— Ну что, Колун, дождался своего звездного часа?
— Бросьте, товарищи, подкалывать. Это наш общий с вами звездный час. Да, вот еще что. Товарищ полковник. Давайте на земле смоделируем свои действия в воздухе. На все про все нам пяти минут хватит. Так сказать "пешим по-самолетному".
— Что еще за выдумки?
— Это не выдумки. Я просто забыл вовремя это предложить. Ну вот, например, по заданию между самолетами расстояние семьдесят метров. Пусть масштаб будет один к десяти, семь метров, как семьдесят. Встаем, как летим, и пошли подвигаемся. Первая "камера" снимает, до конца пленки. С нею в пеленге другая летит. Первая крыльями качнула, значит пленка заканчивается и через минуту она отвалит. Потом вторая камера так же. Ну как?
— Ну ты и жук, Колун, опять все на ходу менять?
— Ничего, товарищ полковник, менять не нужно. Пять минут, берем операторов и поехали.
Инженеры быстро въехали в ситуацию, и сопротивляться не стали. Поначалу было смешно, но через полчаса, вместо пяти минут, группа из четырех самолетов постепенно начала двигаться согласованно.
— Ну все, стало более-менее получаться. Перед самым вылетом повторим.
— Всем отдыхать! Ты, Паша, тоже иди отдохни, тебе еще после сборки проверочный вылет, и потом на земле в испытаниях участвовать.
Пробный "холодный" вылет прошел нормально. Управление И-Z сложнее не стало. Наступил черед наземных огневых испытаний.
"Странные звуки. Нажала одну гашетку – заработал мотоциклетный мотор. Нажала вторую, и сначала услышала гудение, а потом свистящий шелест, довольно тихий. Так что у нас по плану? Десять секунд… и выключить. Да-а. Если винт запустить, "Тюльпан" и не услышишь. Идут осматривать. О! Михалыч мне кулаком грозит… Оглядели. Вроде довольные уходят. Рукой махнули, можно продолжать. Второй запуск уже на минуту. Угум. Привыкаю даже. Кстати, мотоциклетный мотор между пусками можно и не выключать. Чего там мне Глеб машет? Ага. Боятся, что я случайно его запущу. Ладно, выключу. Смотрите, на здоровье. Камера стрекочет и стрекочет. Одна пленка закончится, тут же вторую камеру запускают. Молодцы, хорошо придумали. О, Петровский прибежал. Ему-то что нужно?".
— Паша, вылезай! Скоро к профессору на предполетный инструктаж.
— Иваныч, слетаю-ка я пока на скорость. Надо максимальную скорость "Бумеранга" с выключенным "Тюльпаном" узнать. Ведь потом будем скорость с включенным "Тюльпаном" мерить. Спроси, где у них мерный километр, и я слетаю.
— Ладно, жди, я с тобой вылечу, сначала спокойно пройдем, потом – на форсаже.
Проскура поначалу был против, но потом все же согласился, что на скорость лететь желательно. Два истребителя поднялись на тысячу метров, под брюхом одного из них висела странная торпеда. Первый проход над мерным километром был "вхолостую" на скорости двести. Потом взлетела белая ракета, у флажков замерли хронометристы. Пара самолетов, разогнавшись с небольшим снижением, выровнялась за километр до отметки, стремительно пронеслась над полем и пошла на посадку.
К зарулившему Павлу, тут же подбежал старлей Саша.
— Двести шестьдесят один ты выжал. Молодца. "Бумеранг" твой с пушками больше двухсот пятидесяти и не разгонялся никогда. А тут, с вашей торпедой выключенной, он на десятку больше выдал. Сколько же со включенной выдаст? А? До пятисот разгонишься?
— Спасибо, Сашок. Там видно будет. Ну, что там, на инструктаж зовут?
— Да, вылезай. Пора уже.
Проскура оглядел летчиков, и одетых в шлемофоны инженеров-операторов кинокамер. Подергал себя за усы. Было видно, что временный заместитель ректора волнуется. Что-то прочитал в блокноте, кивнул. Вроде успокаивается.
— Так, товарищи летчики, минутку внимания. Обращаю внимание всех. Операторы наверняка захотят увидеть и снять процесс работы поближе. Так вот, запрещаю! И не говорите потом, что не слышали. Ближе семидесяти метров, я запрещаю подлетать к "Бумерангу". Наказывать за самодеятельность буду жестоко! Всем понятно?! Вопросы есть?
— Нет вопросов? Ну что ж, отлично. Тогда на старт!
Перед стартом вся группа с операторами снова "пешим порядком" отработала проход с огневыми испытаниями и съемкой.
И вот, дан старт. Первыми снова вырулили и взлетели "Чижи". Волнение охватило и Павлу. Мотор запущен. Обратной дороги нет. Разбег, и "Бумеранг" в воздухе.
"Набираем полтора километра. Занимаю место в ордере. Первая камера подошла на свое место. На самом деле камер-то на каждом самолете по две. Но теперь я о самолетах сопровождения думаю уже, как о летающих камерах. Петровский пускает ракету – они готовы. Ну что ж. Хоть и не верила никогда, но – С богом! Мотор запустился. Факела пока нет. Зажигание. Есть факел! В зеркальце видно. Иваныч, ровнее веди, не спеши. Молодец. Так держать!..".
…
Четыре самолета заходили на посадку. У Павлы внезапно заболели руки. И в глазах потемнело. Показалось, что сесть сама не сможет. "Неужели давление гребанное?". Но нет. Выровняла самолет. Есть касание! Полет закончился нормальной посадкой. Безо всякого шика, спокойно так зарулила на стоянку. Голова откинулась назад. "Господи! Я же сегодня впервые молилась, чтобы все получилось…". К самолету уже бежали люди. Слышались радостные крики. Только сейчас Павла поняла, как она устала за эти два с половиной безумных дня…
* * *
Топот ног и крики приблизились вплотную. Павла открыла глаза. Вокруг самолета собралась немалая толпа. В середине мелькали фигуры Проскуры и Глеба. Еременко куда-то исчез. Пара инженеров тут же кинулась осматривать "Тюльпан". Летчики и мастера обступили кабину пилота.
— Молодец, старлей! Справился.
— С возвращением, Павел. — "А Глеб-то, гляди-ка, переволновался бедный".
— Спасибо.
— Ты Паша, поди утомился. Слезай чайку попей. Со мной как, хм… с "соавтором" покалякай. Такой ведь непростой полет нынче осилил.
— Спасибо тебе, Михалыч. Это все руки твои драгоценные. Кабы не ты, хрен бы чего сегодня полетело. Ты за ИЖа уж прости нас с Глебом. Я тебе все починю и компенсирую.
— Ладно, вылезай давай. Потом поговорим.
— Молодец, Павка!
— Мы тут все за тебя кулаки держали!
— Спасибо, товарищи, только расступитесь, пожалуйста. Дайте из кабины-то вылезти, а то мне еще к начальству на доклад.
— Ай, маладца! Колун, дай я тебя голубя расцелую.
— Иди-ка ты "голубь" Сашок, лучше с девицами на танцах целуйся!
— А что? И на танцах отмечусь. Ладно, не бойся, пошутил я.
— Значит так, Павел. Видел я, как ты сегодня летал. С дисциплиной, я вижу, у тебя наладилось. Молодец! И ракету свою ты уверенно запускал! Со стороны смотришь, и в жизни ведь не скажешь, что человек смертельно рискует. А вот мне за тебя, храбреца, жутко было. В общем так, старлей. Готовься! Если медицина нас не подведет, верну тебе твое звено. Слышишь, Колун, верну!
— Спасибо, товарищ командир полка!
— Ну как вы, батенька? Не сильно перенервничали?
— Да все нормально, профессор.
— А с аппаратом-то что у нас? Заметили что-нибудь в полете? И чего это вы, голубчик, в кабине застряли-то?
— Да народу уж больно много вокруг собралось. Так тесно, что ногу некуда ставить. Пусть хоть немного разойдутся.
— Товарищи, расступитесь! Дайте пилоту из кабины выйти.
— Товарищи! А ведь то, что сейчас было это… это же событие. А!? - "Кто это там вылез? Угу. Аспирант, какой-то молодой выступает".
— Точно! Сегодня ведь первый полет! Первый полет боевого самолета с дополнительным реактивным мотором! — "А это уже Глеб прорезался. Эк его разобрало".
— Ура!
— Здорово!
— Качай пилота, ребята!
"А этого старлея я точно прибью когда-нибудь".
— Стоять! Спокойно, товарищи! Никого качать не надо. А то просто не вылезу из "Бумеранга".
