– Я ухожу, – сказал я, не в силах больше наблюдать за ее дамской возней.

– Иди! Иди куда хочешь! – закричала она. – Я прождала тебя полтора часа, а ты не можешь потерпеть, пока я надену другие носки?!

Я усмехнулся:

– Зачем тебе другие носки?

– Эти слишком тонкие для ботинок.

– А нельзя было их сменить раньше? У тебя ведь, по твоим словам, было полтора часа.

Она не ответила. Медленно, явно желая меня взбесить окончательно, продолжала свой туалет… И я ушел.

Занятый мыслями, навеянными книгой Нортона (много раз уже прочитанной, но всегда растравляющей душу), я поднялся к тому месту, где наметил поставить штурмовой лагерь, сел на валун и задумался, глядя на Вершину. Почти вся она в тот день была укрыта плотным туманом, виднелась лишь вершинная пирамида – черный скальный треугольничек. Там уже нет ни туч, ни туманов. Там только ветер. А здесь погода была отвратительной – каждый день или снег, или дождь, почти беспрерывно штормы и бури, то и дело слышался гул лавин, грохот обвалов. Ночи стояли теплые, и снег не покрывался коркой – стоило ступить на него, и нога свободно уходила вниз. Двигаться вверх в таких условиях было немыслимо…

Честно говоря, я не ожидал такого, готов был отчаяться, но все же рассчитывал на перерыв в муссоне. Всегда выдаются три-четыре дня, когда восхождение реально. Главное – не пропустить их, поймать. Теплые ясные дни и морозные ночи. Тогда по надежному фирну можно подняться на Северное седло, а там… И в который раз я взглядом прошел те два с небольшим километра. Получилось несложно…

Нашел Нину в палатке. Она лежала, навалив на себя спальные мешки, и дрожала. С трудом удалось добиться объяснения, что с ней случилось. Оказывается, она гуляла вдоль речки, и вдруг ей стало казаться, что большие камни превратились в яков, а средние – в волков, мелкие стали сурками и зайцами; все ожило, замельтешило. Мой призрак появлялся то там, то там – одновременно в самых разных направлениях – и призывно махал рукой… С огромным трудом Нине удалось найти путь обратно в лагерь. Она забилась в палатку… Обычные симптомы горной болезни и кислородного голодания. Но что делать? Дальше-то будет еще тяжелей.

В середине июля мы перебрались в штурмовой лагерь. Здесь уже почти нет голых камней, только снег и лед. По полдня я топлю снег на плитке. Из набитой с верхом кастрюли в итоге получается несколько глотков воды.

Я слежу за малейшими изменениями погоды, каждое утро я готов ринуться наверх. И каждое утро приносит разочарование – или буря, или снегопад, или туман, как сметана… Поневоле валяясь без дела, я рассказываю Нине о тех, кто пытался покорить Вершину в одиночку до меня.

С детства я собирал любые сведения об англичанине Морисе Уилсоне. Он не был альпинистом, никогда не увлекался спортом – с фотографической карточки на нас смотрит полный, рыхловатый человек лет сорока… Родители Уилсона были добропорядочными буржуа, отец владел фабрикой шерстяных изделий. В 1916 году Уилсон ушел добровольцем на войну, получил награду за храбрость, а после ранения в руку и грудь был демобилизован. Как и многие люди его поколения, он не смог устроиться в мирной жизни: сперва сбежал в Америку, а потом перебрался в Новую Зеландию. Продавал там автомобили, лекарства, держал магазинчик дамской одежды. В 1931 году вернулся на родину.

Он был болен туберкулезом, но, следуя учению индийских йогов, с которыми познакомился по пути из Новой Зеландии, сумел вылечиться. С тех пор Уилсон признавал лишь пост и молитву, а не лекарства.

Совершенно случайно в старой газете он прочитал статью об экспедиции на Вершину двадцать четвертого года. Узнал, что такое шерпы, яки, ледник… И решил стать первым человеком, побывавшим на высочайшей горе мира.

На имеющиеся у него деньги Уилсон купил подержанный самолет, поступил в аэроклуб. После нескольких занятий, научившись взлетать и приземляться, он отправился в Гималаи. В штурманской кабине лежала палатка, спальный мешок и несколько банок консервов… Невероятно, но ему удалось из Англии добраться до восточных районов Индии. По пути в восемь тысяч километров его многократно грозились сбить, то и дело возникали сложности с заправкой самолета горючим, но судьба пока что к нему благоволила. Правда, перелететь в Непал не удалось. Уилсон продал самолет и, хотя и в пешем путешествии ему было отказано, в одежде буддистского паломника пробрался в Тибет. Он притворялся глухонемым и шел в основном по ночам, преодолевая за сутки не более двадцати пяти километров. Его преследовали снегопады, дожди с градом, оползни. Но в конце концов Уилсон записал в дневнике, что увидел Вершину. Это было весной 1934 года.

Оказавшись в монастыре Ронгбук, он добился аудиенции у настоятеля. Верховный лама, понимавший по-английски, выслушал Уилсона, поразился его мужеству и решимости и благословил на восхождение.

Проснувшись на следующий день, Уилсон услышал проникновенное пение монахов. «Они молятся за меня!» – тут же записал он в дневнике. Погода была прекрасной, и Уилсон начал подъем. Вскоре достиг Ронгбукского ледника, и здесь подолгу петлял в лабиринтах из ледовых башен, обходил многокилометровые трещины, скальные блоки. Но все же он двигался вперед… Затем начались ледовые поля. Уилсон не понимал, как идти по льду – у него не было даже кошек! И все-таки он достиг высоты 6035 метров (совсем неплохо для неподготовленного человека!) Тут повалил снег. Ослабевший Уилсон проглотил несколько фиников и немного хлеба.

После морозной ночи в палатке он снова пошел вверх, и через два дня на высоте 6250 метров попал в снежную бурю… Хромая, с болью в суставах, он вернулся в Ронгбук. Его глаза были обожжены, горло болело. Пока монахи готовили горячую еду, Уилсон записал неразборчивыми каракулями: «Я не сдаюсь. Я по-прежнему уверен, что сделаю это…»

Пролежав четыре дня, он стал готовиться к новой попытке. Однако его левый глаз совершенно заплыл, а левая половина лица онемела. Лечился голодом, принимал участие в буддистских церемониях… Постепенно восстановив силы, он снова отправился в путь.

На этот раз Уилсон достиг высоты 6748 метров и здесь обнаружил склад с продовольствием экспедиции, которая состоялась за год до этого. Ободренный находкой, он тут же сделал запись в дневнике: «Вершина и путь к ней теперь совершенно изучены. Пройти осталось всего 2100 метров». Но снова началась буря, которая пять дней держала Уилсона в палатке. Как только погода улучшилась, он пополз вперед.

Четыре дня метр за метром отважный одиночка приближался к Вершине. Ночевал в спальном мешке под открытым небом, задыхаясь, бил ступени, ввинчивал ледовые крючья. Наконец он стоял у подножия последнего участка над Северным седлом. Впереди была отвесная и гладкая стена… После нескольких неудачных попыток преодолеть или обогнуть стену Уилсон вернулся в палатку.

Его тело нашли годом позже; альпинисты похоронили Уилсона в трещине ледника, взяв с собой только дневник… Многие считали и считают его сумасшедшим, мне же он ближе и симпатичнее легиона тех, кто живет в уютных домиках и копит деньги на старость. Эти мудрые долгожители называют сумасшедшим любого, кто не похож на них…

Через тринадцать лет после Уилсона в Гималаях появился новый одиночка, одержимый идеей взойти на Вершину. При себе он имел спальный мешок на гусином пуху, две палатки, веревку, самодельные кошки, шлем, рукавицы, снегозащитные очки, пакетик сухого мяса и двести пятьдесят фунтов в кармане. Это был канадец Денман, несколько лет проживший в Африке. Он давно увлекался альпинизмом, но более как теоретик. Тем не менее он всерьез рассчитывал постоять на высочайшей точке планеты.

Сопровождать его согласился Тенцинг Норгей, тридцатидвухлетний шерпа, не раз уже принимавший участие в экспедициях.

Обитатели Ронгбукского монастыря откровенно смеялись над убогостью снаряжения Денмана – они привыкли видеть других горовосходителей.

Вершина, которая возвышалась над монастырем, ошеломила Денмана, он даже подумывал отказаться от своего плана, но 10 апреля 1947 года вместе с Тенцингом все же двинулся в путь.