Когда мальчик уснул, хмуря светлые бровки и сосредоточенно сопя, Тала осторожно укрыла его одеялом и долго стояла у кровати, глядя на маленькое суровое лицо и воинственно сжатые кулачки. Малыш, малыш… счастье, что ты еще мал, но ведь это не навсегда. Что станет с тобой, когда ты вырастешь? Зачем вообще рожать сыновей, если рано или поздно их отберут у тебя и отправят воевать – туда, где нет смысла, в войне вообще нет смысла, и если бы только была ее воля… Если бы женщины всей земли встали против своих мужчин и не пустили бы их туда, где свистят стрелы и встают на дыбы кони… хватило бы у них власти удержать этот огромный маховик? Если бы все женщины мира отказались рожать сыновей, если только их отцы не прекратят это бессмысленное убийство друг друга… убийство ради лишнего клочка земли, ради лишних монет, лишних почестей. Зачем, почему? Что им не сидится дома, рядом с теми, кто любит и ждет?

Нет ответа…

Завтра ее муж тоже уйдет. А она останется. И всей ее силы не хватит, чтобы удержать. А впрочем, у нее и силы-то не осталось… Странно, шесть лет назад она сама была такой, любившей и жар схватки, и боевую ярость; тогда – о, тогда она встала бы рядом с Тирайном. Какая же она была счастливая. Какая она была глупая…

Но даже если маленький Лит захотел бы встать на пути отца, вскинул бы к темному небу гроздья ярких искр – не уходи! – смог бы он…

Да ничего он не смог бы. И не станет. Еще десять лет, и он тоже уйдет…

Тала накинула на плечи пуховый платок и, зябко ежась, поднялась в комнату князя.

По лестнице навстречу ей устало сходил по ступеням изможденный, покрытый пылью и грязью человек. Гонец, поняла она. Он поклонился ей, но, кажется, не понял сам, кому кланяется – так был измучен. Сесть и уснуть. Тала помнила это состояние, ей и самой приходилось…

Что ж… если будет нужно, она тоже сядет в седло и возьмет в руки лук. Вот только боец из нее теперь…

Княгиня горько усмехнулась и решительно отворила дверь в комнату мужа.

В кабинете ярко горели свечи, было очень душно. Тирайн стоял вполоборота к окну, и в позе его и осанке было что-то, заставившее Талу вздрогнуть – и рвануться навстречу ему.

- Тир! Что?

Он молчал, не шевелясь, глядя в никуда остановившимися глазами.

- Тир! - она тронула его за плечо – осторожно, бережно, ласково. – Что?

Князь резко вздрогнул, словно просыпаясь, оглянулся. Лицо его осталось напряженным, но ответил он ровно и спокойно:

- Ничего страшного, Тала…

Она знала, что слова эти – ложь, и отошла, села на диван, кутаясь в шаль. И молчала.

Прошло еще несколько томительных минут, и тогда Тирайн заговорил.

- Я получил новые вести с юга. Застава разбита… войско Реута будет здесь через двое суток.

- Мы ведь ждали этого, правда? – тихо проговорила Тала.

- Да, но… Тала… ты не все знаешь.

- Пока что я знаю лишь то, что нам предстоит война, и война тяжелая. Это ты не стал бы скрывать?

- Да…

- Значит, что-то еще страшнее?

Тир помолчал мгновение, потом глубоко вздохнул.

- Может, да… а может быть, и нет. Тала, я тебя очень прошу!

- О чем?

Уходи. Бери сына и уезжай. Уезжайте на север… в Инатту. В Ледене у тебя есть дом, вы еще успеете… уезжайте. Я готов отдать все на свете, чтобы только вы двое очутились в безопасности.

Тир… - она подошла неслышно, успокаивающе коснулась его руки. – Ну, что ты? Ты же сам говорил: мы выстоим, войско нам не страшно… ты маг, мы сможем…

Он с отчаянием тряхнул головой.

- Уезжай, Тала! Прошу тебя! Мне будет легче сражаться, - полушепотом вымолвил князь, - если я буду знать, что вы оба живы – и в безопасности.

Негромкий стук в дверь прервал их. Тирайн обернулся. Тала отошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу.

Князь… - голос нового гонца был глухим и прерывистым. – Войско князя Реута остановилось на расстоянии дневного перехода от города. Завтра они будут здесь.

Дорога на север охраняется? – спросил Тирайн спокойно.

Нет, - гонец опустил голову. – Часть их воинов обошла нас с флангов. Путь к Инатте отрезан.

Тала обернулась и – почти весело – взглянула на мужа.

Ну, вот и все, - сказала она, улыбаясь. Легко подошла к нему, коснулась губами щеки мужа. – Может, и лучше, что мы не уехали – по крайней мере, Лит будет под защитой городских стен.

Тирайн обернулся к гонцу.

Благодарю. Вы свободны. Выспитесь… можете остаться здесь. Скоро здесь всем хватит работы.

Поклонившись, тот вышел.

Тир… - она погладила его по плечу. – Я не стану тебе говорить, что все обойдется. Но... мы победим, ты же знаешь.

Тирайн слабо улыбнулся, взял руку жены и поцеловал тонкие, холодные пальцы.

- Ты можешь сказать мне, что еще случилось? – спросила княгиня, пристально глядя на мужа. – Я ведь вижу. Войну мы ждали уже давно, и это не заботило тебя – так. Что-то случилось за тот час, что я была с Литом. Ты скажешь мне?

Тирайн помолчал.

- Тала… С войском Реута идет маг огромной силы. Вот почему… теперь он уверен в победе. Нам не выстоять.

- Но…

- Подожди. Этот маг… - он коротко вздохнул, - это Саадан.

- Что? – переспросила она, еще не понимая и не вслушиваясь.

А потом – замерла, уронив руки. И не сводила с мужа огромных глаз, ставших враз темными и неподвижными. Стена. Стена враз выросла между ними, темная, сплошная. Прошлое. Прошлое, ставшее настоящим.

- Это Саадан, Тала, - повторил Тирайн, глядя на нее.

- Ты знаешь точно? – спросила женщина. Пальцы ее шарили по груди, стягивая, стягивая у горла пуховый платок, точно пытаясь защититься от чего-то; лицо стало очень бледным и строгим.

- Да…

- Значит… он жив?

- Да… - слова Тирайна падали, как сухие листья – вразнобой. - И я… был бы очень рад, если бы… Не понимаю, как это могло случиться, как и почему Саадан стал служить этому… Реуту. Но теперь это уже неважно, и боюсь, что правды мы никогда не узнаем.

- Он жив, - повторила она, поправляя медную прядь у виска, и пристально взглянула на мужа. – И ты это знал.

- Да, - тихо ответил князь, не отводя взгляда.

- Как давно?

- Полтора года, - он помолчал. – Помнишь, я уезжал в Инатту прошлой весной? Он прислал мне письмо, просил о встрече. Я приехал, - князь говорил спокойно и ровно. – Мы встретились. Он просил меня отдать ему Камень.

- Зачем?

- Сейчас это не важно, Тала…

- Ты отказался?

- Я отказался.

Тала всхлипнула сухо, без слез, уронила руки.

- Почему?! Почему ты не сказал мне, что он жив? Почему? Как ты мог… как же ты мог молчать, Тир!

Тирайн шагнул к ней – женщина отшатнулась.

- Тала… Если бы я рассказал тебе, это… ничего не изменило бы. Но ты мучилась бы все это время… и мучила и меня, и… и его. Прости.

Между ними повисло молчание – как темная вода, заливающая омут стылой осенью.

- И что же теперь?

- Теперь он снова просит… нет, теперь уже требует. Если мы отдадим ему Камень, он уйдет. А без него Реуту никогда не взять город.

Громко пробили часы. Полночь.

- Тир… Если без Камня – ты удержишь? Ты сможешь?

Тирайн долго молчал. Потом ответил тихо и честно:

- Не знаю.

Снова повисла тишина.

Наконец, Тала заговорила; очень спокойным был ее голос.

– Что же, пусть. Тир… это ведь ничего не меняет, верно?

Князь не ответил. Взгляд его был устремлен в темное окно; что-то он старался разглядеть там, в сплетении ветвей и ветра.

Часть вторая

Саадан

К ночи разыгрался дождь. Не просто дождь – ливень. Тала стояла у занавеси, закрывавшей вход, и, слушая шум воды, думала, как нужен им этот дождь. Защитникам города, посевам, всей земле. И как завтра по такой грязи она будет добираться обратно. А потом усмехнулась. В этой грязи завтра останутся лежать сотни людей, а она за дорогу боится.

Негромкий звук шагов послышался снаружи, и занавесь отдернулась. Пригнувшись, в шатер протиснулся здоровенный детина в блестящей от воды кирасе. В руках он держал нагруженный доверху поднос.