Когда к месту боя подошла пара Будина и Куттельвашшера, один из 'немцев' уже жидко коптил своим костром на опушке леса. Правда, мото-реактивный 'Девуатин' пилотируемый Розановым тоже дымил своим мотором, но пока нормально держался в воздухе. И как только враг заметил, что подавляющее преимущество потеряно, схватка стремительно завершилась. Все 'мессеры' почти одновременно вышли из боя пологим пикированием. Розанов хотел было их преследовать, но получил резкий приказ лечь на обратный курс к Марково. Главным же достижением этого боя стало возвращение всех самолетов на базу, и это было намного важнее одного сбитого 'ягдфлигера'...

   В последний же вылет этого дня эскадрилья вылетела в уменьшенном на четыре самолета составе. Слегка 'поцарапанный' мелкими осколками разорвавшегося в его кабине 'эрликоновского гостинца' Дестальяк остался присматривать за ремонтом двух французских истребителей. Своего D-514, и того 511-го с ВРДК, на котором перед этим летал второй французский капитан-испытатель. Пары Розанова с Терновским и Будина с Куттельвашером остались единственным прикрытием восьмерки штурмовиков. Сам же комэск Моровский хоть и скривился, увидев свой закопченный аппарат со снятыми покореженным капотом, но, не давая воли ненужным переживаниям, быстро пересел на 7-го 'Пулавчака' оставшегося от раненного в последнем бою подхорунжего Крупака.

  И снова им многое удалось сделать. Вот только закончился тот вечерний вылет первой и самой болезненной потерей ополченцев. Но если бы не надвигающаяся ночь, и сумасшедшие маневры комэска на сильно устаревшем истребителе, возможно, потерь было бы намного больше. Когда 'Пулавчак' Моровского вместе с атакованной довольно опытной шестеркой 'мессеров' эскадрильей, медленно оттягиваясь на незанятую врагом территорию, уже крутился в оборонительном круге, Адам снова показал себя мастером боя. Его едва выжимающий три с половиной сотни километров истребитель, отчаянно метался, срывая все вражеские атаки нацеленные на его подчиненных. И снова, как и тогда под Парижем, Розанов услышал в шлемофоне озорной припев казацкой песни. Но в этот раз слова в ней были немного другие. Ему даже тогда почудилось, что эту же песню сейчас в голос поют в своих не оборудованных передатчиками кабинах и молодые пилоты-штурмовики. А потом голос затих. 'Мессеры' проводили их почти до самой Торуни, и улетели. А на полосу садилась непобежденная врагом ополченческая эскадрилья всего без одного самолета. И хотя капитан, и надеялся на лучшее, но зачем-то снова захотел вспомнить лицо того удачливого мальчишки...

  ***

   //Черновое обновление от 30.10.13/

   ***

   Реальная картина последнего боя смазалась и сделалась нечеткой. Из горла сами собой яростно неслись слова, недавно рожденного марша... Растянутый элиплс оборонительного строя эскадрильи оттягивался в сторону Торуни. Только слишком уж медленно. Уже минут десять, как 'мессеры' поменяли свою тактику. Одна их пара своими хитрыми наскоками продолжала мешать нормальному возвращению 'цыплят' на базу. А четверка, судя по почерку, наиболее сильных воздушных бойцов, мертвой хваткой вцепилась в пару Будина и Куттельвашера, и в одиночный аппарат бросившегося им на помощь комэска. Выходя из атаки, Павла удовлетворенно кивнула. 'Цыплята' огрызались на кружащих вокруг них 'крестоносных хищников' короткими дальними очередями. Бросок в сторону врага, всполох огня синхронных 'Виккерсов', и снова занял свое место в строю. Кольцо не разорвано, а, значит, враг не добился успеха. Эскадрилья ополченцев, прикрытая парой Розанова и Терновского, продолжала оборонительный бой, и все также медленно оттягивалась к югу. А вот тройке их защитников приходилось уже довольно туго.

   Хлопок где-то сбоку. Что-то резко царапнуло грудь и плечо, но осмотреть себя некогда, бой продолжается. В шлемофоне прозвучала пылкая тирада Терновского. Парень рвался к ним сверху на помощь, но короткая резкая отповедь Розанова утихомирила забияку. Стало ясно, что глупостей не будет. И снова разноцветные строчки у самого крыла. Уход на вираж, и звук щелчка шального попадания в плоскость. Чуть в стороне, отбиваясь от одного врага, получил сверху от другого свою очередь майор Будин. Непонятно ранен ли сам пилот, или поврежден самолет, но летел он уже как-то неуверенно. Небо довольно сильно потемнело, еще бы чуть-чуть, и схватке конец. Вот пилот 'мессера', обиженный на только что полученный в фюзеляж десяток пуль, вместе с напарником серьезно взялись за устаревший, но постоянно им мешающий Р-7 комэска. Павла успела заметить как из подожжёного ею на лобовой атаке 'мессера' выпрыгнул с парашютом пилот, а через несколько минут сама с трудом сажала свою дымящуюся машину на чуть подсвеченную закатом ближайшую площадку. Что там потом случилось на посадке, память не сохранила...

   Потом ей снился долгий надоедливый сон. В том сне она все никак не могла выйти из боя. Вокруг Павлы все крутилось и менялось, как в калейдоскопе. Вот она на своем 'Пулавчаке' заходит в хвост какому-то 'мессеру', и тут же на ее машину с разных сторон наваливается толпа других аппаратов. Среди них мелькали и советские 'ишаки', и японские 97-е и американские 'Боинг' Р-26, виденные ею в Баффало, и даже древние 'Фарманы'. Вот, она суетливо пытается уйти в маневр, но разноцветный ливень пуль и снарядов настигает. И превратившись в сплетающийся из огнеметных струй огненный вихрь, снова и снова опаляет ее лицо жаром. А потом это огненное чудовище уносится дальше, оставляя в обожженном теле тупую пульсирующую боль. Но боль отступает, и Павла снова летит в бой. А в нескольких метрах от ее кабины, к крылу крыло, плотно идут самолеты. Слева из кабины какого-то древнего 'Фоккера-биплана' ей грозит кулаком Петровский. Справа из кабины MS-406 укоризненно качает головой Голованов, а впереди по курсу и ниже, оборачивается и подмигивает из кабины И-14-го гэбэшный старлей-майор Горелкин. Но в шлемофоне очень резко и почему-то по-польски звучит срывающийся голос Терновского '-- Адам! Где же ты?! Прикрой меня! Ада-ам!'. И еще не видя друга, Павла отчаянно кричит ему в ответ - 'Казак, спокойно! Я здесь! Я с тобой! Если есть высота, вывернись 'штопором', они этого не знают! Если высоты нет, играй на виражах. Держись шляхтич! Я сейча-ас!'. Внезапно кошмар смывается холодным туманом. В серой полутьме ей казалось, что ее куда-то волокут. Сквозь шум в ушах, звучали чьи-то приглушенные голоса, но слов было не разобрать. Противная тряска, затем остановка. Потом перед лицом появлялась нагло жующая вытянутая рожа какого-то немецкого фельдфебеля, всхрапывала по-лошадиному, и движение возобновлялось. Дальше ее качало и слегка подбрасывало, словно по горной реке ее несла какая-то лодка...

   Тени войны и другие видения вдруг куда-то отступили. Только в висках Павлы остался какой-то размеренный стук 'тик-так'... Что-то твердое коснулось губ, и в рот потекла чуть сладковатая жидкость. Павла сделала глоток. Лежа с закрытыми глазами, она, вдруг, почувствовала какую-то сырость на лбу и щеках, и словно сквозь вату, услышала тихое, всхлипывание по-польски.

   -- Бабушка Мара, он ведь не умрет?

   -- Да, нет же глупенькая. Из такого-то пекла хлопак вылез, да помирать?! Вот еще! Раны-то не сильные. Да и не гибнут просто так такие-то герои. Ты его награды видела?

   -- Угу.

   -- Война ще только второй день идет, а у поручника уже и грудь в орденах. Вот таких-то воинов судьба и Дева Мария очень любят.

   -- А летать он снова сможет?!

   -- А как же! Еще много наград его ждет... Как он того немца-то спалил. Вот уж где страсть-то! А Штефан еще хотел ехать в Демблин, учиться. Ни за что этого глупого мальчишку туда не пущу!