Вскоре после окончания войны я получил счастливую возможность приступить к исследованию лагеря противника изнутри, выяснить, что происходило за линией фронта, в умах и сердцах наших противников. Выполняя порученную мне официальными лицами работу, я неоднократно и на протяжении довольно длительного периода времени встречался с немецкими генералами и адмиралами. В процессе долгих бесед мы обсуждали различные военные события, причем это происходило, когда воспоминания были еще очень свежи: они не успели изгладиться из памяти людей или, наоборот, обрасти дополнительными, зачастую недостоверными подробностями. Таким образом стали известны многие тайны германского командования.

Я внимательно слушал рассказы немецких генералов, пытался понять этих людей. Кстати, очень немногие из них были похожи на сложившийся у многих стереотип «железного прусского солдата». Наиболее близким к нему оказался Рундштедт, да и то создавшееся впечатление частично сглаживалось его врожденными благородными манерами и тонким чувством юмора. Он неизменно вел себя со спокойным достоинством и не жаловался на тяжелые условия, в которых находился в плену (что не делало чести победителям), чем завоевал искреннее уважение большинства британских офицеров, которым по долгу службы приходилось с ним встречаться. Разительный контраст с ним составляла группа молодых и крайне агрессивно настроенных генералов, людей дурно воспитанных и невежественных, обязанных своим возвышением только рьяной преданности идеям нацизма, а вовсе не собственным достоинствам. Однако подавляющее большинство офицеров все– таки были другими. Они бы лучше всего чувствовали себя в кресле банковского менеджера или цехе крупного завода.

В мирной жизни эти люди были специалистами каждый в своей узкой области и мало интересовались политикой. Нетрудно догадаться, как они попали в сети Гитлера, откуда пути назад уже не было, и стали орудием в его руках. Работая со свидетельствами очевидцев, я тщательно изучил политическую ситуацию, сложившуюся в мире перед войной. Это помогло мне правильно оценить события и избежать неверных толкований происшедшего, которые были отнюдь не редкими в послевоенные годы.

В период между войнами я работал военным корреспондентом, поэтому в силу своих профессиональных обязанностей постоянно следил за развитием событий в Европе, при этом всегда старался не упускать из виду происходящее в Германии. Последнюю задачу в значительной степени облегчал тот факт, что мои военные книги были популярны в Германии, некоторые из них были переведены на немецкий язык видными военными деятелями.

Мои неоднократные предупреждения об опасности, которую несет нацизм, хорошо известны моим читателям как в Европе, так и в Америке. Я указывал на первые симптомы опасности даже раньше, чем Гитлер пришел к власти в Германии. В то же время для меня было совершенно очевидно, что немецкий Генеральный штаб при Гитлере утратил свое влияние, особенно если сравнить с тем, которым он обладал во времена кайзера. Вместе с тем Генштаб являлся скорее тормозом к осуществлению агрессивных планов фюрера, чем активным помощником в их осуществлении.

Однако утверждение, что именно Генеральному штабу принадлежала главенствующая роль в реализации агрессивного курса Германии, как это в действительности было до 1918 года, было основным при формулировании обвинений на Нюрнбергском процессе. Несколько ранее это считавшееся аксиомой убеждение удержало правительства Великобритании и Соединенных Штатов от оказания своевременной и эффективной помощи подпольному движению Германии, поддержанному военной верхушкой, которая планировала свержение Гитлера. Концепция о преобладающем влиянии на политику страны Генерального штаба уже утратила свою актуальность. Однако легенды порой бывают необыкновенно живучи. К сожалению, именно они отсрочили падение Гитлера и задержали окончание войны на месяцы, а быть может, и годы. В Европе, к сожалению, это поняли слишком поздно.

Я бы хотел выразить свою искреннюю признательность всем, кто помогал мне в моих исследованиях, и в первую очередь капитану Ф.С. Кингстону, чье виртуозное владение немецким языком оказалось для меня воистину бесценным. Не могу не отметить и представителей «противоположного лагеря», которые также немало способствовали успешному проведению моих исторических исследований, проявляя при этом откровенность и объективность. В заключение я хотел бы поблагодарить генерал-майора сэра Перси Хобарта, Честера Вилмонта, Дж. Р. Аткинсона и Десмонда Флауэра, высказавших ценные замечания и предложения при подготовке этой книги.

Б.Х. Лидделл Харт

Во время войны события и люди, в них участвующие, кажутся не такими, как по прошествии времени. В наибольшей степени это касается высших государственных и военных деятелей. По мере развития событий первоначальный образ каждого довольно быстро меняется в прямой зависимости от того, насколько успешно идут дела.

Перед войной и во время победного шествия по западным странам Гитлер представлялся неким гигантом, сумевшим сочетать стратегический гений Наполеона, острый ум и хитрость Макиавелли и фанатичность Магомета. После получения им первого отпора в России его образ довольно быстро утратил свое величие, и в конце войны из «гениального полководца» он превратился в бездарного любителя, чьи безумные приказы и махровое невежество сослужили хорошую службу союзникам. В итоге все трагедии немецкой армии стали приписывать Гитлеру, а успехи – Генеральному штабу.

Такая картина не является достоверной, хотя некоторая доля правды в ней имеется. Гитлер был далеко не так глуп в части стратегии. Более того, в некоторых случаях его можно было даже назвать блестящим стратегом.

Он тонко чувствовал, где необходима внезапность, был непревзойденным мастером психологии стратегии, которую поднял на качественно более высокую ступень. Еще задолго до начала войны он описывал своим соратникам, каким образом следует нанести решающий удар, чтобы захватить Норвегию, и как можно выбить Францию с линии Мажино. Он предвидел лучше, чем все генералы, что до начала войны можно осуществить бескровный захват многих стран Запада, предварительно подорвав основы сопротивления. Ни один стратег в истории не достиг таких высот в умении в нужный момент использовать слабости противоборствующей стороны – а ведь именно в этом заключается высшее искусство стратегии.

Гитлер очень часто оказывался прав, действуя вопреки своим профессиональным советникам, поэтому и сумел приобрести такое влияние. Первоначальные ошеломляющие результаты впоследствии значительно ослабили его позиции, даже когда его действия были более правильными. К началу русской кампании недостатки фюрера стали более очевидными, чем достоинства, что в конечном счете и привело к окончательному банкротству. Но даже при этом не следует забывать, что с Наполеоном, являвшимся профессиональным военным стратегом, его успех тоже сыграл недобрую шутку, в результате чего последовали роковые ошибки, причем, что любопытно, и Наполеон и Гитлер совершали ошибки на одном и том же месте.

Основная ошибка Гитлера заключалась в том, что он упорно отказывался «снизить потери» и настаивал на продолжении наступления любой ценой, даже когда шансы на победу оказывались минимальными. Кстати, эта же ошибка была свойственна Фоху и Хейгу, полководцам союзников во время Первой мировой войны, так же как и Гинденбургу и Людендорфу, возглавлявшим военное командование Германии. А все они были профессиональными военными. Гитлер также немало поспособствовал краху немецкой армии во Франции, отказавшись санкционировать приказ о своевременном отступлении. Но и здесь он поступил так же, как Фох. Разница заключалась лишь в том, что в далеком 1918 году командиры на местах не подчинялись Фоху, если не считали его приказы целесообразными. А в 1944–1945 годах немецкие генералы откровенно боялись не выполнить приказ фюрера.