Он еще подумал, уложить ли в портфель карту района Норфолка. Пожалуй, стоит. Сорок восемь часов вечности — мало ли какая надобность возникнет. Была половина четвертого утра. Для воздушных налетов англичан слишком поздно, для американских «летающих крепостей» — слишком рано. Можно немного прогуляться. Собственно, пешком он и намеревался дойти до квартиры, а оттуда уже ехать на аэродром. Едва полковник прошел через КПП абвера и оказался на затемненной, спящей улице, как понял, что его ждут.

Поняв это, тем не менее продолжал спокойно шагать к перекрестку. Некоторое время «мерседес» двигался рядом. Не доезжая перекрестка, остановился, из машины выскочил офицер СС из личного секретариата Гиммлера.

— Рад, что мы вас все-таки дождались! — воскликнул гаугттштурмфюрер. — Откровенно говоря, я думал, полковник, что вы давно спите у себя в кабинете. Благо сегодня затишье. Позвольте я возьму ваш портфель. Прошу вас, полковник, садитесь.

— Как вы бесцеремонны, капитан! — не выдержал Радл.

— Извините ради бога, но мы опаздываем! Мы кругом опаздываем… Давно хотел познакомиться с вами и спросить — вы и в самом деле были на вершине Эльбруса или это… легенда?

— Куда мы едем? Кто вас уполномочил расспрашивать меня? — Как куда?! Вы никогда не были на Принц-Альбертштрассе? Значит, сегодня побываете. Не Эльбрус, конечно. Это намного ниже уровня моря, но кое-кому впечатлений хватило на всю жизнь. Нет, правда, что вы были альпинистом с мировым именем?

— Да, был, — сухо ответил Радл. — Эльбрус это всего лишь небольшой эпизод.

— А кто-то говорит, что вы трактирщиком были…

— До войны одно другому не мешало. Содержал трактир, что с того? И потом, вы не ответили на мой вопрос. Куда мы едем?

— Вас ждет рейхсфюрер, господин полковник!.. — радостно сообщил восторженный идиот…

Когда Радла проводили в кабинет Гиммлера на втором этаже, он уже понял, что содержимое его портфеля подверглось тщательному досмотру. Гауптштурмфюрер остался в приемной.

— «Рыцарский крест» за зимнюю кампанию? — спросил вместо приветствия рейхсфюрер.

— Совершенно верно, — ответил Радл. — Прошу разрешения закурить. Если, конечно, я у вас здесь в качестве гостя.

— Курите, — сказал Гиммлер, не выносивший табачного дыма. — Не очень многое происходит у вас на Тирпитц-Уфер, чего бы я не знал, но сегодня мне непонятно, что такое «Черный орел». Итак, полковник?..

— В моем портфеле, рейхсфюрер, находятся все объяснения того, что вы желали бы узнать.

— Вы летите к русским в Мариенбаде, я правильно понимаю, что вы со всем этим летите к русским?

— Гиммлер подвигал к себе бумаги и снова отодвигал их, он выглядел несколько озадаченным.

— Да, вы верно оцениваете ситуацию. У нас просто нет другого выбора, если мы рассчитываем добиться хотя бы частичного успеха.

— Что значит — частичного? Частичный успех — это может быть не сам премьер, а его замусоленная сигара.

— Это премьер, — ответил Радл.

— Разница в том, живой он будет или мертвый. А почему русские… Видите ли, рейхсфюрер, у них тоже нет выбора. Сталина, даже если мы сильно об этом. попросим, они выкрасть не смогут, а Черчилля-почемубы и нет? Ондичь, они — охотники.

— Кто такой полковник Штайнер?

— Это мой псевдоним для агентурных сообщений.

— Продолжайте, — велел Гиммлер.

— Мне лично все представляется делом организации. Сумеем организовать проведение операции на должном уровне; значит, успех будет полный. В любом случае важно, что все делается руками русских.

— Напоминаю — мертвым, если по-другому не получится.

— Да, рейхсфюрер!

— Хорошо. Я оставляю дело в ваших руках. Но при одном условии. Вы непосредственно участвуете в операции. Десантируетесь вместе с группой и командуете на месте. Вы помните свою присягу фюреру?

Полковник Радл поднялся со своего места и, вытянувшись в струнку, начал: «Клянусь богом исполнить эту святую клятву! Я буду беспрекословно подчи…»

— Довольно, полковник! Я хочу, чтобы вы помнили и мои сокровенные слова.

— Я их помню, рейхсфюрер: «Верить, повиноваться, сражаться!» Такие слова не забываются.

— Отлично, полковник. Я распоряжусь, чтобы вас отвезли на аэродром. И помните, какое дело я вам доверил…

Полковника Радла встречали в Мариенбаде начальник разведшколы РОА Тензоров и оба его заместителя. В самую последнюю минуту подоспел Штрик-Штрикфельдт.

— Мы ждали вашей радиограммы, господин полковник, — сказал немецкий куратор РОА. — Все так неожиданно перевернулось с ног на голову…

— Мы сражаемся, не правда ли, господа офицеры? Следовательно, нам необходимо верить, что мы сражаемся не по наитию, а по плану. И повиноваться приказам командования, не испытывая сомнений. В какой степени готовности группа?

— Сорок восемь часов, господин полковник, — доложил подполковник Тензоров. — Горное снаряжение укомплектовано на двадцать восемь человек…

— Не понадобится! — бросил Радл. — «Черный орел» отменяется: Летим в другую сторону, через Ла-Манш. Обмундирование английское. Высадка в районе Норфолка. Конкретные задачи группа получит по прибытии на место.

— Но генерал Фрейтаг-Лорингхофен и полковник фон Штауфенберг намерены… — начал было Тензоров.

— Они ничего не должны знать! — отрезал Радл. — Едем в «Охотничий дом», я должен сам убедиться в готовности группы выполнить любое задание фюрера.

Минут через тридцать вместительные машины проехали под шлагбаумом разведшколы РОА. Пока срочно подбирался камуфляж для полковника Радла, пока ждали «дакоту» с пилотом Антилевским, ибо именно трофейная «дакота» была затребована полковником Радлом, Тензоров и Калугин уединились в одном из помещений разведшколы.

— Ну ни хрена себе! — сказал Калугин. — Готовились брать одних зверей, теперь, выходит, совсем не к этому готовились. Что нам в том Норфолке делать? Может, со Штауфенбергом связаться, пока не поздно?

— А что он сможет изменить? — резонно возразил Тензоров. — Ты видишь, как Радла скрутили? Слова лишнего не скажет. Приказал готовить двенадцать человек, он — тринадцатый.

— Ну, а там-то что от нас потребуют?

— Попробую выяснить, — сказал Тензоров. — Подожди здесь.

Начальник разведшколы вернулся довольно скоро. Лицо у него было серым, как старая марля.

— Черчилль… — шепнул он Калугину.

— Что?!.

— Не что, а кто. Английский премьер, вот кто. Приказ Гиммлера — взять живым или мертвым. Это конец всему, что мы успели здесь наработать…

— Тензоров был потрясен и даже не пытался скрыть свое состояние.

— «Дакота» сломалась, — быстро подсказал выход Калугин. — Антилевский что-нибудь придумает, надо только успеть шепнуть ему, куда нас посылают.

— Экипаж будет изолирован от группы до момента десантирования. Да ты же понимаешь — найдут другую «дакоту».

— Ну тогда… — Калугин на мгновение задумался. — Тогда пусть не найдут нас.

— Не понял, — покосился на него Тензоров. — Разбежимся, что ли, по окрестностям?

— Зачем? Полетим, как приказано, а там…

— Что там?

— Это я уж как-нибудь соображу по ходу дела. А ты подумай о том, что здесь. Нам за английского премьера спасибо в Москве не скажут. Плюнь на запрет радиосвязи, дай шифровку, объясни в двух словах ситуацию. Я уверен, что там будет ждать засада. Англичан предупредят. Канарис и предупредит. А мы головы на плаху, во имя чего? А попади там кто-нибудь из нас в плен, у кого-то душа дрогнет, слово за словом все выложит про операцию «Черный орел». И конец всему.

— Да, в этой ситуации я просто обязан дать шифровку, — угрюмо сказал Тензоров. — И не должен дожидаться ответа, а действовать по своему усмотрению.

— И какое же твое усмотрение? — спросил майор Калугин.

— Ты останешься здесь, а я полечу с группой.

— Ну нет, Николай! Так не пойдет. Мы тут с Чикаловым не потянем вместо тебя. Да и нельзя, как ты не понимаешь! «Черный орел» все равно важнее, так ведь? А мы с ребятами лишний раз на этой авантюре преданность свою выкажем, рвение проявим. С мертвых никакого спросу. А ты здесь до главной цели добраться обязан, вот и действуй. Потери все равно будут, так что спишешь нас под главную операцию, чтобы хоть имена наши потом где-то вспомнили… В общем, Николай, не желай мне удачи, а пожелай смерти — быстрой и легкой.