Литмир - Электронная Библиотека

Мое небольшое преимущество было в двух клинках против его одного и, соответственно, в лучших атакующих возможностях; у Бьерна же присутствовал щит, неприятная штука в руках умелого бойца, отсутствие которого у меня нивелировалось полуторамиллиметровой сталью пластин бригантины. Уязвимыми местами, как обычно, были локти, ноги, шея, кисти. У меня в меньшей мере было защищено лицо.

Начали сходиться. Я, стоя боком, выставил вперед горизонтально клинок цзяня, малхус держал позади внизу. В отсутствие щита лучшая стойка – прежде чем добраться до меня, противнику надо убрать с дороги меч, а уязвимой поначалу оказывается только держащая его рука. Левая, кстати, что еще более неприятно для нападающего правши.

Укол, как, впрочем и в земном Средневековье, тут был известен, почитаем, и считался полезным, что бы ни думали некоторые историки на основании рисунков учебных и некоторых боевых, в основном кавалерийских, мечей со скругленным острием. Частично получивших такой вид по причине неосторожной заточки или элементарных отколов острия клинка. Просто-напросто обычно укол не столь практичен, как рубящий удар, в условиях тотального применения щитов. Скорость удара в обход щита практически одинакова, а вот шансов промахнуться больше.

Поэтому Бьерн на рожон, в смысле острие, лезть не спешил. Попытался обойти по кругу, я зеркально повторил его действия. Покружились некоторое время. Я понимал его сомнения, сам неоднократно продумывал днем варианты схватки. Когда у тебя под удар попадает только рука, держащая меч, поневоле задумаешься о возможности ловушки с попаданием под контратаку вторым мечом, либо под удар или укол первым, если попытка атаковать ближнюю руку будет неудачной.

Тут я зевнул. Противник молниеносно щелкнул плашмя по цзяню, и прекрасным кистевым ударом кончиком меча в выпаде чуть было не попал по ране на предплечье. Я успел только дернуть рукой, отчего его меч отрикошетил от наруча чуть в стороне. Мгновением позже он был ближе на шаг, щит ушел вниз, защищая ноги, а меч рубанул меня по голени чуть ниже колена. Цзянем я мог только резануть его по плечу, что для доспешного противника было абсолютно безопасно.

К счастью, у меня сработал правильный рефлекс атаки малхусом вооруженной руки, а не прикрытых щитом ног противника. Косой удар снизу вверх, я промахнулся, но оказался в выгодном положении для удара локтем по прикрытой нащечниками, но все же уязвимой челюсти противника. Чего-чего, а этого он не ожидал. Мгновением позже цзянь неудачно попытался пробить чешую его юбки. Машинально нанесенный им ответный удар оказался слишком слаб, чтобы прорубить наплечник. Попытка разорвать дистанцию привела к удару навершием рукояти малхуса в тот же правый нащечник и многострадальную челюсть. Голова Бьерна дернулась вбок, и я, выдохнув, разрубил ему предплечье держащей меч правой рукой вертикальным ударом. Еще мгновением позже Блодорм змеей скользнул под рефлекторно дернувшийся вверх щит, и я, разворачивая корпус на правой ноге, вбил его в обтянутые кольчугой штаны чуть выше колена.

Бьерн закричал и, дернувшись назад, сорвал ногу с меча. Отшагнув назад раненой ногой, он, как ни странно, не упал. Но это не помогло, он только и смог, что попытался закрыться от удара малхуса в ноги. Но с одним щитом, раненый и потерявший инициативу, ни на что большее оказался неспособен. Вместо удара в ноги ударил цзянь, чуть было не пробив его хауберк. Укол оказался слишком быстр и оттого неточен. Мгновением позже следующий, так ожидаемый противником удар в ноги решил исход поединка, расколов противнику колено правой ноги, убрать которое, отходя назад, на этот раз он не успел. Бьерн завалился на бок, в следующую секунду цзянь, скользнув над краем щита, проколол его шею. Для гарантии пришлось повернуть меч в ране, памятуя о некоторых дуэлянтах в истории моего мира.

Одному из них в первом же схождении пробили шею кинжалом насквозь. Надо полагать, его противник очень удивился, когда тот нисколько не поспешил упасть, захлебываясь кровью, а продолжил поединок, в конце концов укокошив своего оппонента.

Наблюдавшие за поединком устроили мне овацию, которую, однако, я прекратил, углядев в толпе такую знакомую разбитую морду.

– Ты! – я указал на него окровавленным концом Блодорма. – Мне кажется, ты что-то хотел мне сегодня сказать! Говори, не тяни!

Убивать молодого придурка не хотелось, а вот добавить яркий штрих к создаваемому образу отморозка, которому что убить, что плюнуть, стоило. Однако требовалось сыграть роль так, чтобы у парня были пути отхода, иначе альтернативой была только смерть. Совершенно мне не нужная в данной ситуации.

– Я?

– Ну, не я же! Не хочешь?

Парень тупо моргал глазами и пытался придумать, что ответить.

– Вот и хорошо. Достаточно на сегодня убийств, больше настроения нет, – вздохнул я.

Парень расслабился и раскрыл рот, желая, вероятно, полноценного диалога.

– Если настроение появится, я убью тебя завтра!

Парень забыл, что хотел сказать.

Глава XVI

Зрелище получилось коротким, ярким и, разумеется, произвело на стариков и окружение ярла ожидаемое впечатление, но реакция зрителей оказалась неоднозначной. Форинг с Сигурдом ухмылялись, оба деда морщились, леди Бригитта чуть скривила губы в усмешке, хольды свиты тоже либо давили улыбки, либо были, можно сказать, убийственно серьезны. Но интерес, судя по взглядам, ко мне появился. Что мне и требовалось.

Ко мне подошел один из хольдов Бьерна с просьбой забрать тело и приготовить к погребению. Меня несколько удивило отсутствие в его взгляде ненависти. Хотя в зале суда он не вытащил меч только оттого, что острие рогатины уперлось в его горло.

– Я-то тут при чем? – искренне удивился я подобному вопросу. – Забирайте.

– Доспехи и оружие, – напомнил он.

До меня дошло. Если в судебных поединках в провинции часто обусловливали заранее судьбу доспехов проигравшей стороны, поскольку комплект вооружения стоил очень больших денег и часто собирался всей семьей, даже иногда при участии друзей. Семья, конечно, не желала терять такую ценность. Но в больших боргах, тем более среди профессиональных, живущих мечом, воинов этого придерживались редко. Тут действовал закон поля сражения – кто победил, тот и грабит. Точнее, забирает все с покойного. Тут тоже работала экономика. Доспехи и меч часто были единственным достойным внимания имуществом спорщиков, а вооружение победителя могло сильно пострадать в поединке.

Я задумался. Раздевать мертвеца мне не хотелось, равно как и унижать его этим перед толпой, тем более не хотелось пачкаться, наверняка под доспехами он был весь залит кровью.

– Устроит тебя, что вы сами его разденете? Не хочу покойного унижать у всех на глазах, – я обвел толпу рукой, – доспехи снимая. Или ты это как еще одно оскорбление воспримешь? Уже не хевдинга, а его дружины?

Воин явно удивился. Он не ожидал, что я проявлю уважение к павшему, в нашей ситуации это действительно было необычно. Он склонил голову:

– Спасибо. Куда их принести?

– Дружинники тебе покажут, – вмешался самый главный дед в наш разговор, попутно с интересом меня рассматривая.

С тела я забрал только оружие, хотя меч предварительно осмотрел Асмунд. Сняв с ремня кинжал, я встал над телом и коротко склонил голову. Мужика действительно было жалко, попал в ситуацию, откуда не было выхода, и самое страшное для него, не по своей вине. Хотя он меня и взбесил.

Поистине, задумаешься о судьбе…

Толпа одобрительно зашумела. Даже воины Бьерна зашептались.

Потом меня пригласили в малую столовую, где дедушка, который ярл, начал на меня орать. Второй согласно кивал рядом. Посторонних на выволочку не пригласили.

Выпустив пар в виде мощного потока средневековых нецензурных выражений, дед успокоился и заговорил по существу:

– Ты хоть понял, как тебе сегодня повезло?

– Это в смысле причины, почему меня чуть не убили? – скучающим тоном уточнил я. Причины лежали на поверхности, самокритичности было вполне достаточно, чтобы понять: меня действительно сегодня чудом не прикончили.

50
{"b":"188808","o":1}