— А если проиграю?

— Тогда я тебя съем, — абсолютно с тем же выражением ответил Мирнин.

— Вы… Вы не можете это сделать!

Она подтянула рукав рубашки и продемонстрировала ему золотой браслет.

— Не глупи. Конечно могу. Я могу сделать все, что захочу, дитя. Без меня нет будущего. Никто, в особенности Амелия, не пожалеет для меня лакомого кусочка. Ты такая маленькая, что на настоящую еду не потянешь, но, по крайней мере, твоя жизнь не пропадет совсем даром.

Она попятилась. Эта безумная улыбка… Клер бросила взгляд на дверь в соседнюю комнату, где ждал Сэм. Неудивительно, что Амелия велела ему оставаться здесь.

Мирнин испустил преувеличенно печальный вздох.

— Теперь смертные не те, как когда-то. Тысячу лет назад ты променяла бы свою бессмертную душу на черствую корку хлеба, а теперь не готова сыграть, даже если на кону твоя свобода. Люди стали такими… скучными. Ну, никаких пари? Окончательно?

Она покачала головой; на его лице отразилось разочарование.

— Тогда к завтрашнему дню напишешь мне эссе по истории алхимии. Я не жду от тебя научного труда, но рассчитываю увидеть с твоей стороны понимание основ того, чему я пытаюсь тебя учить.

— Вы учите меня алхимии?

Он с удивленным видом оглядел свою лабораторию.

— Ты не понимаешь, чем я тут занимаюсь?

— Но алхимия… это же чушь. В смысле, вроде магии. Не наука.

— Достижения алхимии печальным образом забыты. А магия — прекрасное определение того, что ты не в состоянии понять, поскольку не имеешь для этого необходимого фундамента. Что же касается науки… — Мирнин издал неприличный звук; его глаза снова лихорадочно сияли. — Наука — это метод, уж никак не святыня. Открой свой ум, Клер. Всегда приходи сюда с открытым умом. Подвергай сомнению все; не принимай ничего как факт, пока не докажешь этого себе сама. Понятно?

Она неуверенно кивнула, скорее потому, что опасалась выражать несогласие, чем потому, что он действительно ее убедил. Мирнин улыбнулся и с недюжинной силой хлопнул ее по спине.

— Ты моя девочка… Пошли дальше. Что тебе известно о теории Шредингера? Той, в которой речь идет о коте[8]?

Снова странности Мирнина проявились лишь к самому концу урока, когда, как показалось Клер, учитель устал. Нужно признать, работать в этой лаборатории под началом наставника, полного такого страстного энтузиазма, было по-своему интересно, даже если порой он ее пугал. Мирнин напоминал маленького мальчика — с этой своей неуемной энергией, беспокойно двигавшимися руками, смешливостью, своеобразной иронией, которой он отзывался на любую ее ошибку, предпочитая высмеивать, а не поправлять. Видимо, считал, что она быстрее и лучше усвоит материал, если ей придется разбираться в нем самой.

Взглянув на часы, она обнаружила, что уже восемь и ее давно ждут дома. В это время Клер копировала таблицы непонятных символов из книги, которая, по словам Мирнина, была единственным уцелевшим экземпляром данного труда, и он временно не обращал на нее внимания.

— Мне пора уходить. — Она зевнула и потянулась.

— Уже? — отозвался наставник, работавший с неким прибором, напоминавшим тяжелый древний микроскоп.

— Поздно. Я должна идти домой.

Мирнин выпрямился и сердито уставился на нее: выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Теперь ты мной командуешь? — рявкнул он. — Кто тут учитель? Кто ученик?

— Я… Прошу прощения, но я не могу оставаться здесь всю ночь!

Мирнин подошел к ней… и она его не узнала. Ни бурлящей энергии, ни юмора, ни искрящегося гнева; он выглядел обеспокоенным и угрюмым.

— Домой, — повторил он. — Дом там, где сердце. Почему бы тебе не оставить свое здесь? Я хорошо позабочусь о нем.

— М-мое с-сердце?

Она уронила ручку и отскочила — теперь между ними оказался большой лабораторный стол с химическим оборудованием. Мирнин обнажил зубы, его клыки опустились.

«Канал «Дискавери». Королевская кобра. О господи! Может, он плюется ядом?»

Его глаза вспыхнули; ей показалось, что сейчас это сияние питается… ее страхом.

— Не убегай, — сказал он раздраженно. — Ненавижу, когда убегают. Скажи, что ты здесь делаешь? Почему продолжаешь преследовать меня? Кто ты?

— Я Клер, Мирнин. Ваша ученица. Я прихожу сюда, чтобы учиться у вас, помните?

Как выяснилось, отвечать так не следовало, хотя Клер не поняла почему. Мирнин застыл, в его глазах разгорелся совершенно безумный свет — омерзительный, ужасающий. В движениях появилось что-то текучее, волнообразное.

— Моя ученица. Значит, ты принадлежишь мне, и я могу делать с тобой, что пожелаю.

Как никогда он теперь напоминал королевскую кобру.

— Сэм! — закричала Клер и бросилась к лестнице.

Но больше двух шагов сделать не успела. Мирнин перепрыгнул через стол, разбрасывая стеклянные приборы; они падали на пол и разлетались сверкающими осколками. Его холодные, невероятно сильные пальцы вцепились в щиколотки Клер и дернули ее назад. Она замолотила руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но ей подвернулась лишь высокая стопка книг, которая, естественно, развалилась.

Клер упала и с такой силой ударилась о пол, что в глазах засверкали искры. Когда это ощущение прошло, она увидела, что Мирнин держит ее за плечи, а его лицо всего на расстоянии нескольких дюймов.

— Не делайте этого! — взмолилась он. — Мирнин, не надо! Я вам друг! Я не причиню вам вреда!

Она понятия не имела, почему говорит именно это, но, как оказалось, попала в точку. Его глаза расширились, и внезапно безумное мерцание в них погасло, слезы хлынули потоком. Клыки исчезли, и Мирнин со смущенным видом мягко похлопал ее по щеке.

— Дорогое дитя, что ты здесь делаешь? — заговорил он. — Это Амелия заставила тебя прийти? Ей не следовало так поступать. Ты такая юная, такая добрая. Скажи ей, что больше не будешь приходить ко мне. Я не хочу причинить тебе вред, но это выше моих сил. — Он постучал себя по лбу. — Она предает меня — тупая, тупая плоть. — Удары по лбу стали сильнее, слезы струились по щекам. — Мне нужен ученик, но только не ты. Не ты, Клер. Ты слишком юная и беззащитная. Рядом с тобой во мне пробуждается зверь.

Он встал и отошел от нее, цокая языком при виде осколков стекла и валяющихся на полу книг. Про девушку он уже забыл, как будто ее вовсе не существовало. Клер села, потом поднялась, все еще дрожа от страха.

Чуть в стороне стоял Сэм. Она не заметила его появления, и он не сделал ничего, чтобы спасти ее.

— Он болен, — сказала Клер.

— Болен, болен, да, я болен, — пробормотал Мирнин, спрятав лицо в ладони, как будто у него раскалывалась голова. — Мы все больны. Все обречены.

— О чем он? — спросила Клер Сэма.

— Так, ни о чем. Не слушай его.

Мирнин поднял взгляд и оскалил зубы. Его глаза злобно сверкали, но безумия в них не было. Ну почти.

— Они не скажут тебе правду, лакомый кусочек. А я скажу. Мы умираем. Семьдесят лет назад…

Сэм отодвинул Клер себе за спину; впервые со времени их знакомства у него сделался по-настоящему угрожающий вид.

— Мирнин, заткнись!

— Нет. — Хозяин вздохнул. — Я достаточно долго молчал — настало время сказать правду. — Он поднял покрасневшие, полные слез глаза. — Девочка моя, понимаешь? Наша раса умирает, и я не знаю, как помешать этому.

Растерявшаяся Клер не знала, что сказать. Сэм повернулся к ней, по-прежнему излучая ярость.

— Не обращая на него внимания. Он сам не знает, что несет. Нам пора идти — пока он не вспомнил, что собирался сделать. Или не забыл, чего делать не следует.

Мирнин сидел, пытаясь сложить вместе два куска разбитой стеклянной трубки. Естественно, ничего не получалось; он выронил осколки и уткнулся лицом в ладони. Его плечи дрожали.

— Разве ему не следует помочь? — спросила Клер.

— Тут ничем не поможешь, — голосом, полным скрытого гнева, ответил Сэм. — Лекарства от этой болезни не существует. И ты больше не вернешься сюда — если я буду в состоянии помешать этому.