– Из какого же вы города? – резко вмешался отец Мередит, готовый подвергнуть допросу и устрашить любого мужчину, который близко подойдет к дочери.

Мэтт Фаррел повернулся, и Мередит с тайным восторгом увидела, как он не моргнув глазом сдержал уничтожающий взгляд Филипа:

– Эдмунтон, к югу от Гери.

– И чем вы там занимаетесь? – грубо спросил Филип.

– Работаю на сталелитейном заводе, – хладнокровно бросил Мэтт, ухитряясь при этом выглядеть таким же высокомерно недоступным, как Филип Бенкрофт.

Ответом на это признание послужило всеобщее молчание. Несколько пожилых пар, стоявших в стороне в ожидании тети и дяди Джонатана, неловко переглянулись и поспешили отойти. Миссис Соммерс, очевидно, решила сделать то же самое и как можно скорее.

– Желаю приятно провести время, мистер Фаррел, – сухо процедила она и вместе с мужем направилась в столовую.

Неожиданно все пришло в движение.

– Ну что ж, – жизнерадостно объявила Ли Эккермен, оглядывая членов компании, всех, за исключением Мэтта Фаррела, стоявшего немного в стороне. – Пойдемте ужинать!

Взяв Джона под руку, она повернулась к двери и намеренно громко заметила:

– Я зарезервировала стол на девять человек!

Мередит быстро подсчитала – вместе с Мэттом их было десять. Парализованная отвращением к Джонатану и его друзьям, она не тронулась с места. Отец увидел, что дочь находится почти рядом с Фаррелом, и, шагнув к Мередит, больно сжал ее локоть.

– Избавься от него, да побыстрее! – рявкнул Филип достаточно громко, чтобы Мэтт расслышал, и с разгневанным видом почти вылетел из комнаты. Мередит, проводив его взглядом, посмотрела на Мэтта, не совсем представляя, что будет делать. Мэтт повернулся к высокой стеклянной двери и разглядывал веселящихся людей с отчужденным безразличием человека, знающего, что он нежеланный гость, и намеревался вести себя так, словно предпочитает, чтобы его оставили в покое.

Даже не скажи Мэтт, что работает на заводе, Мередит с первого взгляда поняла бы, что он здесь чужак. Прежде всего смокинг слишком тесно облегал широкие плечи, словно был с чужого плеча, скорее всего взят напрокат. Да и сам Фаррел не разговаривал с врожденной уверенностью члена общества, ожидавшего теплого приема везде, куда бы он ни попал. Более того, в манерах чувствовался отчетливый недостаток воспитания – едва заметная резкость и неловкость, интриговавшие и отталкивающие ее одновременно.

Учитывая все это, было удивительно, что он внезапно напомнил Мередит ее самое. Но так и было. Девушка смотрела на этого такого одинокого человека, делавшего вид, что ему нипочем всеобщее пренебрежение, и видела себя – несчастную, всеми брошенную ученицу школы Святого Стефана, проводившую каждую свободную минуту с книгой на коленях, пытавшуюся притвориться, что ей все равно.

– Мистер Фаррел, – бросила она как могла небрежнее, – не хотите выпить что-нибудь?

Удивленный Мэтт повернулся и, немного поколебавшись, кивнул:

– Скотч с водой, пожалуйста.

Мередит посигналила официанту, немедленно оказавшемуся рядом:

– Джимми, принесите мистеру Фаррелу скотч с водой.

Посмотрев на Фаррела, девушка обнаружила, что тот, недоуменно хмурясь, изучает ее: взгляд блуждал по лицу, груди и талии, потом снова поднялся к глазам, словно он подозревал ее в чем-то и хотел понять, почему Мередит пытается завести с ним знакомство.

– Кто был тот человек, который велел вам избавиться от меня? – резко спросил он.

Ей не хотелось зря волновать его, но пришлось сказать правду:

– Мой отец.

– Примите мое глубочайшее и искреннее сочувствие, – торжественно объявил он, и Мередит разразилась громким смехом, потому что никто до сих пор не смел критиковать ее отца, даже косвенно, и, кроме того, она неожиданно почувствовала, что Мэтт Фаррел был мятежником, как она и сама решила отныне стать. Это невольно делало его родственной душой, и она почему-то сравнила Мэтта с храброй дворняжкой, брошенной злобной рукой в стаю надменных чистопородных собак. Девушка решила спасти его.

– Можно пригласить вас на танец? – улыбнулась она Мэтту как старому другу.

Мэтт с веселым изумлением оглядел ее.

– Что заставляет вас думать, принцесса, будто сталелитейщик из Эдмунтона, штат Индиана, умеет танцевать?

– А вы умеете?

– Думаю, справлюсь.

Это определение оказалось явной недооценкой его возможностей, что и поняла Мередит через несколько минут после того, как они вышли потанцевать на террасу под медленную мелодию, которую играл маленький оркестр. Он действительно танцевал неплохо, хотя несколько скованно и старомодно.

– Ну как я справляюсь?

Находясь в блаженном неведении относительно двойного смысла его шутливой оценки, Мередит ответила:

– Пока я могу только сказать, что у вас хорошее чувство ритма и двигаетесь вы легко, а это самое главное. – И, улыбаясь ему, чтобы случайно не обидеть, призналась: – По правде говоря, вам не хватает практики.

– И часто вы рекомендуете практиковаться?

– Не очень. Одной ночи будет достаточно, чтобы выучить новые па.

– Я не знал, что существуют «новые па».

– Существуют, но сначала вам придется поучиться, как вовремя расслабиться.

– Сначала? – повторил Мэтт. – А я все это время находился под впечатлением, что расслабляться нужно потом.

И только сейчас до Мередит дошло, что он имеет в виду. Окинув его спокойным взглядом, девушка, не повышая голоса, спросила:

– Мы говорим о танцах, мистер Фаррел?

В голосе девушки слышался явный упрек, и Мэтт это понял. Несколько секунд он с неподдельным интересом изучал ее лицо, словно оценивая вновь, и кажется, мнение его о новой знакомой начало резко меняться.

Глаза Мэтта были не светло-голубыми, как думала Мередит, а удивительного металлически-серого цвета, и волосы оказались не черными, а темно-каштановыми.

Запоздало объясняя причину скованности движений, Мэтт сказал:

– Несколько недель назад я порвал связку на правой ноге.

– Прошу прощения, – извинилась Мередит за то, что так неосторожно пригласила его на танец. – Очень больно?

Удивительная белозубая улыбка вновь сверкнула на темном лице.

– Только когда танцую.

Мередит весело рассмеялась и почувствовала, как собственные тревоги начинают таять. Они оставались на террасе достаточно долго, чтобы потанцевать еще, и на этот раз говорили лишь на такие общие темы, как плохая музыка и хорошая погода. Когда они вернулись в салон, Джимми принес виски. И Мередит внезапно пришла в голову коварная идея, вызванная неприязнью к Джонатану и сочувствием к Мэтту.

– Пожалуйста, запишите напитки на счет Джонатана Соммерса, Джимми, – попросила она и, краем глаза глянув на Мэтта, заметила его удивленное лицо.

– Разве вы не член клуба?

– Член, – покаянно улыбнулась Мередит. – Это просто мелкая месть с моей стороны.

– За что?

– За…

Слишком поздно поняв, что все сказанное ею может смутить его либо будет истолковано как жалость, девушка пожала плечами:

– Мне не очень нравится Джонатан Соммерс.

Мэтт как-то странно посмотрел на нее, поднял стакан и сделал большой глоток:

– Вы, должно быть, голодны. Позволяю вам уйти и присоединиться к друзьям.

Это было жестом вежливости: очевидно, Мэтт давал ей возможность вовремя уйти, но Мередит не имела никакого желания видеть сейчас Джона и его друзей, а кроме того, судя по виду остальных гостей, было ясно, что если она сейчас покинет его, ни один человек в этой комнате не сделает даже попытки заговорить с Фаррелом. Говоря по правде, присутствующие в салоне старались вообще не подходить к ним.

– Собственно говоря, – заверила она, – еда здесь не так уж хороша.

Мэтт обвел глазами собравшихся и решительно поставил стакан, словно показывая, что собирается уйти:

– Да и люди тоже.

– Они держатся в стороне вовсе не из злобы или высокомерия, поверьте, – настаивала девушка.

Безразлично пожав плечами, Мэтт, однако, недоверчиво спросил: