-- Кстати, а Рудольф с Манфредом знают о нашей игре?
-- Зачем так рисковать? Пусть играют свою партию как можно естественнее. Если что-то и пойдет не так, то в кампании все равно будут двое наших.
-- Ну-ну, гауптштурмфюрер. Только, прошу вас, постарайтесь не пересолить вашу стряпню...
***
К краю центрального летного поля авиабазы Шербур, агрессивно взрыкнув форсированными моторами, подъехали пять автомашин. Три из них своей аэродинамикой сильно напоминали фюзеляжи истребителей. Вылезший из полугоночного 'Мерседеса' еще не старый спортивного вида мужчина с хрустом потянулся.
-- Ну как Ханс, руль в твоих руках уже не дрожит?
-- Руль в норме, а вот внутри черепа, до сих пор словно бы джаз-оркестр играет...
-- У тебя что, еще коньяк вчерашний не выветрился? Надо было тебе утром поесть куриного жульена, вот и не страдал бы так.
-- А кто это вообще придумал с утра пораньше за каким-то бесом переться в Шербур из Цюриха и Франкфурта?! Я же только душ и успел принять. Что еще за глупые выдумки?!
-- Ха-ха. Это потому что ночью нужно спать, а не кувыркаться в постели с гостиничной прислугой. Кстати, как она тебе? Ты хоть альпинистские ботинки снимаешь перед этим делом?
-- Иди ты к черту! Горы и бабы никогда еще друг другу не мешали. И ты не ответил на мой вопрос.
-- А придумал все это Манфред. Так что со всеми обидами к нему. Это они с Рудольфом зачем-то устроили этот глупый незапланированный пробег вне основной формулы. А когда я звонил тебе, то и сам знал не больше твоего. Но разве такое приключение не интригует?
-- Угу. Интригует. А нашим хитрецам Лангу с Мюллером выходит не до безумств. Почивают себе на лаврах и на всякие идиотские подначки не ведутся. Не то, что мы...
-- Выходит так...
-- Ну, так кто из нас победил в пробеге?! А? Я вроде вторым был на финише, а выезжал последним?
-- Тот, кто привез в баках больше всех бензина, тот и победил. Так что становись в очередь первым как раз с конца. Ха-ха!
-- Так не честно! О таком нужно заранее предупреждать, тогда я бы заранее залился под завязку.
-- Не скулите, гер Хассе. Всем и так с утра тяжко.
-- Он шутит, Руди, не слушай его. В этот раз мы катались просто так. Ради интриги.
-- Парни, а куда это Браухич опять испарился?
-- Пошел вместе с Вилли договариваться с французами о гонках по прямой на местной 'взлетке'. После обеда, наверное, начнется.
-- А в Цюрихе или Штутгарте, что нельзя было провести эти кошмарные тренировки?
-- Бьюсь об заклад тут не в тренировках дело. Кто-то из 'лягушатников' наверняка бросил нам вызов, вот все и закрутилось. Как раз у нас есть немного времени до подведения итогов Гран-при.
-- А какой в этом смысл, если мы и так уже всех победили? Наши парни показали всему миру, что значит тевтонский дух, помноженный на мощь мотора. Зачем сейчас шустрить и чего-то доказывать?
-- Спроси у Браухича, это он у нас вместо компаса.
-- О! Вы поглядите вверх парни! Вот это вытворяют черти!
-- Ничего особенного. Обычный тренировочный бой местных люфтваффе.
-- Да, в Штутгарте мы видели и не такое. А самолеты у этих 'жаков' так себе. Не сравнить с нашими 'мессершмиттами'.
В этот момент внимание членов этой компании спортсменов было отвлечено не совсем приглядной сценой. Вызвавшей, однако, живой интерес, и увлеченно комментируемой парой наблюдателей.
***
Лев Будин, повернувшись спиной к собеседнику, уже двинулся за своими товарищами в сторону кафе. В этот момент его взгляд остановился на подтянутой фигуре в таком знакомом чешском военном мундире. Да и лицо над застегнутым воротом оказалось столь же знакомым.
-- О! Господин подполковник! И вы тоже здесь?
-- Да, Людвик, теперь и я с вами. Представляешь, едва ушел. Но семья осталась там.
-- Что делать, Янош. У многих наших та же беда. Хреново было при бошах?
-- Все можно было бы терпеть, Людвик. Но в Жилине тевтонцы совсем распоясались. Оттуда они по-хамски утащили к себе почти все имущество авиабазы. Забрали все топливо и 27 машин 15-й летки. Ведут себя хозяевами на нашей земле. В общем, поглядел я на это, и решил, что даже во Французском иностранном легионе, мы были бы меньшими рабами, чем под бошами дома.
-- Тогда, вливайся в ряды борцов за свободу нашей растоптанной и разделенной Родины. Кстати... а эти ребята то же твои?
-- Нет, это не мои... Разве ты не видишь, майор, что это заместитель генерала Пуланиха с сопровождающими. Эти мерзавцы, наверное, приехали за пятьсотдвадцатыми 'Гочкисами', я еще помню, как сам присутствовал в Праге на совещании по закупкам. Пытаются забрать, тот заказ до войны. Я не хочу с ними здороваться. И Людвик... Скандал нам тут совсем не нужен...
Но предупреждение подполковника немного запоздало, потому что кто-то из чехов уже заметил бывших сослуживцев. Французская земля не стала полем примирения, и чешские эмигранты ныне воспринимали словаков не иначе как тевтонских прихвостней. Павла не слышала беседы старших офицеров, и с некоторым запозданием вникла в ход разгоревшейся перепалки.
-- Гляньте парни! Это же Франтишек Мячвак!
-- И как только эта курва посмела здесь появиться?!
-- Предатель!
-- Сами вы предатели! Я остался верен присяге, а вы... А от вас господин подполковник Амбруш я вот такого не ожидал. Как вы могли дезертировать в такое время?!
-- Мне не в чем себя упрекнуть. И перед вами ротмистр я отчитываться не собираюсь.
-- Что, гад, вместе с генералом Пуланихом лижешь сапоги бошам?
-- Сами вы гады! Лижете зад польским мерзавцам, отобравшим у нас Ораву, Спиш и Тешинию. Такие же, как вы трусы из 64-й летки перегнали в июне в Польшу четыре машины. Но ничего! Дождётесь! Скоро ваша ср.ная Польша, наконец-то, сама отведает не только бошевской, но словацкой стали!
Дальнейшие фразы, сказанные на языке Чапека и Гашека, стремительно соскочили с литературной речи на сленг представителей дна некогда единого чехословацкого общества. Рядом за этим зрелищем с интересом наблюдали улыбчивые мужчины в щегольских кожаных куртках с автогоночными шлемами подмышкой. Сначала Павла и не думала вмешиваться. Она с трудом понимала смысл закипающей дискуссии, но когда градус оскорблений зашкалил, и готов был перевести спор в настоящую потасовку, все-таки решила вмешаться на своем 'командном немецком'. При этом о только что понесшей урон чести Польши она думала в последнюю очередь...
-- Офицер! Немедленно извинитесь!
-- Это еще кто там?
-- Я второй лейтенант Адам Моровски. А вы сейчас позорите словацкую авиацию своим недостойным поведением.
-- Будь ты постарше, я заставил бы тебя подавиться своими словами, молокосос! Кто ты такой чтобы...
-- Всего лишь человек, который умеет себя вести в гостях. Если вы офицер другой страны, то соблюдение приличий за границей вообще должно быть одним из ваших главных достоинств.
В этот момент еще один словацкий офицер с каменным лицом, что-то выговаривая на ухо забияке ротнику, утащил его в направлении хмуро взирающего за недавним цирком словацкого полковника. Подошедший Лев Будин, молча, пожал руку 'защитника чести словацкой авиации', и увел все еще возбужденных чешских пилотов в кафе. Павла осталась одна. Но ее одиночество продлилось недолго, в нескольких шагах от нее с улыбкой замер высокий блондин в куртке гонщика. За спиной у него маячила та сама группа спортсменов явно направлявшаяся на обед...
