Я прикусил язык, но было поздно. Черт рассмеялся, показав желтые нечищеные зубы.

– Вот именно. Черт как раз и знает. А творятся с вами весьма интересные вещи. И если вы найдете в себе мужество принять мое предложение, то они будут продолжаться и далее. Гораздо более, поверьте мне, интересные вещи. Ну, как, согласны?

– Да на что я должен соглашаться?

– Как на что? Вы хотели попасть в ад, и я вам предлагаю это устроить.

– Эй, погодите, – впервые за все время разговора я испугался. – За что же меня в ад? Допустим, я и грешил, но в конце концов, я пока жив. И к тому же, может быть, я еще исправлюсь, исповедаюсь, что ли, покаюсь перед смертью, в конце концов. Нет, я категорически возражаю!

Черт молчал. Вдруг меня осенила ужасная мысль:

– Или я действительно умер? Перенервничал сегодня и меня хватил инфаркт или удар, а я просто ничего не помню?

Черт усмехнулся.

– Интересный ход мыслей у вас, Саша. Вы простите меня, я так буду вас называть? По-стариковски.

Я молча кивнул. Объятый ужасом от своей догадки, я не смог выдавить из себя даже элементарного «ага».

– Так вот, Саша. Во-первых, успокойтесь: вы живы. В каком-то смысле вы сейчас живее всех живых. Вы, безусловно, уже заметили, что с сегодняшнего утра обладаете некими необычными способностями. Вам еще только предстоит узнать ваши новые возможности и научиться ими пользоваться. Поэтому вам сейчас просто опасно находиться среди обычных людей. Вернее, это всем остальным опасно находиться рядом с вами.

В этом была доля истины. По крайней мере, я был все еще жив, что само по себе не могло не радовать.

– И теперь встает вопрос, что же с вами, Саша, делать дальше, – продолжал тем временем черт. – Вы отчасти сами решили его, упомянув, что не прочь отправиться в ад.

Только было успокоившись, я снова занервничал.

– Ну вот, опять вы про ад. Но за что?

– Эк вы заладили: за что, да за что. Да ни за что! Вы неправильно ставите вопрос. Вам следовало бы спросить – почему, зачем, с какой целью?

– Хорошо, считайте, что я спросил, – несколько резко сказал я. Меня уже начало раздражать это хождение вокруг да около.

– Давайте сформулируем это так. Ваше положение на сегодня нельзя назвать завидным. Вам все надоело. Надоело настолько, что вы, наконец, решились изменить свою жизнь. А подсознательно вы еще и горите желанием всем и за все отомстить. Учитывая ваши новые способности, и то, в каком состоянии духа вы теперь пребываете, я даже боюсь загадывать, к чему может привести подобное решение. Поэтому я предлагаю вам альтернативный вариант. Я заберу вас отсюда в такое место, где вы сможете освоиться со своим новым положением, и впоследствии уже обдуманно принять решении о своей дальнейшей жизни. Я обещаю вам, что вы всегда, как только пожелаете, сможете вернуться назад. Если захотите, конечно. В настоящий момент Земля для вас не самое подходящее место. Надеюсь вы меня понимаете?

– Так, давайте-ка я суммирую. Вы предлагаете мне отправиться неизвестно куда, где, если верить вашему обещанию, мне будет лучше. И отправляться я должен имея, опять же, только ваше обещание, что смогу оттуда вернуться. Так? Знаете, меня это не устраивает.

Черт вздохнул. Он тоже начал терять терпение.

– Не надо обижать нас недоверием. Мы, между прочим, всегда выполняем свои обещания. Да, в конце концов, просто рискните! Что вы тут оставляете? Неужели вы не хотите избавиться от всего этого? А по поводу того, куда именно я вас отправлю, то забудьте о предрассудках и не обращайте внимания на название. Названия это всегда лишь условность, поверьте мне. Они ничего не объясняют. Ну же, решайтесь.

Черт выжидающе посмотрел на меня.

– Или вы предпочитаете отказаться от шанса коренным образом изменить свою жизнь? Выбирайте сейчас. Второго раза не будет.

Я помолчал. Мой уютный кабинет уже не представлялся мне идеальной защитой от окружающего меня враждебного мира. Я посмотрел сквозь стену. Вероника, видимо для полной уверенности, консультировалась по телефону со знакомым адвокатом о своем материальном положении в случае гипотетического развода со мной. Теща продолжала смотреть телевизор. Люсия уже успела отдаться дону Альфредо, и теперь шантажировала его своей беременностью. Я принял окончательное решение. Повернувшись к черту, я сказал:

– Договорились. Забирайте меня отсюда. Только перед отправлением я хочу кое-что сделать.

Я отвернулся к двери. Телефонная трубка в руках Вероники внезапно раскалилась докрасна и, растаяв, стекла одной большой каплей на пол. Вероника истерически завизжала и позвала мать на помощь. Но та была занята: сидела с остановившимся взглядом и выпавшей вставной челюстью перед останками телевизора. Вместо новенького «Сони», гордости японской технологии, в углу гостиной стояла обуглившаяся пластиковая коробка. Осколки кинескопа и прочая электронная дребедень ровным слоем покрывали весь пол. Не обращая внимания на изменения, происшедшие с телевизором, развратный дон и очаровательная жертва его страсти все еще продолжали выяснять отношения в пустой коробке. Поспорив пару минут, они замолчали, огляделись вокруг, громко выругались по-испански, и исчезли. Телевизор замолчал окончательно.

– Ну вот, – сказал я удовлетворенно черту, который с любопытством и, как мне показалось – с одобрением наблюдал за моими действиями. – А вы боялись. Обошлись самой малой кровью.

Я еще раз осмотрелся вокруг, глубоко вздохнул, взмахнул рукой и сказал:

– Поехали!

Лязг засовов, щелканье бесчисленных замков, грохот тяжелых стальных дверей. Звуки гулко разносятся в пустоте огромного бетонного помещения. Они сливаются с шарканьем тысяч ног, жалобным бормотанием не совсем проснувшихся заключенных и раздраженными криками охранников. Начинается обычный тюремный день. Наконец, заключенные вышли из камер и выстроились в шеренгу вдоль прохода. Из конца в конец здания пронеслась перекличка. Все в сборе. Можно начинать. Из мощных динамиков под потолком раздался бравурный марш, исполняемый на расстроенном рояле. Слащавый до приторности, бодрый голос диктора объявил:

– Доброе утро, дорогие товарищи! Московское время – шесть часов утра. Уважаемые радиослушатели, приготовьтесь, мы начинаем утреннюю гимнастику.

Из динамиков послышался хор мальчиков, которые неслаженно, отчаянно фальшивя, запели «На зарядку, на зарядку, становись!». По рядам прошло шевеление. Не дожидаясь команды, заключенные приняли исходное положение для упражнения номер один. Все поставили ноги на ширину плеч, а руки подняли вертикально вверх.

Порядок упражнений все знают наизусть. Он никогда не меняется, как и сами упражнения. Как и все, что происходит в тюрьме. Администрация делает все возможное, чтобы каждый день, который осужденные проведут в тюрьме, ничем не отличался от других. И, конечно же, служащие изо всех сил стараются, чтобы этот день справедливо мог считаться самым скучным и неприятным в жизни заключенного. Точнее не в жизни, а после жизни. Потому что заключенных в этой тюрьме никак нельзя назвать живыми. Это лишь души. Сама же тюрьма – не что иное, как место их постоянного пребывания в аду. Полное название ее «Восточно-европейское отделение Ада, XX век, филиал 48572/594 РБ». Контингент заключенных характеризуется следующим образом. Состав – русские. Официальное вероисповедание – православные. Истинное вероисповедание – мистический атеизм. Партийность – нет. Уголовная ответственность – нет. Степень греховности – от очень низкой до средней низкой. Тип прегрешений – бытовые грехи без предварительного сговора. Время поступления – 1985/2000 гг. Мера наказания – принудительный просмотр телевизионных программ с углубленным изучением рекламных роликов.

Хор мальчиков допел куплеты о зарядке, и диктор начал руководить гимнастикой. Заключенные с ожесточением принялись размахивать руками, приседать и подпрыгивать на месте, стараясь попасть в такт музыке. Музыкант был явно не из первой десятки мировых талантов. Кроме того, у него полностью отсутствовало чувство ритма. Он легко и ненавязчиво пропускал ударные доли, и творчески менял размер исполняемых им шедевров. В середине вальса он мог внезапно перейти на польку; марши он играл в ритме босанова, а некоторые упражнения заключенные выполняли в ритме аргентинского танго. Несмотря на такой странный аккомпанемент, физзарядка проходила необычайно слаженно. Четыре сотни рук и ног поднимались и опускались как шестеренки часового механизма. Команда чемпионок мира по синхронному плаванию заплакала бы от зависти, увидев такую сработанность сотни фигур.