– Через четыре дня ниша должна быть в Москве.

– А вы ее видели? – спросила Нина, с губ которой не сходила любезная улыбка.

– Видела! – с чистой совестью ответила Александра.

– А человек, который ее привезет, ваш родственник, друг? – не унималась Нина.

– Знакомый, – ответила художница, отрывисто и сухо, давая понять, что не расположена к развернутой беседе. – Я только что из Екатеринбурга, мы там встречались.

– Ясно… – протянула Нина и нагнулась к старику, заглядывая ему в лицо: – Ну что, Виктор, не стоит больше задерживать человека? Правда поздно!

Но старик не взглянул на нее. Вытянув шею, он поверх головы склонившейся к нему Нины смотрел на Александру. Его глаза расширились, губы беззвучно зашевелились. Внезапно он схватился за грудь, скрытую складками вельветового черного халата, надетого поверх свитера.

– Вам плохо? – бросилась к нему Ирина.

Нина, выпрямившись, отчеканила:

– Сама справлюсь, не в первый раз. Проводи свою подругу!

– Мы не подруги! – возразила Ирина.

– Все равно, проводи!

Не предлагая больше своей помощи, Ирина сделала Александре знак, и женщины вышли из комнаты. Закрыв дверь, Ирина приложила палец к губам и жестом пригласила художницу следовать за собой. Проведя ее к дальней двери, расположенной в торцовой стене прихожей, она отперла ее ключом и шепнула:

– Зайдите на минутку.

Александра молча приняла приглашение.

Оказавшись в комнате, Ирина заперла дверь изнутри, повернув колесико допотопного замка. Затем, словно силы разом покинули ее, опустилась на кушетку больничного образца, в изголовье которой лежала свернутая в виде голубца постель. Роль капустного листа выполняло истертое, местами дырявое байковое зеленое одеяло.

– Вы видели? – прошептала Ирина. – Старик смотрит на меня как на врага, эта, когда появляется, шипит с фальшивой улыбкой… Я всегда перед ними не права.

Александра промолчала. Она чувствовала, что молодой женщине не так важен ее ответ, как само присутствие, молчаливое участие. «Да и что тут скажешь? – спросила она себя, обводя взглядом комнату. – Все и так ясно. Незавидная жизнь. И ради нее она бросила профессию, рассталась с мужем…»

Ирина сидела, спрятав лицо в ладонях. Ее плечи не дрожали, всхлипываний слышно не было. Казалось, женщина оцепенела. Александра не решалась попрощаться, хотя задерживаться было недосуг. Но, вспомнив о статье, она ощутила лишь былое равнодушие к теме. Идеи, которые посетили ее этим вечером, уже не казались оригинальными, придуманные на ходу фразы выглядели банальными и пустыми. «Да никуда статья не уйдет!» – сказала она себе, переводя взгляд с предмета на предмет, по привычке скупщика антиквариата оценивая обстановку на предмет ценности и старины.

Ремонта в этой узкой, вытянутой в длину комнате с одностворчатым окном не было давным-давно. Александра увидела серый потолок с трещинами на штукатурке, выцветшие обои с невнятным рисунком, оконный переплет, покрытый густым слоем пожелтевшей масляной краски. Вся мебель стояла вдоль одной стены – кушетка, маленький обеденный столик, два стула, шифоньер с полированными дверцами – часть румынского или югославского гарнитура советских времен. Другой мебели не было. На полу, возле кушетки, лежал коврик, связанный из разноцветных тряпочек. На стене, над столом, висел календарь. За позапрошлый год, в чем, взглянув на цифры внизу листа, тут же убедилась Александра. Обстановка убогая, характерная для захудалой съемной комнаты. Художница с удивлением соотнесла эту неприглядную, грошовую мебель и нищенскую постель с дорогой одеждой Ирины. Та казалась случайной посетительницей в комнате, но никак не ее обитательницей. Молодая женщина как будто по ошибке на минуту заглянула сюда… Поверить в то, что она изо дня в день тут живет, не первый год, Александра могла с трудом.

«Не только живет, но и ухаживает за ненавидящим ее свекром, терпит его капризы. Да еще эта охотница за наследством, Нина, украшает существование…»

Внешность той женщины запечатлелась в ее памяти так ясно, что художница могла бы набросать беглый портрет Нины, не сверяясь с оригиналом. Небольшой рост, коренастая фигура, крепкие руки. Квадратное лицо с развитой челюстью, низкий широкий лоб, увенчанный короной из завитых, обесцвеченных до желтизны волос. Взгляд небольших, глубоко посаженных темных глаз – внимательный, цепкий, умный. Одета женщина была без малейших претензий – серый свитер с высоким воротом, бесформенные флисовые брюки.

– Эта женщина, Нина, – произнесла Александра негромко, боясь нарушить тишину, вновь установившуюся в квартире, – откуда у нее такое влияние на вашего свекра?

– Да кто же знает? – с тоской вымолвила Ирина, уронив руки на колени и открыв раскрасневшееся лицо. Ее глаза были сухи, но блестели. – Вошла в доверие, и все тут. Была единственным человеком, который за ним смотрел пару лет, пока не приехала я. Он ей доверяет полностью, а она просто вертит им…

Александра недоверчиво покачала головой:

– Простая сиделка, да еще бывшая… Удивительно! А из-за чего вы ее уволили?

– Это решал Иван, не я, – Ирина пожала плечами. – Мне он предоставил самое легкое и приятное, – в ее голосе зазвучали дребезжащие саркастические нотки, – приехать и выставить ее отсюда…

– А он-то почему так решил?

Александра не ждала ответа. В конце концов, собеседница не обязана была озвучивать семейные дрязги постороннему человеку. Но Ирина с готовностью ее просветила:

– Иван сказал, что она стала очень дерзко разговаривать с ним по телефону, необъяснимо дерзко! Намекала на то, что он должен держаться скромнее, что у него маловато прав ей указывать, – ее буквальные слова… Иван встревожился, ведь отец не мог с ним даже поговорить, он не слышал его голоса в трубке! Все разговоры велись при посредничестве этой женщины, а правильно ли она озвучивала отцу слова сына… Словом, нельзя было это так оставить. Я все бросила и приехала. Поверьте, я выдержала настоящую битву!.. Нина только с виду такая благожелательная, а на самом деле…

Внезапно Ирина осеклась и, вытянув шею, повернула голову к двери. Александре тоже послышался шум в коридоре. Теперь она отчетливо различила звук приближающихся шагов. Шаги остановились прямо за дверью. Ручка повернулась (художница с удивлением отметила, что ее сердце забилось при этом быстрее, хотя бояться было нечего) и вернулась в прежнее положение. Женский голос произнес:

– Ты здесь?

– Да, – не сразу ответила Ирина. – Я переодеваюсь.

– А эта, из Екатеринбурга… Она ушла? Я не слышала.

– Ушла, – хладнокровно заявила Ирина. – Что ей тут делать? А ты-то сама уходишь или ночевать здесь собралась?

Нина приглушенно рассмеялась.

– Уйду, не переживай. Вот чай Виктору заварю и уйду.

– Я заваривала чай в обед…

– Да я его выплеснула, пить же невозможно! Бурда. Ты никогда ничему не научишься толком…

И шаги удалились. Ирина вполголоса, с горечью заметила:

– Характерная сцена! Чай, конечно, я завариваю как полагается, не хуже, чем делает она. Но ей важно унизить меня, и в глазах свекра, и в моих собственных… Показать, какая я неумелая, безрукая… Нина мне сказала однажды, что, если бы я осталась во Франции и продолжала там в голом виде задирать ноги на сцене, толку было бы больше.

– Не мое это дело… – осторожно начала Александра, – но, кажется, разумнее всего было бы вызвать сюда вашего супруга. Только он один сможет успокоить старика и окончательно выгнать Нину.

– Это исключено, я вам уже говорила, – отрывисто произнесла Ирина. – Иван не приедет.

– Но если отец болен, почти при смерти, разве нельзя взять пару дней отпуска?! Неужели контракт настолько жесткий?

– Настолько, – мрачно ответила молодая женщина.

– Простите, – Александра смотрела на нее с недоумением, – но я никогда не слышала, чтобы человек не мог приехать к умирающему отцу. Может, я не слишком осведомлена о том, как все происходит в театральной среде…

– Иван незаменим, неужели не понятно? – с досадой ответила Ирина. – На нем держится все шоу. Если художник исчезнет хоть на пару дней, хоть на день, все окажется под угрозой. А это огромные деньги. Я два года объясняю ситуацию старику, а он не верит, и теперь вот вы…