Литмир - Электронная Библиотека
A
A

По обе стороны от огромной кровати с бархатным балдахином стояли обнаженные скульптуры мужчины и женщины, на полу лежал ковер, окна закрывали плотные портьеры. Потолок являл собой лепную картину корабля в шторм.

Девушка остановилась возле окна и чуть отодвинула занавеску.

На подъездной аллее, где в темноте выстроились друг перед другом белые скульптуры, никого не было.

Морган обычно трудился в подвале, обустроенном под мастерскую. И ужасно не любил, когда его отрывали от работы над скульптурами.

Анжелика вспоминала равнодушное лицо Даймонда, которого встретила минутой раньше, и вновь вздохнула.

С тех пор как заявил, что ненавидит ее, он не сказал ей и десяти слов. Все их общение свелось к «Да», «Нет» и его неизменному кивку на все ее указания. Первое время она убеждала себя, что он вновь пытается добиться внимания демонстративным безразличием. Думала, пообижается недолго, а потом все станет как прежде. Но проходил день за днем, а Даймонд, казалось, только отдалялся от нее, и пропасть между ними разрасталась все больше и больше. За каких-то несколько недель они стали друг другу словно чужие. И больше она не пыталась внушить себе, что ее это совсем не волнует. Волновало, еще как.

Даймонд был важной частью ее второй — бессмертной жизни, и даже при желании легко вычеркнуть его из памяти не получилось бы.

Множество раз девушка собиралась с ним поговорить, но в самый последний момент, когда он уже стоял перед ней, глядя в пол, пасовала и вместо слов: «Что происходит?» спрашивала о чем угодно: «Не звонил ли кто-нибудь?», «Свежая ли вода у цветов?», «Принесли ли почту?»

— Я скажу ему все, — пробормотала Анжелика, задумчиво глядя в потолок, — скажу, когда мы вернемся в Петербург.

При мысли о возращении в свою квартиру с видом на Дворцовую площадь, где она провела много ночей с Лайонелом, девушка взволнованно облизнула губы.

Нет, как ни старалась, она его не забыла.

* * *

Катя стояла возле зеленых железных ворот и ждала Лайонела. Ему неожиданно пришлось вернуться в дом за какой-то вещью. Золотистое авто было припарковано рядом, дверца со стороны водителя открыта. В голове звучала нескончаемая композиция Милия Балакирева «В Чехии» — многообразная в своей тональности. То тягуче-протяжная, наполненная грустью, то щемяще-легкая, то игриво-задорная, то неукротимо-страстная.

Девушка медленно повернулась, глядя на черную тонкую трубу на повороте, серый дымок, поднимающийся от нее, — и сделалось не по себе.

«Не думать», — приказала себе Катя.

Два дня она провела сидя дома, разбирая письма от родителей и рассматривая присланные ими фотографии. Их было четыре штуки. На первой мать сидела возле грядки с огурцами. На второй и третьей мама с отцом стояли возле их дачного деревянного домика. А на четвертой Жучка распласталась на траве возле шланга для поливки огорода и от жары свесила язык. В городе днем стояла страшная духота, воздух прогревался до тридцати пяти градусов. В доме беспрерывно работали кондиционеры.

Катя долго смотрела на фотокарточки, а потом в порыве скинула их вместе с письмами с кровати и, накрывшись покрывалом с головой, пролежала так несколько часов, пока к ней не зашел Лайонел.

Он не пытался ее ободрить или как-то утешить, заметил лишь: «Легче не станет, не жди».

Потом он ушел заниматься своими делами, а она вновь собрала фотографии, после чего написала ответное письмо, где сочинила, какая у нее прекрасная жизнь, как рада она, что переехала. Одна сплошная ложь, если не считать слов «Скучаю» и заверения: «Лайонел замечательный».

А так ли это?

Девушка вновь посмотрела на дым из трубы, на темные силуэты зданий за бетонной стеной, где происходил забой людей, и с тихим стоном зажмурилась. Ей показалось, что она слышит крики. Конечно, то была игра воображения, но до дрожи правдоподобная.

«Если он и замечательный, — подумала Катя, — то только не для тех несчастных, кто пойдет нам на корм».

Вдали раздались раскаты грома, небо после прошедшего пару часов назад ливня походило на глубокую-глубокую черную расщелину, на дне которой точно поблескивали серебряные монетки — звезды. Дул влажный порывистый ветерок, срывая с деревьев холодные капли и раздувая распущенные волосы девушки. После дневного зноя она не могла надышаться влажной ночной прохладой.

Из ворот вышел Лайонел, одетый в белоснежную рубашку и черные брюки. Орми летела чуть позади. Он приблизился к девушке и, на миг задержав взгляд там, где кончалась ее коротенькая темно-зеленая юбка, сказал:

— Можем ехать.

— А ты не знаешь, когда Вильям собирается привезти Олило? — спросила Катя, но ее вопрос потонул в реве приближающегося мотоцикла.

Молодой человек распахнул перед ней дверь, она села и успела лишь увидеть, как промчавшийся мимо «Харлей», окатил Лайонела из лужи.

Девушка испуганно ахнула, видя, как похолодели прозрачно-голубые глаза. Музыка затихла, как будто испугалась. А Орми, сидящая на дверце машины, закрыла мордочку крылом.

— Я уничтожу эту тварь, — не теряя самообладания, спокойно произнес он.

Но прежде чем успел сделать хотя бы шаг, Катя выскочила из машины и, крепко обняв его, взмолилась:

— Пожалуйста, не делай этого.

Лайонел отстранил ее от себя.

— Не нужно пытаться меня изменить.

— Я знаю ее! — с отчаянием воскликнула Катя. — Неужели ты не понимаешь, мне страшно даже от одной мысли вот об этом. — Она кивнула на черную трубу. — А если ты будешь убивать еще и тех, с кем я, пусть заочно, но знакома, то… то…

Молодой человек пристально смотрел на нее, а она умолкла и отвернулась, не в силах выносить взгляд его ледяных глаз, напрочь лишенный всяких чувств.

— У этой девицы не все в порядке с головой! — процедил сквозь зубы Лайонел, глядя в сторону, куда укатил мотоцикл.

— Подумаешь, обрызгали, — разозлилась Катя. — С кем не бывает?!

Он смерил ее снисходительным взглядом.

— С вампирами, дорогая, не бывает! Люди сторонятся нас, они чувствуют опасность, а эта черная дура за рулем… какое-то недоразумение! — Внезапно он замолк, лицо его сделалось сосредоточенным, но при этом несколько удивленным. Когда он заговорил, Кате даже послышались веселые нотки в его голосе, а музыка возобновилась:

— Около тридцати лет назад в Москве я встретил одного парнишку, мы столкнулись в переходе метро. Правильнее сказать, он со всего маху налетел на меня. Я сперва решил, что передо мной вампир, но мальчишка оказался человеком, абсолютно трезвым и наглым. Он назвал меня проклятыми щеголем и пошел дальше.

Девушка хмыкнула.

— Надо полагать, до дому он не дошел?

Лайонел отрывисто рассмеялся.

— Понятия не имею, но с таким-то норовом, пожалуй, жизнь у него непростая. Я его не трогал. Нима — трак — ден мне рассказывал о подобных людях, их называют Отмеченными сатаной. Они бесстрашны, обладают особой силой, не обделены внешними данными, оттого притягательны. Им легко все дается: науки, спортивные достижения, деньги, слава. У них на теле есть знак, серебристая восьмиконечная звезда, обычно на затылке, куда сам сатана целует избранное дитя в младенчестве.

— Думаешь, у той девушки такой есть?

Лайонел пожал плечами.

— А ты можешь объяснить как-то иначе поведение этой идиотки? — Не говоря больше ни слова, он ушел в дом, а через пять минут вернулся переодетый, уже в нежно-голубой рубашке с сапфировыми запонками и пуговицами, покрытыми алмазной пылью. Выглядел он лучше, чем прежде, что еще недавно казалось невозможным.

Машину Лайонел вел молча. Они выехали за город. Орми следовала за ними по воздуху.

Катя не знала, куда они едут, все, что ей было известно: в городе сейчас почти никого не осталось, если не считать рабочих и прочих слабых вампиров. Но как девушка успела понять, ничем особым вампирская иерархия от человеческой не отличалась. Высшие не считались с низшими и за вампиров их не принимали. А элита до конца июля отдыхала в каком-то особенном месте.

43
{"b":"188658","o":1}