Иногда вместо настоящих инструментов подкладывали «инструменты для розыгрыша»: отвертки со стержнями, гнущимися, как спагетти; пробойники с носиками мягкими как воск; наборы гаечных ключей, которые не подходили ни к чему на свете; паяльники с покрывающимися инеем жалами; немаркированные кронциркули с непроизвольным проскальзыванием; неправильные шаблоны; негодные обжимные щипцы; приборы для проверки целостности цепи, способные свести с ума любого.

Это сказка, что людей влекут механические устройства. У нормальных людей — врожденное отвращение к механизмам, а установившееся между ними примирение действует человеку на нервы. Проклятые устройства просто не функционируют должным образом. Ты ненавидишь их, они ненавидят тебя. История старая, как мир.

Свифт, старый мудрый сумасброд, однажды написал пьесу на тему «порочности неодушевленных объектов». Они действительно порочны, особенно с точки зрения больного, уродливого, невежественного, неумелого, несчастного человека, который сражается с ними в исступлении, — и они отвечают ему тем же.

На протяжении рабочего дня Джордж Гневни и несколько его товарищей по несчастью штурмовали свои задания — сквернословие вперемешку с многоэтажным богохульством и яростные танцы вокруг рабочего стола в стиле молний летней грозы. Время от времени приходили люди и вставляли в несчастных трубки, а также производили другие унизительные процедуры.

Пара-нексус — сложная субстанция, «собачье масло», необходимое для стимуляции «запрограммированных». Несмотря на то, что ее можно было взять у любого человека, в высшем качестве она встречалась только у испорченных, невменяемых «очень сердитых людей».

* * *

Но сегодня Джордж Гневни был сам не свой. Он выглядел угрюмым, но не выказывал ни грамма злости.

— Нужно его подстегнуть, — предложил унтер-доктор Котрел. — Мы не можем тратить на него весь день. Он раздосадован и испытывает достаточно сильное возбуждение. Почему он не взрывается? Почему он не злится?

— У меня идея, — объявил унтер-доктор Девон. — У нас помечено, что один из «запрограммированных» признал родство с ним. Помните, когда Ват впал в депрессию, мы вызвали «запрограммированного», который обнял его и назвал «дядюшкой Вилбуром»? То, как Ват взорвался, должны были зарегистрировать самые удаленные сейсмографы. Нам пришлось проявить прыткость, чтобы помешать ему наброситься на «запрограммированного». Ват продолжал злиться так долго, что мы смогли использовать его без перерыва более семидесяти часов кряду. Как же наши «очень сердитые» ненавидят «запрограммированных»! Они называют их «штуками».

— Отлично. То, что сработало с Ватом, с Гневни должно быть эффективнее вдвойне. Вызывай «запрограммированного». Натравим его на уродливого Джорджа.

— Ее. Она — «сомнительный механизм» и таким образом формально женщина.

— Еще лучше. Не могу дождаться. Гневни — самый продуктивный из них всех, когда действительно слетает с катушек. У него будет хорошая отдача.

* * *

Передача, маленькая талантливая «запрограммированная», пришла в Институт кортикоидов, «Молочную ферму». Она быстро разобралась в ситуации и получала от нее удовольствие. У «запрограммированных» был свой юмор — более изысканный, чем у людей, и более чем подлинный, — и они ценили забавность неуместного противопоставления.

В Передаче было немного актерского дара, ибо все Запрограммированные обладали талантом к имитированию. Она за секунду продумала роль и вложила в нее все свои способности.

И у нее получилось! Она изобразила самого жалкого пострела со времен «Спичечной девочки». Но она была «запрограммированной», а не человеком; это все равно, что надеть на коробку передач шаль беспризорника и повернуть толкатель.

Они впустили ее внутрь.

— Папа! — закричала Передача и бросилась к Гневни.

Обслуживающий персонал сомкнулся стеной, разделив их, чтобы избежать повреждений, когда низшего человека накроет девятый вал ярости.

Представление обещало быть грандиознее, чем то, которое устроил Ват в свое время на пустом месте. Гневни был крупнее и взрывоопаснее, а ситуация — нелепее. Будет побит рекорд по уровню децибелов, комната заполнится серой, а также обогатится словарь копрологии.

Но ничего не произошло.

Лицо Джорджа Гневни оставалось вялым, он печально покачал крупной головой.

— Уберите ребенка, — произнес он унылым голосом. — Сегодня я не буду нести ответственность за свое настроение.

* * *

Наступило новое утро, и Джордж Гневни должен был идти отрабатывать свой паек.

На улице к нему привязался жизнерадостный щенок — серия радостных тявканий и виляющий хвост в придачу.

— Привет, малыш, — сказал Гневни и нагнулся, чтобы потрепать щенка. Но щенок не был запрограммирован на такое обращение. Он был рассчитан на пинки раздраженных людей. Щенок закрутил серию обратных сальто под такой душераздирающий вой, как будто его пнули на самом деле.

— Бедная игрушка, — проговорил Гневни. — Она никогда не знала доброты.

— Послушай, Гневни, — обратился к нему подошедший человек низшего класса, — у собаки единственное предназначение — обеспечить возможность двенадцати или тринадцати таким, как ты, крутым красавцам пинать его каждое утро в целях создания у вас нужного настроения. А теперь пни ее.

— Не хочу.

— Тогда я доложу о вас.

— Мне все равно. Разве можно причинить вред этой бедной маленькой дворняжке?

Подошла старая разбитая параличом дама, трясущаяся от беспомощности.

— С добрым утром, мой милый, — сказала она Гневни.

— И вам доброго здоровья, леди, — ответил он.

— Что? Тебе не следует говорить так! Ты должен выбить у меня костыли, сбить с ног и втоптать в асфальт. Это поможет тебе настроиться на рабочий лад. Старые дамы-инвалиды — эффективный раздражитель для «очень сердитых»; они повышают градус их злости. Это общеизвестный факт.

— Не уверен, что буду делать это сегодня, э-э… Маргарет, так вас зовут? Прекрасного вам дня, дорогая Маргарет.

— Брось нести чушь про «прекрасный день»! Я обязана выполнить работу. Я кусочек твоего настроения. Ты, бычок, должен выбить костыли и сбить меня с ног, чтобы настроиться на рабочий лад. Нападай сейчас же, или я отправлю рапорт.

— Отправляйте, если вам так надо, дорогая Маргарет.

Гневни отправился на работу в Институт кортикоидов, но он был абсолютно к ней непригоден.

Раздражен? Он даже не сердился. Он был озадачен и мил, а когда кто-то из твоих подопечных становится мил с тобой, у тебя проблемы. Он был вежлив со всеми и заставил их всех понервничать. Он выполнил свою норму за час, — найдя задания значительно более легкими, если заниматься ими спокойно. Но он не должен был найти их более легкими.

Сотрудники отдела перепугались не на шутку. Они не могли позволить Гневни, лучшему производителю, продолжать в том же духе.

— Злись, черт тебя побери! — кричал унтер-доктор Котрел, тряся Гневни за плечи. — Мы не потерпим симуляции на работе. Злись и начинай вырабатывать гормоны.

— Кажется, сегодня я не в состоянии, — честно признался Гневни.

— Дважды черт тебя побери, тебе придется разозлиться, сволочь! — продолжал унтер-доктор Котрел. Но, казалось, он выводил из равновесия самого себя. — Унтер-доктор Девон! Обер-доктор Ратрейсер! Начальник Дагл! Мне нужна ваша помощь. Этот упрямый осел не желает злиться.

— Ему придется, — сказал унтер-доктор Девон. — Мы заставим вонючего ублюдка разозлиться.

— Он выглядит неважно, — сказал начальник Дагл. — Вчера его продуктивность снизилась наполовину, а сегодня он вообще никуда не годен. Ладно, пропустите его через стандартную процедуру. Нельзя, чтобы он киснул дальше.

Они пропустили. Процедура была зверская. Невиннейшего праведника она превратила бы в ревущего дьявола. Даже наблюдатели обычно багровели от ярости, глядя на происходящее, и не было предела для ответной реакции со стороны жертвы. Гневни перенес все со сдержанной грустью. А уж если не помогает стандартная процедура, что еще тут поделаешь?