Литмир - Электронная Библиотека

Фолкнер пробурчала что-то невнятное, зажгла новую сигару и уставилась на собеседника, сидевшего по другую сторону ее огромного письменного стола.

— Я ведь могу и приказать…

— У тебя на столе мое заявление об отставке. В любой удобный момент можешь дать бумаге ход.

Фолкнер нервно забарабанила пальцами по столу, затем, видимо, что-то решила. Открыв средний ящик стола, она вытащила магнитофон и поставила его на стол.

— Послушай.

Она включила магнитофон, кассета закрутилась.

Уиндзор неприязненно взглянул на Фолкнер, затем стал внимательно слушать. Первый голос принадлежал какому-то мужчине и был вроде бы ему не знаком. Другой был явно голосом Коула Блэкберна. Из записи становилось ясно, что Коулу поручают отыскать алмазный рудник — независимо от затрат, каких могли бы потребовать подобного рода поиски, даже если бы для обнаружения рудника потребовалось пожертвовать жизнью Эрин.

— Узнаю Блэкберна, — сказал Уиндзор, когда пленка закончилась. — Думаю, что его собеседником является Чен Уинг.

— Правильно думаешь. — Фолкнер слегка улыбнулась. — Впрочем, ты всегда хорошо делаешь все, в чем смыслишь. Да, вторым был именно Уинг.

Уиндзор ждал продолжения.

— Ты умный человек, Мэтт, — откровенно сказала Фолкнер, — и отлично понимаешь, что все это значит.

— Хорошо, скажи, что, по-твоему, это значит.

— А то, что Коул Блэкберн не какой-то там перекати-поле, солдат-одиночка, как мы первоначально считали. Он играет на стороне амбициозного гонконгского клана, во главе которого стоит хитрый, жестокий старый хрыч, он же — дядя Чена Уинга. — Фолкнер умолкла, но высокий мужчина, сидевший напротив, по-прежнему оставался невозмутимым. Она затянулась сигарой и негодующе продолжала: — Жизнь твоей дочери на волоске, а тебе и сказать нечего?!

— Ее жизнь оказалась на волоске в тот самый момент, когда Эрин сделалась наследницей Абеляра Уиндзора.

— Черт! — Фолкнер сильно затянулась, и кончик ее сигары ярко вспыхнул. — Наша ошибка, что с самого начала мы не вывели Коула Блэкберна из игры. Наш грех, и ты сам отлично понимаешь это.

— Нет, вот как раз этого я и не понимаю. Все, что я о нем знаю, противоречит предположению, будто он мог ввязаться в игру как будущий убийца Эрин.

Фолкнер презрительно взглянула на Уиндзора.

— Уин г говорит, что, как только прииск будет обнаружен, все остальное уже не важно. А Блэкберн ни слова не возразил ему.

— Но это еще ничего не доказывает, — начал было Уиндзор.

— Господи, Мэтт, — гневно оборвала его Фолкнер. — Я-то думала, ты обрадуешься, когда узнаешь, что мы направляем своего человека для охраны Эрин. Ведь иначе она погибнет, как только найдут рудник и семейство Чен сделается потенциальным владельцем половины всех добываемых алмазов. Ты отлично должен это понимать.

— Австралийское правительство…

— Нет! — оборвала его Фолкнер. — Австралийцы в этом случае даже и пальцем не шевельнут. Местные политики будут чрезвычайно рады, если картель получит пинок под зад. Они все еще никак не могут простить ему месторождения в Аргиле.

— Но это еще не означает, будто Блэкберн — убийца. Всю свою жизнь он старается быть независимым, никто и ничто не могли заставить его покориться. С чего бы это он вдруг в корне поменял свои жизненные идеалы?

— Деньги, — сказала Нэн и прищелкнула языком.

— Но ему и раньше предлагали деньги. Кучу денег. Он отказывался от подобных предложений.

— Послушай, хватит прятать голову в песок! Если в «Спящих собаках» будет обнаружена хотя бы половина того, что там может быть найдено, то в этом мире очень многое стремительно изменится. И если Блэкберн работает на определенную группу людей, эти люди в мгновение ока приобретут чудовищное влияние.

— И все-таки я никак тебя не пойму.

— Тем хуже для тебя, — заметила Фолкнер. — Я же хочу сказать только одно. Европа сейчас переживает крупнейшие экономические преобразования за последние полвека. России чрезвычайно нужна твердая валюта. А картель — самая большая дойная корова, которая есть у русских. Если он потерпит крах, и русским не миновать краха. Нам бы этого очень не хотелось, пойми же ты наконец. Нам до зарезу нужно заполучить эту чертову шахту! — Она гневно выдохнула последние слова вместе со струей табачного дыма. — Я и так уже получила нагоняй из-за твоего несогласия с тем, чтобы Томас сделался экспертом по алмазным делам твоей дочери.

— Томас — работник ЦРУ.

— Вот именно! В этом ведь и заключается смысл этой затеи.

— Нет. В этом случае он не задумываясь сдаст Эрин в обмен на рудник, если, конечно, у него будет возможность совершить подобного рода обмен. — Уиндзор видел, как на лице Фолкнер появилось выражение еще большего раздражения. — Скажи, кто именно на тебя давит?

— Ты и сам прекрасно знаешь. Так что отвечать на твой вопрос — пустой звук.

Несколько мгновений Фолкнер, прикрыв глаза, молча попыхивала своей сигарой и только потом произнесла:

— Мне, конечно, не следовало бы говорить, но если я тебе не буду доверять полностью, то мне самое время пойти и перерезать себе горло. — Она загасила в пепельнице окурок. — Одно из двух. Или мы даем рекомендательное письмо Джейсону Стриту для Эрин, или же Штатам придется забыть о стратегических минералах, которые нам поставляет Конмин. Южная Африка не будет нам их продавать. И русские тоже. А это значит: Соединенным Штатам придется, мягко говоря, чрезвычайно худо.

Ответом на эти слова было молчание Уиндзора.

— Скажи хоть что-нибудь, Мэтт.

— Что тут скажешь? Мне, честно говоря, трудно поверить, что Конмин готов так далеко зайти, не будучи даже уверенным, что алмазный рудник вообще существует.

— Они готовы пойти еще дальше. Не то чтобы им самим очень уж этого хотелось, но тем не менее они вполне готовы. Ты отлично знаешь, где сейчас Эрин. Свяжись с ней. Можешь прямо сейчас, по моему телефону.

— Нет.

Фолкнер в крайнем недоумении уставилась на него.

— То есть как?

— Прежде я был полон амбиций. Дошел до того, что решился использовать собственную дочь в качестве источника дезинформации. С помощью Эрин я снабжал дезами советскую разведку. В частности, русского агента, известного под именем Ганс Шмидт. И едва не угробил собственную дочь.

Фолкнер слушала, не шелохнувшись. Ей была известна эта история, и ее интересовала истинная роль в ней Уиндзора. Теперь она узнала правду.

— Я уверял себя, что все будет нормально, — продолжал Уиндзор. — Тщательно изучил досье Шмидта, так тщательно, что запомнил его почти наизусть. Кроме этого, у меня были другие источники информации. Не будь он советским шпионом, лучшего зятя для своей дочери ни один отец и пожелать бы не мог. Он был умен, честолюбив, энергичен, словом, настоящий мужчина. Мне казалось, что он по-настоящему любит Эрин. Да и она была влюблена в него.

— А если бы удалось его завербовать, ты сразу приобрел бы прямой выход на Кремль, — сказала Фолкнер. — Причем как раз тогда, когда США тратили слишком много сил и времени для предотвращения желтой опасности.

— Да, — согласился Уиндзор. Он прикрыл глаза, понимая, что от проницательного взгляда Фолкнер наверняка не укроется его боль, вызванная былыми, но не забытыми до сих пор гневом, стыдом, ужасом.

Она вздохнула.

— Не нужно укорять себя. Ты ведь не мог знать, что он убежит, ранив твою дочь.

— Не мог. Но если бы я открыл Эрин то, что Ганс — советский агент, она непременно разорвала бы их помолвку. Ну, а так… — Уиндзор не докончил.

— Ну, а так твоя дочь очутилась в больнице. Но это не твоя вина. И кроме того, ты ведь с ними поквитался, — заметила, холодно улыбнувшись, Фолкнер. — Я бы даже сказала, хорошо поквитался.

Несколько секунд висела тишина. Фолкнер ждала. Вдруг Уиндзор сказал:

— Я больше не верю в такие категории, как абсолютное добро и абсолютное зло. Я делал то, что было нужно делать, и даже получил за свою работу знак отличия, — маленькую Золотую звезду. Потому что благодаря той информации, что Эрин невзначай выбалтывала своему жениху, русские оказались сбитыми с толку в том, что касалось наших секретных переговоров с Ираком. Целых три недели русские даже ни о чем не догадывались.

57
{"b":"18896","o":1}