— А вы можете обучить ее каким-нибудь иностранным языкам? — спросила Маргарет.
— Мой последний наниматель пригласил француза, чтобы обучать своих детей французскому языку, — сказала мисс Мерчин, — потому что никто, кроме настоящих французов, не может научить французскому произношению. И уж конечно, не мы бедные англичане. Хотя я никогда не понимала, зачем учить детей иностранным языкам. Если иностранцы хотят с нами разговаривать, они должны выучить английский.
Маргарет бросила взгляд на Эстеллу, ожидая, что та выскажет одобрение таким понятиям. Но как ни странно, Эстелла молча смотрела на мисс Мерчин и лицо у нее было кислое.
Часы на камине пробили середину часа, и Филипп внезапно выпрямился.
— Простите, дорогая, — он улыбнулся Маргарет улыбкой, которой она инстинктивно не поверила, — но мне скоро предстоит выступать в палате лордов, так что я должен откланяться.
— Как замечательно, что такой занятой человек находит время, чтобы побеседовать с гувернанткой своих детей! Обучать леди Аннабел будет гораздо легче, раз ее отец интересуется успехами своей дочери. — И мисс Мерчин одобрительно улыбнулась Филиппу.
Он ничего ей не ответил. Вместо этого он бросил повелительный взгляд на Маргарет и сказал:
— Мне бы хотелось поговорить с вами перед уходом. Вы не выйдете со мной в холл?
Она встала и послушно вышла из кабинета вслед за мужем, поскольку вряд ли было возможно отказаться под взглядами стольких внимательных глаз. Он, разумеется, потребует, чтобы она взяла в гувернантки мисс Мерчин. И это будет наказанием ей за то, что она потребовала его присутствия при собеседовании.
В дверях Филипп слегка подтолкнул Маргарет между лопатками. Сквозь тонкую ткань платья она ощутила тепло его пальцев, и ей стало труднее сосредоточиться на подборе аргументов против кандидатуры мисс Мерчин. Филипп провел ее в библиотеку — прочь от любопытных глаз лакея — и закрыл дверь.
— Ни в коем случае не нанимайте эту женщину, — сказал он.
— Эту женщину? — повторила застигнутая врасплох Маргарет.
— Мисс Мерчин. — Он указал жестом на закрытую дверь, и Маргарет проследила за движением его руки, отчего внимание ее отвлеклось. У него такие интересные руки. Руки, которые могут вызвать самые восхитительные реакции в ее теле одним лишь своим прикосновением. Она судорожно сглотнула, почувствовав внезапное напряжение где-то внутри. — Слушайте меня внимательнее. — В мысли ее ворвался резкий голос Филиппа.
— Хорошо. Ее зовут мисс Мерчин, и у нее необычайно красивые фиалковые глаза. — Маргарет ненароком высказала вслух свои мысли.
«А у вас красивее, — подумал Филипп, глядя в непроницаемую глубину ее ярко-синих глаз. — И гораздо более привлекательные для меня, потому что в них светится ум». Временами Маргарет приводит его в страшную ярость, но чего она в нем не вызывает, так это скуки.
— Меня мало интересует, является ли она перевоплощением Елены Троянской, — сказал Филипп. — Вы не должны ее нанимать.
— Как хотите. — Маргарет с радостью согласилась. Значит, вы предпочитаете мисс Эджертон? Филипп нахмурился.
— Не совсем, но по крайней мере она понимает, что роль гувернантки состоит в передаче знаний.
Маргарет засмеялась, и ее серебристый смех дрожью прошел по телу Филиппа, заставив его забыть, что он должен отправляться в палату лордов. Ему захотелось заключить ее в объятия и прижаться губами к ее восхитительным губам. Ему захотелось вобрать в себя этот очаровательный смех, и пусть он действует на него успокаивающе.
— Я думаю, что мисс Эджертон будет снабжать Аннабел знаниями с такой же унылой размеренностью, как делала все дела ее предыдущая нанимательница, дорогая герцогиня. И во всем этом виноваты вы!
— Я виноват? — Филипп как зачарованный смотрел ей в глаза, в которых искрился смех.
— Без всякого сомнения. Если бы у вас хватило предусмотрительности родиться герцогом, у мисс Эджертон не было бы оснований заниматься сравнениями.
— Какая нерадивостью моей стороны — не предусмотреть в свое время этот пункт! Не забудьте, мы обещали сегодня вечером быть у Чарлтонов.
— Да, сэр, — машинально ответила Маргарет на столь резкую перемену разговора.
— И не называйте меня сэром! — Внезапно Филипп утратил контроль над собой и поддался своему нарастающему желанию.
Руки его обвились вокруг нее, и он привлек ее к себе. Обхватив ладонью ее голову, он не давал ей двигаться, завладев губами.
«Один только быстрый поцелуй», — успокоил он ту часть своего рассудка, которая пришла в ужас от невозможности совладать с собой. Один только поцелуй, чтобы притушить вожделение, которое росло в нем все утро.
Он глубоко вздохнул, когда его губы сомкнулись на ее губах, отчего легкий цветочный запах, казавшийся неотъемлемой принадлежностью ее кожи, заполнил его ноздри. Этот дразнящий запах проник в легкие и словно стал там еще сильнее.
Он жадно нажал языком на ее губы. К его удовольствию, они раскрылись, позволив ему свободно исследовать нежную влагу. Но тут сама сила его реакции помогла ему оторваться от Маргарет.
Отпустив ее так же внезапно, как и обнял, он отступил назад.
Он смотрел, как Маргарет медленно провела кончиком розового языка по нижней губе, и ничего не мог сделать, кроме как заключить ее снова в объятия. «Иди, — подтолкнул он себя. — Уходи сейчас, пока она не поняла, как сильно ты ее хочешь, и не использовала это против тебя». И, повернувшись, Филипп вышел. Машинально приняв шляпу и перчатки от лакея, он велел подать карету и вышел, заглатывая большими глотками холодный воздух. Он надеялся, что это окажется хорошим средством прогнать из головы навязчивое впечатление от этого поцелуя.
Услышав звук приближающейся кареты, он поднял глаза Когда кучер остановил карету перед ним, он понял, что она принадлежит Хендриксу.
— Доброе утро, сэр, — сказал Филипп, когда из закрытого экипажа показался сам Хендрикс. — Что привело вас сюда сегодня?
— Я хотел подарить Маргарет вот это. — Хендрикс достал из кареты какую-то картину. — Я намеревался повесить ее к себе в кабинет, но сумел уговорить Лоуренса приступить к портрету Маргарет на следующей неделе, так что я уж немного подожду и повешу лоуренсовский.
— Я уверен, что… — Голос Филиппа потрясение замер, потому что он взглянул на портрет, который Хендрикс держал в руках.
При виде такой реакции Хендрикс хмыкнул.
— Когда я его увидел в первый раз, я тоже был ошеломлен. Филипп внимательно рассматривал портрет. Это была Маргарет — и в то же время не она. Или небольшое несходство, замеченное им, было результатом недостаточного мастерства у художника? Но если так, то когда же был сделан портрет?
— А почему она одета в такое старомодное платье? — Филипп и сам не заметил, как высказал свою мысль вслух.
— Потому что оно было модно, когда она жила на свете, — объяснил Хендрикс, открыто наслаждаясь смущением Филиппа. — Это портрет Джейн Хендрикс, моей прапрабабки, а стало быть, и прапрапрабабки Маргарет. Сверхъестественное сходство, вы не находите?
«Пугающее — было бы более уместным определением», — мрачно подумал Филипп. В особенности потому, что уж он-то прекрасно знал, что Маргарет не дочь Хендрикса. Но если она ему не дочь, как может она так походить на его отдаленного предка?
— Это вызывает у меня размышления о том, не будет ли мой внук похож на меня. — И Хендрикс с надеждой посмотрел на Филиппа, чего тот даже не заметил. Он был слишком занят, пытаясь разобраться в выводах, которые напрашивались в связи этим удивительным портретом. — Не буду вас задерживать, — сказал Хендрикс. — Полагаю, вы направляетесь в палату лордов послушать выступление Нортумберленда.
— Да. — Подняв глаза, Филипп увидел, что его карета выехала из конюшни и приближается к нему.
— Всего доброго, сэр, — сказал Филипп, хотя ему страшно хотелось войти в дом вместе с Хендриксом и потребовать объяснений от Маргарет.
Филипп уселся в карету и потер лоб, пытаясь увязать то, что он только что видел, с тем, что ему известно. Это ему не удалось. Очевидно, он чего-то не знает. Чего-то важного. Но чего?
