В то же мгновение, как она прижалась к нему, его рот приоткрылся чуть шире, язык опалил жаром ее губы, требуя, заставляя, вынуждая раскрыться. И не успела Мередит исполнить невысказанное желание, как его язык скользнул глубже, мимо зубов, во влажную пещерку, и поцелуй обрел взрывную силу. Его ладонь накрыла упругий холмик груди, лаская его через тонкую материю, потом скользнула за спину, сжав ягодицы, притягивая все ближе, заставляя Мередит ощутить всю силу желания возбужденного тела. Мередит на миг застыла, растерявшись от непривычной близости, но тут же, сама не зная почему, запуталась пальцами в густой гриве темно-каштановых волос и с таким же неистовством вернула поцелуй.

Казалось, прошло несколько часов, когда он наконец поднял голову и выпрямился. Сердце Мередит билось неровно, часто, словно обезумевший маятник, но она продолжала стоять в кольце сильных рук, прижавшись лбом к его груди, пытаясь справиться с бурей нахлынувших чувств. Где-то в глубинах одурманенного сознания зародилась мысль, что ее поведение выглядит очень странно – один-единственный поцелуй не стоит таких волнений.

Сознание того, что Мэтт может посчитать ее неопытной дурочкой, заставило Мередит поднять голову. Ожидая увидеть гримасу презрения на его лице, она робко взглянула на Мэтта, но увидела совершенно другое. Серые глаза пылали, лицо потемнело от страсти, а руки инстинктивно сжались, словно он не желал отпускать Мередит. Она запоздало сообразила, что он все еще возбужден, и почувствовала странное удовлетворение и гордость за то, что этот поцелуй подействовал на него с такой же силой, как и на нее. Не думая о том, что делает, Мередит уставилась на его рот. В очертаниях этих твердых губ проглядывала дерзкая чувственность, однако… он мог быть так поразительно нежен… мучительно нежен…

Сгорая от желания вновь почувствовать прикосновение его губ, она подняла глаза.

Но Мэтт прекрасно понял ее, и из его груди вырвался полустонполусмех, руки снова судорожно сжались.

– Да, – хрипло прошептал он и завладел ее губами в жадном, голодном поцелуе, похитившем разум, отнявшем воздух и сводившем с ума неземным наслаждением.

Неожиданно услышав веселый смех, Мередит неловко высвободилась из объятий Мэтта и с тревогой обернулась. Десятки пар выходили из клуба, чтобы полюбоваться фейерверком, а впереди всех шагал отец, устремившийся к дочери с искаженным от ярости лицом.

– О Боже, – пролепетала Мередит. – Мэтт, вам придется покинуть клуб. Немедленно уходите.

– Нет.

– Пожалуйста! – почти крикнула она. – Со мной все будет в порядке, здесь он мне ни слова не скажет, подождет, пока мы останемся наедине, но трудно представить, что он сделает с вами.

И минуту спустя Мередит узнала ответ.

– Здесь сейчас будут люди, чтобы выпроводить вас отсюда, Фаррел, – прошипел отец вне себя от бешенства и, повернувшись к Мередит, с силой сжал ее руку: – Ты идешь со мной.

Два клубных официанта уже направлялись к нему. Отец дернул ее за руку, и Мередит снова умоляюще попросила Мэтта:

– Пожалуйста, уходите, не нужно устраивать сцену.

Отец потащил ее вперед, и у Мередит не осталось другого выбора, кроме как покорно идти за ним или тащиться сзади. Она едва не заплакала от облегчения, увидев, что официанты остановились, а Мэтт, широко шагая, направился к дороге. Официанты нерешительно посмотрели на Филипа, ожидая указаний, и тот бросил:

– Пусть подонок убирается, но позвоните привратнику и предупредите, чтобы не вздумал впустить его снова.

У самой двери отец, побагровев от гнева, обернулся к Мередит:

– Твоя мать сделала меня посмешищем, но будь я проклят, если и тебе удастся то же самое! Слышишь?!

Он отбросил руку дочери, словно она была осквернена прикосновением Мэтта, но голоса больше не повышал. Истинный Бенкрофт, какими бы ни были повод и причина, никогда не проветривает грязное белье на публике.

– Немедленно поезжай домой и оставайся там. На дорогу у тебя уйдет двадцать минут; через двадцать пять минут я позвоню, и Боже помоги тебе, если вовремя не окажешься на месте.

Он резко повернулся и вошел в дом. Изнывая от унижения и позора, Мередит посмотрела ему вслед, а потом вошла в клуб и взяла сумочку. По пути на стоянку она заметила в тени деревьев три целующиеся пары.

Почти ничего не видя из-за застилающих глаза слез бессильной ярости, Мередит уже проехала мимо одинокой фигуры, шагавшей по обочине дороги с перекинутым через плечо смокингом, прежде чем поняла, что это Мэтт. Она нажала на тормоза. Снедаемая угрызениями совести за причиненную ему боль, девушка не осмеливалась поднять на него глаза.

Он подошел к машине, слегка нагнулся, глядя на Мередит сквозь приоткрытое окно:

– С вами все в порядке?

– В полном. – И, неловко пытаясь притвориться, будто ничего не случилось, объяснила: – Мой отец – Бенкрофт, а Бенкрофты никогда не ссорятся на публике.

Но Мэтт заметил стоявшие в глазах слезы и, протянув руку, осторожно притронулся загрубевшими пальцами к ее щеке.

– И кроме того, не плачут на людях, не так ли?

– Верно, – призналась Мередит, пытаясь перенять от Мэтта хоть немного его великолепного безразличия к отцу. – Я… сейчас я еду домой. Могу я подвезти вас?

Мэтт перевел взгляд с ее лица на побелевшие пальцы, вцепившиеся в баранку.

– Да, но только если вы позволите мне сесть за руль.

Следующие слова помогли Мередит понять, что он сомневается в ее способности добраться до дома.

– Почему бы мне не доставить вас домой? А оттуда я возьму такси.

– С удовольствием, – весело объявила Мередит. Выйдя из машины, девушка обошла ее кругом и уселась на место пассажира.

Мэтт включил сцепление, и машина плавно свернула с проселочной дороги на шоссе. Оба долго молчали. Мимо проплывали огоньки фар, ветерок дул в окна. С левой стороны сверкали огненные фонтаны, расцветали яркие цветочные клумбы, сыпались каскады искр – это догорал фейерверк, приходя к великолепному финалу в россыпях красного, белого и голубого огней. Мередит молча наблюдала, как сверкающие искры рассыпаются и гаснут.

Запоздало припомнив хорошие манеры, она наконец пробормотала:

– Я хочу извиниться за то, что произошло сегодня, то есть за отца.

Мэтт искоса с веселым изумлением взглянул на нее.

– Это ему следует извиниться. Моя гордость была задета, когда он послал этих двоих жирных пожилых официантов выбросить меня. Мог бы по крайней мере подрядить четверых, чтобы пощадить мое самолюбие.

Мередит раскрыла рот, потрясенная тем, что его ничуть не запугали угрозы отца, но тут же улыбнулась, ощущая, как прекрасно быть рядом с таким человеком. Молча оценив широкие мускулистые плечи Мэтта, она кивнула:

– Если бы он действительно хотел выкинуть вас из клуба, мог бы сообразить послать сразу шестерых.

– Мое самолюбие и я – мы оба благодарим вас, – лениво улыбнулся он, и Мередит, которая дала себе слово больше не улыбаться, разразилась хохотом.

– У вас чудесный смех, – спокойно произнес он.

– Спасибо, – ответила Мередит, без памяти довольная комплиментом.

В бледном свете приборной доски она не отрываясь изучала темный профиль, наблюдала, как ветер шевелит густые волосы, удивляясь, почему несколько простых слов кажутся почти физической лаской. Слова Шелли Филмор пришли на ум, прозвучали возможным ответом: «Настоящая сексапильность в чистом виде…»

Поначалу она не считала Мэтта чересчур привлекательным. Зато теперь, кажется, изменила свое мнение и подумала, что немало женщин вешается ему на шею. Вне всякого сомнения, именно по этой причине он научился так целоваться. Да, сексапильности в нем хоть отбавляй, и в обращении с женщинами ему нет равного.

– Сверните сюда, – попросила Мередит четверть часа спустя, когда они приблизились к высоким воротам из кованого железа. Протянув руку, она нажала кнопку на приборной доске, и ворота медленно распахнулись.

– Это наш дом, – объяснила Мередит, когда он нажал на тормоза. Мэтт взглянул на величественное каменное строение с окнами в освинцованных переплетах: