Три месяца сборов подошли к концу, и в соответствии с приказом надо было сдавать выпускной экзамен. Нам вручили экзаменационные билеты и попросили рассказать то, что еще не улетучилось из памяти в результате частого употребления нью-каслских вин. Для нас, начинающих подводников, это был еще один шаг на пути к заветной цели. Некоторые сдали этот экзамен, ответив на все вопросы, касающиеся внутреннего строения торпеды, другим экзаменатор сделал поблажку, остальных выручил командир флотилии, хранящий в памяти то, как сам провалился на первом экзамене. Наша прекрасная мечта о службе на боевой подводной лодке яркой звездой засверкала на небосклоне, но скрылась за тучами, когда вскоре стало известно, что нас направляют в другие флотилии в качестве запасного экипажа.

Запасной экипаж. Одно упоминание о нем вселяло в нас ужас, сравнимый с тем, что испытывают подсудимые перед пожизненным заключением. Мы слышали много мрачных историй о тех, кто в течение многих лет пребывал в таком качестве. Эти офицеры-подводники прозябали на плавучих базах, выполняли случайную работу в различных уголках земли, в общем, занимались всем, чем угодно, только не тем, к чему их готовили. Главной причиной подобного явления были задержки в строительстве новых лодок, а отчасти – неспособность неприятеля топить наши подлодки с той быстротой, с какой ожидалось. А поэтому количество подготовленных для подводных лодок офицеров значительно превышало потребность в них.

В 1942 году, сразу по окончании учебы, нас распределили по флотилиям. Одни попали на Мальту, другие – в Ротси, третьи – в Бейрут. Меня направили в 9-ю флотилию, что базировалась в Данди. Поезд с грохотом проехал по мосту через реку Тэй. Холодный ветер волновал речную воду и со свистом проносился над плоскими крышами. Казалось, мне всю войну суждено провести в местах с отвратительным климатом. Данди в этом отношении был ничем не лучше Блайта.

9-я флотилия была международной. Лодки союзных флотов плавали под красно-бело-синим флагом британского штаба. Там были французы, датчане и норвежцы. Ко всему прочему, гавань находилась под гражданским управлением, и в связи с этим подводные лодки действовали с любезного разрешения портового инспектора, шотландца по национальности. К этой флотилии была приписана только одна британская лодка.

Прибыв к месту назначения, я обнаружил, что на базе являюсь единственным офицером-резервистом. Обязанности мои были весьма разнообразными. Я занимался вопросами загрузки торпед и топлива, регулировкой компасов, присутствовал на испытаниях, должен был обеспечивать свободные причалы для лодок, возвращающихся в гавань, организовывал людей, которые помогали при швартовке и отчаливании. Клуб-столовая, где я обедал, представлял собой замечательное заведение: здесь всегда было много женщин из вспомогательных служб ВМФ. Моряки в разношерстном обмундировании говорили на разных языках и употребляли весьма экзотические напитки. Мой кабинет располагался в здании заброшенной фабрики неподалеку от дока. Обстановка была скромная: стол, телефон и шкаф с канцелярскими принадлежностями.

В шкафу я нашел блокнот, оставленный моим предшественником. Он весьма детально описывал причуды людей, с которыми мне предстояло иметь дело. Эта информация оказалась бесценной.

В то первое утро я пришел в свой кабинет в 9 часов. Было очень тихо. Телефон поблескивал в лучах холодного февральского солнца. Вода в бухте была неподвижной и маслянистой от нефти. Вдалеке водную гладь бороздил минный тральщик. У берега стояли на причале две подводные лодки.

Утреннюю тишину нарушил звонок телефона. Штабной офицер хотел, чтобы нужная лодка оказалась в необходимое время под определенным краном. Пришлось покинуть кабинет и немного пройтись. Оказалось, что на том самом месте разгружают большое торговое судно. Я отправился в порт и разыскал портового инспектора. Вскоре проблема была решена. Я дал ему несколько сигарет и пригласил на коктейль в клуб-столовую. Вскоре торговое судно отбуксировали на новую стоянку. Рабочий день продолжался.

Гости с континента несколько оживляли спартанскую сдержанность Данди. По воскресеньям площадь заполняли разговорчивые дымящие сигаретами поляки. Их контингент состоял из двухсот офицеров и трех рядовых, но все они почему-то были в форме сержантов, и, казалось, это нисколько их не угнетало. После закрытия пабов мы собирались в холодных номерах самой большой в городе гостиницы и до самого рассвета пили джин с перцем. Иногда катались по реке в парусной шлюпке, но сильные и непредсказуемые ветра и приливы заставили нас в конце концов отказаться от этого удовольствия.

С наступлением лета пришло время игры в теннис и танцев под открытым небом. Улицы города заполнились прогуливающимися иностранцами. Потеплело, вода в реке была чистой и прохладной. На какое-то время я забывал о своей заветной мечте – службе на боевой подлодке. Но всякий раз, проводив подводную лодку в море, я с тяжелым чувством возвращался в свой мрачный кабинет с каменным полом. Когда становилось невмоготу, доставал бутылку – и жизнь уже не казалась мне чрезмерно мрачной. Так, как я, во время войны успели пожить многие.

В конце лета меня направили в учебную флотилию, которая располагалась в Ротси.

Старая плавучая база в Ротси была временным пристанищем для столь же старых подводных лодок 7-й флотилии. Эта флотилия служила базой практической подготовки личного состава для подводных лодок и одновременно предоставляла во временное пользование свои обветшалые лодки различным отрядам эскадренных миноносцев для противолодочных учений. Тем самым одним ударом убивали двух зайцев.

Курсы повышения квалификации офицеров, занимающих командирские должности, находились на огромной подводной лодке, которая выходила в море из гавани Ротси. Она всегда была заполнена молодыми людьми, горящими желанием научиться топить корабли и при этом сохранить свою индивидуальность. Лодки меньших размеров базировались в Лондондерри, Кэмпбелтауне и Тобермори. Это были лодки типа «Н», построенные в конце Первой мировой войны. Они продолжали исправно функционировать, несмотря на то что ими управляли начинающие подводники. Некоторые из этих подводных лодок участвовали в морской блокаде Бреста, когда был потоплен немецкий линкор «Шарн-хорст».

После шумного Данди Ротси казался тихим и спокойным. Остров Бьют, окруженный зелеными водами, сверкал в лучах солнца, словно драгоценный камень. Вечерами вершины гор заволакивала густая дымка. Подводные лодки выходили в море в восемь утра и возвращались ровно в четыре пополудни – своей пунктуальностью они напоминали городские электрички. Шканцы плавучей базы играли роль палубы, по которой прогуливались пассажиры первого и третьего классов.

Едва успел я подняться по одним сходням и представиться командующему, как уже спускался по другим на узкий корпус моей первой подводной лодки. Вечером мы должны были отправиться в Лондондерри. Я с восторгом смотрел на стальную субмарину. Конечно, она не будет совершать рейды и топить вражеские корабли, но в ее узком сером корпусе и высокой боевой рубке было удивительное изящество и необыкновенная легкость. Вид подлодки доставил мне истинное удовольствие.

Мы вышли в море, когда над водой сгустился туман и замигали маяки. Когда склянки пробили восемь вечера, я поднялся на мостик, чтобы нести свою первую вахту. Это был волнующий момент.

Исчезли уныние, подавленность и постоянное желание выпить. На кристально чистом небе появились первые звезды. Море казалось мне темным облаком, над которым мы летели на белых крыльях. Земля скрылась в темноте, о ее существовании напоминали лишь несколько неярких огней.

Вахтенный, которого я сменил, ушел, я остался один в темноте, глубоко вдохнул свежий морской воздух и вдруг осознал, что на меня возложена большая ответственность. Каждое появляющееся рядом судно представляло для нас потенциальную угрозу. Я принялся негромко напевать куплеты, в которых упоминались правила дорожного движения. Мерно гудя двигателями, лодка прошла по узкому морскому заливу и вышла в Ирландское море. Справа по борту нас обогнал грузовой пароход, его кормовые огни мигали над волнами, словно глаза распутной русалки. «Родные воды, – подумал я, – старенькая подлодка, и все же первый шаг к заветной цели сделан».