— Фотоаппараты можете себе оставить. А все листы бумаги и картона, самописки, карандаши и еще мелки прошу добровольно сдать. Это приказ товарища Полынкина. И еще я прошу выйти из кабины, чтобы мы могли её осмотреть.
— Для начала командира эскадрильи сюда пригласите, товарищ лейтенант.
— Хорошо, но из кабины я вас прошу все же выйти.
Глинка озадаченно вертел головой. Павла, внутренне кипя, отошла от крыла и обмахивалась шлемом. Наконец, комэск подошел к приготовившемуся взлетать Р-10.
— Павел Владимирович, в чем суть вашей претензии? Только говорите негромко, пересуды никому не нужны.
— Дело в том, Иван Олегович, что действия начальника охраны ставят под угрозу сбор в этом вылете сведений о тылах противника. Наши фотоаппараты физически не смогут зафиксировать все важное, что мы можем встретить. А запомнить все это без карты я не смогу.
— Так может тогда отправить того, кто сможет?
— Предлагаю кандидатуру капитана Полынкина. Я слышал, что у него фотографическая память.
— Не иронизируйте, пожалуйста. Вы же ПОНИМАЕТЕ, смысл этого приказа.
«Это ты к тому, что я шпион вражеский и вы опасаетесь что я записками над японской территорией сыпать начну. Да-а-а. Великого же ума ваши стратеги! А вот хрен вам, а не профанация боевого вылета!».
— Тогда, давайте сделаем так. Все карты, блокноты и письменные принадлежности оставьте в кабине. А фонарь кабины вы мне так заклиньте, чтобы я ничего наружу выкинуть не мог. Пистолет свой я сдам, мне он в воздухе не нужен. И все тяжелое из кабины заберите, чтобы я фонарь еще чем-нибудь выбить не смог. И еще к пилотскому креслу меня привяжите посильнее, так чтобы я ногами стекло выбить не попытался. Только поскорее все это делайте, а то через пару часов уже смеркаться начнет, а нам еще лететь.
— Напрасно вы так, Павел Владимирович. Напрасно…
— Ничего не напрасно, Иван Олегович! Сейчас потеря любого нашего пилота вместе с самолетом может привести к серьезным проблемам в работе эскадрильи. От этого вылета ДЕЙСТВИТЕЛЬНО зависит многое. Если вы вместе с начальником охраны будете и дальше саботировать работу, то я никуда не полечу! Ребята мой инструктаж уже слышали, и если вы сейчас в этот полет нормально по-человечески не пустите, то можете сразу меня арестовывать.
— Можем конечно и арестовать. Но что, вам в этом конкретном полете свет клином сошелся? Ведь столько сил уже потрачено, чтобы людей воевать обучить!
— Иван Олегович. Сошелся свет клином. Вот если мы нормально слетаем и все у нас получится, то я гарантирую, что наши ребята смогут быстро научиться ориентироваться в этом районе и так же быстро понимать, откуда им ждать угрозы. Ну а сорвете этот вылет, перестанет с этого момента эскадрилья быть нормальной боевой единицей и станет зоной. Да, зоной! Причем не пилотажной, а обычной ГУЛАГовской. Зоной, где только охрана право имеет право голоса. А в зоне я летать не буду.
— Условия нам ставите?!
— Это не условие, это констатация факта, товарищ капитан! Можете даже не давать мне противоядия. Ср.ть мне с высокой ветки на такую вашу постановку учебного процесса! Без меня тогда наше «пушечное мясо» на обед к японским рыбоедам отправляйте!
— Ста…Тьфу ты! ЛЕЙТЕНАНТ КОЛУН!
«Ну что, старлей-майор? Пора шпиона в цугундер запирать, да? Давай тогда живее, и не миндальничай! Да и какие вы, нахрен пилоты, если простых вопросов не понимаете! М-да-а».
— Приказываю, вам со звеном выполнить разведывательный полет в полном объеме! Оружие сдайте. Карты и блокноты возьмите. Фонарь вам зафиксируют…
— Слушаюсь!
— Выполняйте! И удачи вам там, Павел Владимирович!
«Ни хрена себе! Он что же под свою ответственность меня отпускает. Неужели же Горелкин не верит, что я шпион? Если так, то скоро у него проблемы начнутся. Полынкин на него уже небось дело завел. М-дя. Натворила я дел своей принципиальностью. Но отступать мне уже некуда. Лететь надо. Это факт, а остальное побоку».
Через десять минут разведчик оторвался от полосы. За ним парами взлетали И-14 сопровождения…
***
— Товарищ старший майор госбезопасности, разрешите доложить?
— Это хорошо, что вы быстро приехали. Докладывайте. И вот что, приказываю вам при отсутствии посторонних общаться ко мне по имени-отчеству.
— Слушаюсь. Виктор Михайлович, я час назад под свою ответственность выпустил в разведывательный полет «Кантонца». В составе группы один Р-10 и четыре И-14. Он полетел штурманом-стрелком. В случае провала вылета готов понести любую ответственность.
— Вообще-то мне уже доложили об этом. Как впрочем и об инциденте, который случился перед самым вылетом. Зачем вы его выпустили в полет вы расскажете сами, но я, честно говоря, ожидал от вас большей ловкости и изящества. Он что, и правда собирался умереть от яда, если бы ему не разрешили в этом вылете нормально собирать и фиксировать развединформацию?
— Так точно, собирался. Если разрешите я бы хотел высказать свое личное мнение об этом человеке, а заодно и о том, почему я разрешил ему этот полет?
— Говорите.
— Я считаю, что «Кантонец» не может быть шпионом. Я далеко не уверен в полезности всех его предложений, включая даже то, о котором я принял решение немедленно вам доложить. Тем не менее, мнение о нынешнем режиме контроля у меня сложилось крайне негативное. Я уверен, что для пользы операции нужно прекратить все эти игры с ядами, полетами без парашюта и с заклиненным фонарем кабины. Этот человек наверняка будет нам полезнее если его работу чрезмерно не сковывать бесполезными мерами, которые принципиально не способны помешать действиям настоящего шпиона. Отбери мы у него перед вылетом даже нательное белье, если это настоящий шпион, то он нашел бы способ передать сигнал, да еще так бы это сделал, что мы бы даже об этом не догадались. И уж конечно он не стал бы противиться такой бестолковой опеке, а с улыбкой и спокойствием принял бы все это. Виктор Михайлович, не подумайте, что я слишком очарован личностью этого человека. Это не так, порой мне его лично пристрелить хочется. От анархизма его еще придется долго лечить, а в некоторых вопросах он явно перегибает палку со своей принципиальностью. В армии такой максимализм обошелся бы ему вечными лейтенантскими кубарями и досрочным увольнением в запас. Но вот в том, что в таком сложном и ответственном деле, как наша операция нельзя тупо соблюдать все правила, особенно если это вредит поставленной цели, я с ним абсолютно согласен. Я хорошо помню правила и уставы, но в данном случае врагов мы ищем не там. И Полынкину я уже посоветовал обратить более пристальное внимание на обеспечивающую нас продовольствием и водой монгольскую часть, и на личный состав автомобильного взвода.
Начальник удивленно разглядывал лицо своего подчиненного. Словно бы пытался удостовериться в искренности его жаркого выступления.
— Вот как? Хм. А Полынкин, он что, манкирует своими обязанностями и не обеспечивает достаточный уровень безопасности вашей части?
— Этого я сказать не могу. Но его чрезмерно пристальное внимание к «Кантонцу» скоро станет заметным для всех. А у нас не просто подразделение НКВД, а еще и боевая часть, для которой чрезвычайно важными являются состояние боевого духа и взаимовыручка. Станут ли пилоты выполнять предполетные инструкции «Кантонца», и будут ли надежно прикрывать его в бою, если к нему уже сейчас такое нарочито предвзятое отношение охраны, я предсказывать не берусь. А ведь от этого зависит и эффективность боевой работы и, возможно, будущий уровень потерь. Поэтому я считаю такую «заботу» Полынкина о «Кантонце» чрезмерной и неэффективной.
— Ладно, я вас понял. По поводу изменения схемы контроля «Кантонца» мы уже думали, и через три дня я вам пришлю еще одного человека, который хорошо изучил ваш объект и во многих ситуациях сможет быть полезным. Что вы там начали говорить о его новом предложении?
— Я внимательно изучал его дело и пока не понимаю, откуда у него такие идеи. Ощущение такое, будто человек начитался разных книг о шпионах, но сам в этой работе еще мало что понимает. Старший лейтенант предлагает совместить действия по прикрытию «Флористики» с дезинформацией противника и для этого советует использовать разбитый вчера учебно-боевой ИП-1. Он обоснованно считает, что японцы ничего толком про эту еще недавно сверхсекретную машину знать не могут. А установив на ней блоки реактивных пороховых ускорителей, можно было бы вручить этот поломанный аппарат японцам, чтобы направить их по ложному следу. Предлагает громко сбросить эту «липу» на контролируемой японцами территории с трупом в кабине и якобы секретными документами. На мой взгляд, если это идея самих японцев то уж очень глупая, ничего они этим не добьются. Даже о наших настоящих операциях прикрытия они так узнать не смогут. А вот если удастся их поймать еще на этот крючок, то могут появиться интересные перспективы.
