Те несколько дней, проведенных у Г., казались счастливыми, несмотря на неопределенность как ближайшего, так и более отдаленного будущего. Разнородная компания мужчин, разлученных с женами и семьями, создавала некоторые трудности в общении, как это обычно бывает, когда люди случайно собираются вместе. Но все это уходило на второй план. Здесь мы могли отдохнуть после круговерти войны, я радовался тому, что меня непосредственно окружало, – множеству деревьев, мирному сказочному саду. Часто ходил на пляж, слушал, как бьются волны, и наслаждался видом крутых соломенных крыш каменных домиков или маленькой церквушки.

Видимо, человек способен обнаружить полное счастье только в прошлом, когда все невзгоды стираются из памяти, либо в будущем, к которому он может применить свое безмятежное воображение. Истинно счастливые часы оставляют глубокий и прочный след.

Начали приходить запоздалые письма. П., никогда не склонная к слезам, писала, как она плакала, когда церковные колокола возвестили о капитуляции Франции. Между строк я смог прочесть причину этих слез. Ее, как и меня, беспокоило дальнейшее укрепление власти Гитлера. Каковы будут последствия жестоких контрибуций, налагаемых победителем на народы оккупированных территорий? Триумф оружия только подстегнет этих необузданных людей на новые крайности и уменьшит перспективы краха существующего режима. Можно ли избавиться от этой постыдной диктатуры, избежав военного разгрома?

После бешеного темпа прошедшей кампании в тихие часы размышлений все яснее становилась моя личная трагедия. Перед многими гитлеровскими офицерами неизбежно стояла дилемма: им надо было храбро сражаться во имя победы, надеясь при этом на поражение, потому что они любили свою страну.

Переживал я и вспоминая тех, кто бежал в эти места от своих жестоких палачей. Задолго до пришествия Гитлера я считал варварством все формы антисемитизма. Среди моих друзей было много евреев, но ни одного антисемита. Не могу представить себе ни одного более культурного дома в Германии, чем дом моих друзей и родственников Швабахов – в Берлине и в их сельской усадьбе в Керцендорфе. С уважением вспоминаю моего друга Курта Гана, патриота и выдающегося педагога. Скорблю о друге нашей семьи, сменившем моего отца на посту префекта маленького городка в Бадене, который умер во время войны, потому что ему полагалась лишь половинная норма обычного пайка. Вспоминал я и более бедных евреев, не имевших ни связей, ни средств, бежавших за океан, чтобы спасти свою жизнь. Это были добрые люди, более сердечные и более готовые помочь, чем все прочие. Возможно, извечная опасность существования в положении меньшинства послужила для них чем-то вроде очистительного огня.

Как удалось повести германский народ таким неверным путем? Вот какой вопрос задавали себе все мои друзья. Это был какой-то жуткий апофеоз политического и морального опьянения. Иллюзия «расы господ» овладела теми, кого любой нормальный человек воспримет как прямую противоположность «хозяев» – не только по их внешнему виду, но и из-за недостатка образования и всегда отталкивающих манер. Ныне эти люди могли использовать свои скудные мозги для эксплуатации беззащитных граждан, ветеранов прошлых войн, стариков, женщин и детей. Миллионы невежественных, весьма заурядных личностей, покорных государственной власти, не смогли избежать этого ужасного помрачения рассудка. Подобно П., не знаешь, по кому проливать слезы – по невинным жертвам или по массе благодушных сограждан, чей рассудок помутился.

В этой сельской местности я искал именно забвения. С вершины одного из невысоких холмов долина внизу казалась громадным лесом, на самом деле это были тысячи деревьев, разделяющих пастбища и возделанные поля. Меж изгородями петляли узкие тропинки и ручьи. Небольшие домики под соломенными крышами можно было заметить только на огороженных участках, как в Англии. В окнах виднелись лица крестьянок в живописных белых чепцах.

Однажды я нашел какой-то предлог, чтобы войти вместе с моим другом Рором в один из таких домиков. Под дымовой трубой горел открытый огонь, а над огнем висел большой котел с булькающим в нем супом. Каменные плиты пола были безупречно чистыми, медная утварь на полках сверкала, как на солнце. Множество отделанных медью шкафов, за некоторыми из них располагались семейные кровати. Помещение, служившее одновременно кухней, гостиной и спальней, напоминало шкатулку, в которой крестьянка, не обеспокоенная войной, жила в неизменном ритме своей повседневной жизни: ела, спала, воспитывала детей.

В замке кухни тоже представляли собой картинку ушедших столетий. Деревянные стены, потемневшая деревянная мебель и внушительных размеров дымоходы, почерневшие от времени и дыма, контрастировали с надраенной медью на стенах. Еду подавали на стол в глиняной посуде, темное вино играло в отблесках огня. На потемневшем фасаде камина висело единственное украшение – распятие из слоновой кости.

Я стал интересоваться изображениями в камне сцен из Священного Писания, стоявшими под открытым небом на церковном кладбище. Это была гордость деревни. Такие изваяния вокруг низеньких, открытых всем ветрам церквей накладывали свой отпечаток на окрестные сельские земли, так удаленные от суеты внешнего мира, от войны и индустриализации, такие благодатные. Это была особенная местность со своим собственным языком и своими связями с морем.

Французская кампания внесла новую главу в науку о военных действиях. Успешное вторжение и оккупация этой страны произошли благодаря новому тактическому использованию бронетанковых войск. Когда германское Высшее командование сухопутных войск переложило основное бремя наступления с группы армий «Север» (которая первоначально предназначалась для этих целей) на смежную и действующую южнее группу армий «Центр», появились условия для прорыва. На севере быстрому продвижению танковых дивизий помешала бы густая сеть каналов. Французское Верховное командование распылило свои силы, поскольку считало, что вся линия фронта будет занята в соответствии с формулой Мажино. В результате у него не оказалось достаточно мобильных сил, которые можно было бы бросить против тарана германской брони.

Но это не единственное объяснение. На стратегию оказывали влияние и политические соображения. С одной стороны находился самовластный диктатор, пренебрегавший любыми советами и не совсем ясно представлявший себе возможности этого наступления на западе, которое он в любом случае не собирался продолжать. Но таким образом он завоевал у немецкого народа репутацию весьма одаренного стратега, умелая дипломатия которого устранила необходимость вести войну на два фронта и отомстила за поражение в 1918 году. С другой стороны, армии союзников возглавляли люди, исполненные решимости любой ценой избежать повторения кровавой бойни, подобной той, что была в Первую мировую войну. Следовательно, планы союзников и их осуществление пострадали от нерешительности их лидеров.

Оказавшись в безнадежном положении, британский экспедиционный корпус действовал в одиночестве и в конце концов бежал. Некоторое время его успешная погрузка на морские суда казалась необъяснимой, но это было всего лишь признаком того, как вяло вели войну сами немцы. Ведь их оперативное превосходство должно было гарантировать недопущение погрузки противника на суда. Они отнеслись к этому как к делу второстепенному, потому что масштаб их победы еще не был полностью оценен, и, кроме того, они боялись возможного поворота событий, как это произошло на Марне в 1914 году. Считалось, что ликвидацию британского экспедиционного корпуса может взять на себя группа армий «Север», пехотные дивизии которой, шедшие на правом фланге вдоль побережья, наступали медленнее. Гудериан, образцовый представитель современной школы танкового боя, решительно выступил против использования своих танков, так как на размокшей от дождей болотистой местности подобная атака оказалась бы бесполезной и привела бы к ненужным потерям. К тому же половина танков нуждалась в срочном ремонте, чтобы «быть пригодными к другим операциям в ближайшее время». В сложившейся обстановке такого же мнения придерживались и другие старшие офицеры, многие из которых были убеждены, что германские ВВС воспрепятствуют эвакуации британского экспедиционного корпуса. В Германии едва ли не каждый понимал, что оккупация Франции может повлечь за собой серьезные оборонительные проблемы, связанные с недостаточными военноморскими силами нашей страны. Немцы оставались слепы в отношении многочисленных ошибок в действиях англичан в Норвежской кампании, потому что игра в рулетку с немецким десантом принесла выигрыш. Это правда, что германское Верховное командование не рассчитывало на длительную войну; было ясно, что в такой войне ВМС Германии не смогут обеспечить защиту французского побережья. Однако такая ситуация вынуждала принять тактику Мажино, включая оборонительные мероприятия вдоль всей береговой линии, привлечение для этого больших сил, с учетом нехватки резервов и риска, что вся эта оборонительная система может быть выведена из строя одним успешным десантом противника под прикрытием его превосходящего военно-морского флота.