— То, что похожие темы уже были в нашей стране, это хорошо. Это значит должны остаться и опытные кадры и материалы, которые можно будет передать в ХАИ. И значит можно сэкономить время, не проводя повторных испытаний по которым есть результаты. Эти материалы вы передайте в СТО Давыдову. Но сейчас нам уже не так интересно, что там было раньше… Расскажите, что сейчас делается в РНИИ, и что сейчас с тем агентом?

— Сейчас в РНИИ вернулись к пороховым двигателям и по теме жидкостных ракет работы почти не ведутся. А вот с» Брайтенбахом»… С середины 38-го, после смерти куратора Агаянца, связи с агентом А-201 мы не имеем. Чуть более подробную информацию смог предоставить отозванный из Германии в 37-м наш агент Василий Зарубин, который знал «Брайтенбаха» и был его первым куратором. Мне удалось допросить его. Но последние сообщения от А-201 дошли до нас лишь в марте прошлого года, и теперешнее его состояние неизвестно.

— Товарищ Фитин, вы хорошо поработали. Но вскоре вам надлежит поработать еще лучше. Кстати, что там сейчас Деканозов? Он-то по своим посольским каналам восстанавливает наши утраченные связи?

— Без вашей санкции и разрешения наркоминдела Молотова он этого делать не станет. И каждый раз об оказании помощи его нужно просить…

— Очень плохо!

— …?

— Плохо, что ваш предшественник так некачественно сдал вам дела. И плохо, что вы их до сих пор не привели в порядок. Какие у вас есть предложения?

— Товарищ нарком… Лично мне кажется что нам уже пора эту связь с А-201 восстановить. Тем более, что если судить по данным «Кантонца», ракетная программа Третьего Рейха значительно продвинулась вперед и подошла к стадии разработки уже боевых образцов вооружений. Я также считаю, что вместо контактов через посольство, было бы намного безопаснее внедрить кого-нибудь из наших сотрудниц в окружение его жены. По предварительным выводам у меня все.

«М-да. Годами ищем и растим агентов, тратим народные деньги, и теряем их из-за халатности и непрофессионализма своих же сотрудников. Стыд и позор! Зря я тогда Деканозова так просто отпустил, ой зря! Он конечно теперь будет нашими глазами у Молотова, но за то, что не пошел в распыл вместе с Ежовым, он еще не отработал. Надо будет его обратно на короткий поводок привязывать. Но это потом… чуть позже. Сейчас нам нужно понять, что за сверхмощным оружием Гитлер хочет оснастить свои ракеты».

— Хорошо, товарищ Фитин. Ускоряйте эту работу. Новые сведения полученные от этого «Брайтенбаха» по ракетной теме сразу докладывайте мне… Еще у меня есть для вас задание, по своей важности и секретности не уступающее предыдущему. За малейшую ошибку в этой работе наказание будет беспощадным. Вот эту папку вы сейчас прочтете в моем присутствии, и потом можете быть свободны…

Бронированный кулак войск противника смог совершить это. То, во что в штабе Комацубары никто не верил. Запертые на центральном плацдарме войска коммунистов, избиваемые тяжелыми батареями Квантунской армии, вдруг неожиданно сами проломили кольцо окружения, и пройдя по краю болот, ударили в тыл блокирующей их северный плацдарм группировке. Этому внезапному удару предшествовала мощная авиационная подготовка. За полчаса непрерывных налетов, оборона на стыке двух полков была измочалена бомбами, а потом, без паузы, проутюжена гусеницами небольшой, но хорошо вооруженной конно-механизированной группы.

Поспешный встречный удар японских танковых и кавалерийских резервов был сначала остановлен штурмовыми действиями авиации противника, а затем изрядно поредевшие части столкнулись накоротке с сосредоточенным ударом советских танкистов и монгольских цириков. И не выдержали удара. А в небе снова носились проклятые демоны, стреляющие из пушек по беззащитной для атаки с неба коннице. Но не только японские конные лавы выкашивались огненными змеями шрапнели их пушек. Часть танков с иероглифами на борту также получили попадания и нарушили боевой порядок. А под прикрытием этого авианалета, выскочившие из-за сопок стремительные БТ, меткими залпами своих двухфунтовок зажгли передовые «Ха Го» головного дозора. И хотя до северного плацдарма было еще километров двадцать, но надежной линии обороны на этом пути уже не было. Остатки наносивший контрудар группировки, огрызаясь, откатывались к блокирующим северный плацдарм японским позициям. И как назло, вместо удара японской артиллерии по прорвавшемуся врагу, наоборот, среди японских боевых порядков появились разрывы окопавшейся где-то поблизости на фланге батареи красных. Это был разгром…

От некогда многочисленной танковой группы осталось всего семь танков «Ха Го» и пара средних «Чи Ха». Майор Фукуда на пару мгновений прикрыл глаза, не в силах видеть как горит машина любимчика всей бригады поручика Нанда. Среди офицеров Квантунской армии его талант лицедея и шутника высоко ценился всеми от генералов до простых солдат. Теперь же этот юноша с задорной улыбкой перевоплотился в огненный цветок, и навсегда покинул любящую его семью панцирных воинов Квантуна.

«Прощай, юный самурай. Ты с честью выполнил свой долг перед императором и страной. Могла ли твоя судьба сложиться иначе? Зачем ты умер? Какой демон вообще понес тебя – прирожденного артиста в армию?! Выступать бы тебе в Токийской опере или каком-нибудь модном кабуки. Но нет, ты сделал правильный выбор! И каждый из нас будет гордиться дружбой с тобой. Прощай самурай, мы скоро встретимся…»

Оглядевшись, майор захлопнул за собой приоткрытый люк танка «Ха Го». Приказ командования был им не выполнен. Тот самый приказ, который через командира пехотного полка переслал ему лично генерал Комацубара. О сохранении чести командира уже нечего было думать, зато можно было подумать о чести самурая. Но в бою нет места малодушию. Служить и умирать – вот она судьба солдата. Фукуда заметил разворачивающуюся на сопке конную батарею противотанковых орудий, и отдал последний приказ своим подчиненным.

В ту минуту, когда наводчик командирского танка успел поразить одно из орудий, 45-миллиметровый снаряд выпущенный из танковой пушки БТ пробил 12 миллиметров брони, ворвался в боевое отделение «Ха Го». Поразив людей, посланец смерти расплылся в тесноте зловонным белым дымом. Раненый осколками заряжающий, воя от боли, вытаскивал неподатливое тело офицера через люк, но глаза его командира были недвижны. Гибели идущих за ним в эту последнюю атаку танков майор уже не увидел.

В кинозале дома Красной армии житомирского гарнизона, собралась небольшая группа зрителей в мундирах ВВС и НКВД. Главный редактор киножурнала «Пионерия» и, по совместительству, директор новой кинокартины сильно волновался. Сегодня Варламову предстояло впервые показывать лишь частично недоделанный фильм. Конечно лучше было бы дождаться возвращения киносъемочной группы Гольдштейна из Ташкента, и добавить последние кадры к ленте, но к тому моменту останется время только для заключительного монтажа картины. Далее ее срочно потребуется показывать руководству, переделывать эпизоды уже не останется времени. Поэтому сегодняшний пробный показ без части эпизодов был для Леонида Васильевича фактически премьерой.

— Товарищи командиры. Я прошу отнестись серьезно к этому просмотру. К сожалению, сейчас в ленте еще не смонтированы туркестанские эпизоды, но из-за нехватки времени мы решились на этот предварительный показ. Именно сейчас нам нужно будет принять решение о наиболее важных и срочных доработках. Весь коллектив съемочной группы ждет от вас справедливого и профессионального взгляда и суждения об этой картине.

— Если все готовы, то мы начнем. Петя, запускай!

Зрители уже видели некоторые эпизоды, и в зале раздавались перешептывания.

По экрану несутся кадры авиалетописи. Фильм еще толком не сверстан, но кроме его создателей, понять это в зале могут немногие… После воздухоплавательной эпопеи, показали Одессу – глазеющих на красный флаг «Потемкина» мальчишек… Их робкие попытки революционной деятельности. Тупые глаза жандармов и плачущие матери в кадре. Злые слезы нещадно выпоротых «подпольщиков». Потом их путь в небо… Зуботычины унтер-офицеров и голод. Подпольная летная учеба у Ефимова. И редкие моменты полетного счастья… Болгария. Звук незнакомой песни и красота гор и садов… Огонь турецких пушек и госпиталя с болгарскими ранеными. Главный герой Алексей во все глаза глядит на эту страну, которую когда-то отвоевывал у турок его дед. Но пока ему не дано воевать в небе Болгарии. Смех аристократов над внешним видом чумазого моториста. Разрешение из милости на один-единственный полет на двухместном «Милитэре». Желтые крылья «Фармана» среди небесной бирюзы и белой ваты шрапнельных разрывов над турецким городом. Словно пульс бьющаяся неровная мелодия. Корректировка огня артиллерии с помощью вымпелов… Поздравления друзей. Война оказывается недолгой. Перед фотокамерой замирают несколько человек с обветренными лицами. Магниевая вспышка сохраняет для истории эту маленькая победу первого добровольного отряда русских военлетов. А дома в России эти победители никому не нужны. Снова пузатые чины не дают летать на этот раз уже героям Адрианополя, снова в их жизни нужда и поиски работы. Но вот начинается Мировая война… Пьянство пилотов-офицеров, и их отказы летать. Страдания под гитару трусов с аксельбантами. Пилоты из солдат наконец-то понадобились… Вылеты добровольцев-охотников из числа солдат, выучившихся на пилотов, на разваливающихся при посадке аппаратах… Аварии и гибель пилотов. Хамство и издевательства летного начальства. И снова редкое счастье полетов. Солнце, искрящееся на крыльях… Юго-Западный фронт. В воздухе резвятся австрийские пилоты. Безрезультатные дуэли с применением «маузеров» и «наганов». Австрийский «альбатрос» летает над русскими позициями и бросает бомбы. Русские пилоты ничего не могут с ним сделать. Спор Нестерова и генерала Бонч-Бруевича о необходимости вооружения аппаратов.