— А с чем еще связь бывает? — спросила Анька-мелкая на полном серьезе.

— Связь бывает не с чем, а с кем… — Митькина подглядывала на Юрку и медленно то расстегивала верхние пуговки блузки, то застегивала.

— С землей, — сказала Ленка, не заметив маневров Митькиной.

— Мою связь с землей прошу не трогать, — заявил Ломчик, прикрыв зад руками.

— А тебе ее еще в детстве не перебили? — осведомился Юрка.

— Эх, наверное, перебили, — расстроился Ломчик. — Земля, земля, я — задница, как слышно? — он наклонился ухом к траве, — никакого ответа. Сто процентов — перебили.

Из магазина показался Аркаша:

— А мне не продают! Мне восемнадцати нету!

— Я сбегаю? — предложил Сашка и побежал в магазин: ему уже исполнился двадцать один год.

— Связь Алкаши и алкоголя нарушилась, — констатировал Ломчик, глядя на приближающегося Аркашу, и уже громче: — А что у тебя в рюкзаке-то так много всего?

— Капуста, я вчера по полю капустному прошелся — она уже такая большая вымахала.

— Зачем нам на пикнике капуста? — удивился Юрка.

— Давай сюда, — Ломчик вытребовал у Аркаши кочанчик и тут же начал аппетитно хрумкать, — люблю свежую капусту. В ней витаминчики, протеинчики… Мне от нее так хорошо… Наверное, в ней алкоголь есть, — и по привычке добавил, — сто процентов.

Заржали: водка — 40, спирт — 96, капуста — 100 процентов.

— Ломов! Тебе восемнадцать лет, осенью в армию идти — где твоя серьезность? — смеясь, спросил Юрка.

— Где, где… Сказал бы я, где, да ты опять скажешь “не матерись при дамах”.

Подошел Сашка с четырьмя бутылками водки.

— Куда столько-то? У нас же есть с собой? — испугался Ломчик. — Мне домой теперь никак нельзя пьяным показываться — что я Вазгену скажу?

— Скажешь, что капусты переел, — засмеялся Юрка и снова слегка перебил ему связь с космосом.

Отправились.

Вышли в поля. Ближе к лесу паслось стадо. Рыжие коровы торчали на желтой траве, как грибы. Пастуха не было видно.

Впереди вышагивал Юрка, сразу за ним Ломчик с Любкой под ручку. Следом Аркаша с Анькой-мелкой, Иволгина с Сашкой, потом остальные, укуренный Федька-чеченец. Ленка пыталась было пристроиться рядом с Юркой, заглянуть ему в глаза, поймать его взгляд. Увидеть, узнать: как он, что он, любит ли он ее. Но сначала ее оттеснил Ломчик, что-то с увлечением рассказывавший Юрке. Тут же с другого боку пристроилась Митькина, шикнув на Ленку, как на собачонку. Ленка опешила, остолбенела. И тут же ее обошел Аркаша и даже не взглянул, как будто не ходил он за ней в лес, не читал ей стихи…

Все дружной толпой обогнали Ленку. Толпой, в которой Ленке не было места…

Ленке вспомнилось вдруг. Она маленькая. На ней нелепая короткая юбочка и грязная майка. Она стоит на дороге, ее зовут ребята: “Ленка, хочешь конфетку? Хочешь?”

Кто ж в детстве не хочет конфетки?

Кто протянул туго завернутую конфетку в ярком сказочном фантике? Чья это была маленькая вся в ссадинах рука?

Ленка радостно хватает конфетку, боясь, что передумают. Разворачивает, торопится и у нее не получается. Наконец, получилось. Вот снялся яркий фантик, под ним золотистая фольга… А вытащенным из фольги оказывается камушек. Грязный маленький камушек, по форме похожий на конфетку.

И все смеются, смеются…

Но Ленка упорно продолжала идти следом за ребятами. Низко опустив голову и сжав кулаки. За Юркой.

Подошли к стаду. Коровы испуганно поднимали головы, вскидывали рога, моргали. Потом снова принимались щипать траву, жевать и отрыгивать жвачку.

Еще никто ничего не понял, но все разом почувствовали неладное. Кто-то закричал: “Бык!” — и все кинулись врассыпную.

Казалось, что это игра. Как в детстве Ленка с Любкой дразнили и убегали от соседского кабанчика.

Коровы переполошились, стали расходиться, разбегаться. Ленка, отбежав немного к деревне, остановилась, обернулась. Бык, возвышаясь над коровами, решил атаковать нарушителей его владений. Большинство ребят кинулось за стадо, ближе к Кольке-пастуху, который лежал, облокотившись о седло, рядом с расседланным Тюльпаном. Кто-то рванул назад, к деревне. И только Юрка, шедший впереди, с двумя рюкзаками — своим и Митькиной, решил, наверное, не отступать, и так и шел к лесу, только ускорил шаг. И бык почему-то выбрал его.

Бык, низко опустив голову, как на корриде, выставив вперед рога, перешел на галоп и медленно, но верно нагонял Юрку.

Юрка побежал.

Колька судорожно седлал Тюльпана.

— Брось рюкзаки! — кричал Ломчик.

Кто-то, кажется Митькина, визжал не переставая.

Ленка сама не заметила, как побежала.

Ленка бежала за быком, по диагонали, стараясь успеть, перехватить, не дать быку нагнать Юрку. Она задыхалась и кричала что-то невразумительное. Ругала быка, наверное, и, кажется, впервые в жизни ругалась непотребно.

Сообразив, что, даже срезав угол, быка ей не догнать, стала хватать с дороги камни, намертво втоптанные в землю стадом. Выскребать их, ломая ногти. Швырять в быка, стараясь отвлечь его от Юрки.

Она попала быку в крестец, два раза в шею, в голову. Кричала что-то про то, чтобы он оставил Юрку, отстал.