Не давая себе времени обдумать, умно ли он поступает, он сел рядом с ней.
Маргарет встрепенулась, удивленная его неожиданным движением.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, — пробормотал он, обнаружив, что не в состоянии правдоподобно объяснить, что он делает. Голова его была занята совсем другим. Например, ее мучительно-женственньм запахом, который он втягивал в себя все глубже и глубже, отчего его вожделение становилось все сильнее.
Поддавшись непреодолимому желанию, Филипп запустил руку ей за корсаж. Ее жаркая плоть, казалось, обжигает ему пальцы, и он закрыл глаза, чтобы еще полнее смаковать охватившие его ощущения. Пальцы его проникли ниже, сжавшись вокруг мягкого соска, и когда он ощутил, как сосок затвердел под его рукой, это лишило его остатков самоконтроля.
Он стянул с нее лиф и обнажил груди, но из-за темноты видел их смутно. «Не важно, — решил Филипп. — Все равно прикосновение дает гораздо больше удовлетворения, чем взгляд».
Он чувствовал, как отчаянно бьется ее сердце у него под рукой, и в голове у него мелькнула неотчетливая мысль: а что испытывает она? Получает ли она от этого удовольствие? Женам этого не полагается, но ведь Маргарет ни в чем нельзя считать обычной женой. Она слишком отличается от всех женщин, когда-либо им виденных. Ее способность к обучению и безжалостная логика делают ее скорее мужественной, чем женственной.
Но ее тело… При мысли о ее теле его охватила дрожь. Он никогда не видел ничего более женственного. Это прямо-таки сокровищница для самых разнообразных чувственных восторгов. Казалось, он может прожить всю жизнь, погружаясь в тайны этого тела, и так и не узнать всего.
Маргарет закусила губу, чтобы удержаться от стона, вызванного его ласками. Ее сверхчувствительной коже эти прикосновения казались слишком возбуждающими.
Она напряглась, потому что он наклонился к ней и она ощутила его жаркое дыхание на своей щеке. Сердце у нее гулко билось, казалось, она сейчас задохнется. Веки ее отяжелели, и ей стоило все больших усилий не опустить их, но она не могла тратить силы на это, потому что все ее внимание сосредоточилось на попытках скрыть от него, какую страсть вызывают в ней его прикосновения.
Это становилось все труднее. Она еле сдерживалась, чтобы не обхватить руками его голову и не привлечь к себе его губы. «А почему бы и нет?» — спросила она себя. Каким бы непостижимым это ни казалось, но она с ним обвенчана. А замужние женщины, уж конечно, имеют право получать наслаждение от супружеского акта.
Вожделение нарастало в ней, но сквозь него сверкнуло сомнение: она вспомнила бесконечные сетования матери и ее подруг по поводу супружеского ложа. Однако она отогнала это сомнение. Нет ничего дурного в том, чтобы ласкать мужа. Долг жены — покоряться его натиску, и если долг совпадает, как у нее, с ее склонностью — тем лучше.
Маргарет ощутила грубоватую кожу его щеки у своей груди, и мысли ее рассыпались на множество мелких осколков. Она задрожала от смятения, вызванного потоком ощущений, переполнивших ее, когда его губы крепко обхватили ее сосок.
Непроизвольно она запустила пальцы ему в волосы, чтобы привлечь еще ближе к себе. Волосы у него были мягкими и прохладными и контрастировали с, пламенным пылом его жадных губ.
Томительный стон раздался в темной Карете.
Маргарет охватило чувство сильнейшей утраты, когда Филипп немного отодвинулся. Но вместо того чтобы вернуться на свое сиденье, как она ожидала, он нашел в темноте своими губами ее губы,
Губы ее раскрылись, отвечая чувственному ощущению его языка, прикасающегося к ее языку. Она крепко прижалась к нему. Для нее больше не имело значения, что они находятся в тесной карете, двигающейся по Лондону. Значение имело одно — чтобы он не останавливался.
Маргарет ухватилась за его фрак, когда он немного отодвинулся, но вместо того, чтобы оставить ее, чего она боялась, он схватил подол ее платья и задрал его над ее стройными бедрами.
На мгновение ее нарастающую страсть прервало ощущение прохладного ночного воздуха на разгоряченной коже, и она затрясла головой, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом, кроме своей разгорающейся страсти.
Он ответил ей не словами, а действием. Обхватив ее руками за талию, он усадил ее к себе на колени.
Она сглотнула, когда его плоть прижалась к ней. Природная сдержанность окончательно отказалась подчиняться ей, и теперь она была охвачена всепожирающей жаждой, требовавшей удовлетворения.
Она почувствовала, что пальцы его дрожат, когда он грубо передвинул ее; поняв, что он так же возбужден, как и она, Маргарет ощутила дикий восторг.
А потом она уже вообще ни о чем не думала, потому что он приступил к делу.
Она изумилась, не веря себе, когда почувствовала, что ее словно взорвало изнутри. Страстное желание, нараставшее в ней, внезапно вышло из-под контроля.
Маргарет изогнулась в его сильных объятиях, пытаясь вобрать его глубже в себя. Ей хотелось ощутить его всеми фибрами своего существа. Ей хотелось…
Ее мысли безнадежно спутались, когда его движения наконец привели ее в царство чувственного очарования, не имевшего ничего общего с реальным миром. Она была так погружена в собственное наслаждение, что только смутно заметила, что творится с ним.
Окончательно Маргарет привел в чувство бой часов на улице, и она подняла голову с груди Филиппа в смущении от своего поведения.
Ее смущение превратилось в стыд, когда Филипп снял ее со своих колен, усадил обратно на сиденье, а потом уселся напротив.
Как могла она так распущенно отвечать на его вольности? Ум ее не мог дать ответа, и она закусила губу, чтобы подавить непреодолимое желание расплакаться. Филипп нерешительно смотрел со своего сиденья на Маргарет, и его все больше охватывал ужас. Как мог он обращаться 'с ней точно с потаскушкой? Он скривился, заметив, как она плотнее закуталась в ротонду. Как он мог вести себя столь варварски? Его охватило отвращение к себе. Нужно как-то заставить ее забыть, что он сделал. Может быть, если он постарается не прикасаться к ней какое-то время, воспоминание о его отвратительном поведении изгладится из ее памяти.
Хватит ли на это всей жизни?» — подумал он.
Маргарет пыталась застегнуть на себе утреннее платье, как вдруг пальцы ее замерли, когда она услышала в коридоре кашель Филиппа, проходившего мимо.
Она нахмурилась. Ему следовало бы оставаться сегодня в постели, положив в ноги горячий кирпич и горчичник на грудь. Вместо этого он, конечно же, выйдет на холодный воздух и еще больше простынет. Если бы она сказала ему об этом, это только сделало бы его настроение столь же отвратительным, как и состояние его здоровья на данный момент. А раз так, лучше ей держать свое мнение при себе.
Она вышла из спальни и направилась вниз завтракать.
— Миледи, — приветствовал ее Комптон, стоявший у подножия лестницы, — контора по найму прислуги пришлет претенденток на должность гувернантки для леди Аннабел сегодня утром, немного позже.
— Спасибо, что напомнили, Комптон, — сказала Маргарет, не зная, следует ли ей попросить Филиппа присутствовать при этой беседе. Поскольку она заранее пригласила Аннабел, это был бы превосходный шанс для них побыть вместе.
«Если вначале моя просьба обращаться с Аннабел как с дочерью вызвала у него недовольство, это еще не значит, что со временем он не передумает», — сказала себе Маргарет. А ей торопиться некуда. Чувство смущенного удивления охватило ее. Она действительно замужем за Филиппом. Ее не отошлют обратно во Францию, как только его законопроект будет принят.
Хотя… Маргарет нахмурилась, потому что в голову ей пришла мысль о неожиданном осложнении. Что скажет Джордж, когда она сообщит ему, что вышла замуж за его бывшего врага?
— Есть какие-то затруднения, миледи? — спросил Комптон. «Легче было бы назвать то, с чем у меня нет затруднений», — мысленно вздохнула Маргарет; но она только покачала головой и направилась завтракать. Может быть, чашка горячего кофе поможет ей восстановить равновесие.
