Ингольд сидел в изголовье кровати Ледяного Сокола, окруженный стражниками, оживленно размахивая руками, пересказывая какую-то история, заставившую Януса запрокинуть голову в смехе.

У ее локтя раздался голос:

– Ну, он жив, во всяком случае.

Она обернулась и увидела Руди, опершегося о стену на другой стороне занавешенной арки. Его длинные волосы были завязаны узлом сзади, и это вместе со светом костра делало его длинное лицо в тусклом оранжевом свете более похожим на хищную птицу, чем когда-либо.

Он изменился, подумала она, с той ночи, когда вызвал огонь, стал старше, быть может. И не столько стал другим, сколько более похожим на самого себя, чем был раньше.

– Я беспокоилась за него, Руди.

– Он крепкий, – сказал Руди, хотя и тревожным тоном. – С ним будет все в порядке. Черт, он, может быть, переживет нас с тобой. – Но он знал, что она имела в виду совсем другое.

– Что, если он погибнет, Руди? – тихо спросила она. – Что будет с нами тогда?

Он гнал эту мысль от себя раз за разом, с той ночи в Карсте, когда Ингольд исчез, брошенный в тюрьму по приказу Совета. Он прошептал:

– Черт, я не знаю.

– Вот что тревожит меня, – продолжала Джил, глядя на свои костлявые руки с зарубками, шрамами и мозолями от обтянутой ремнями рукоятки меча. – Вот что тревожит меня все время. Это может означать, что назад пути нет.

«Вопрос – это ответ, – подумал Руди, – вопрос – это всегда ответ».

– Но нет пути назад ни от того, что мы делаем, – сказал он, – ни от того, кто мы есть. Это меняет нас – в лучшую и худшую сторону. Вот в чем дело, мы становимся другими. Если мы застрянем тут, значит застрянем. Будет ли это так плохо? Я нашел здесь свою силу, Джил, то, что я всегда искал. И одну женщину из миллионов. А ты...

– Дом, – сказал Джил просто, осознав истину. – То, что я всегда искала.

И неожиданно Джил начала смеяться. Не истерично, а с мягкой чистосердечной радостью искреннего удовольствия. Руди не мог вспомнить, чтобы видел ее смеющейся. Это превратило ее холодно-серые глаза в голубые и смягчило суровость белого лица.

– И моему научному руководителю это понравится. – Она улыбнулась ему. – Что за диссертация! «Последствия подземных нашествий в доиндустриальной культуре».

– Я не шучу, – запротестовал Руди, все еще удивленный, как она изменилась, какой стала прекрасной, со всеми шрамами, мечами и прочим.

– Я тоже, – и она опять рассмеялась.

Руди покачал головой, озадаченный переменой в ней.

– Тогда скажи мне откровенно, – сказал он. – Ты бы ушла отсюда? Если бы был выбор между другим миром и тем, что ты имеешь и где ты сейчас, и если бы всего этого никогда не было, – ты бы вернулась?

Она задумчиво посмотрела на него. Потом перевела взгляд на очаг, на Ингольда, чей теплый скрипучий голос зачаровал слушателей, на свет на лицах стражников и черноту теней за ними и после этого – на черную массу Убежища, ночь, заключенную в его стенах, и шевелящуюся ветреную ночь снаружи.

– Нет, – сказала она наконец. – Я понимаю, что только безумный может так говорить. Нет, Руди, я бы не вернулась.

– Леди, – Руди усмехнулся, коснувшись эмблемы стражи у нее на плече, – не будь ты чокнутой, ты бы это не носила.

Джил, размышляя, осмотрела его с ног до головы.

– Знаешь, для панка ты просто класс.

– Для чучела, – серьезно сказал Руди, – действительно большое достижение – заметить это.

И они пошли, чтобы присоединиться к Ингольду.