Высокомерие Гитлера зиждилось на его воображаемом интеллектуальном превосходстве. По мере того как в годы войны крепла его власть, росла и мания величия, пока, наконец, сила его воли не превратилась в совершенную тиранию. Призывая на помощь законы войны, он сделал себя хозяином жизни и смерти всех. Любой, кто не подчинялся его приказам беспрекословно, считался пораженцем или саботажником.

Патологическое беспокойство было одной из основных черт характера Гитлера. Он никогда не позволял себе расслабиться. Ничто не сдерживало динамичных порывов его воли. Пока Гитлер продолжал проводить политику мира, как он обещал и проповедовал, у людей еще был выбор. Но когда своим единоличным решением он изменил эту политику, у людей не осталось выбора. Им казалось, будто они на полной скорости мчатся в экспрессе, который ведет Гитлер. С движущегося поезда не спрыгнешь; ты на нем едешь, куда бы он ни вез тебя, к хорошему или к плохому.

Можно задать вопрос: почему не устранили этого опасного машиниста, чтобы остановить поезд? Но при этом нельзя забывать, что этот машинист долгое время доказывал свое умение, уверив всех, что приведет поезд к месту назначения. В столь неясной ситуации кто возьмет на себя ужасную ответственность сбросить с поезда машиниста, подвергнув опасности жизнь всех? Любого, кто устранил бы Гитлера, навсегда бы окрестили проклятым губителем немецкой нации. Поскольку народ по-прежнему верил в Гитлера, его смерть навеки считалась бы причиной неизбежной гибели страны. На человека, который убил бы Гитлера, взвалили бы тяжкое бремя вины перед историей, хотя теперь нам известно, что вся вина лежит на Гитлере. Оглядываясь назад, мы понимаем, что уничтожение столь опасного деспота, похоже, было насущной необходимостью; мы даже можем обвинять в серьезной оплошности тех, кто должен был осуществить эту задачу. Но в то время такой поступок казался совершенно невозможным.

С тех пор как Гитлер пришел к власти, немецкий народ был покорен динамизмом его воли. Позже немцы не могли разорвать цепи насилия, которыми Гитлер опутал их.

Одним из факторов, которыми сам Гитлер оправдывал свои действия, была его примитивная философия природы. И в публичных речах, и в частных беседах он неоднократно ссылался на свою философию. Его целью было убедить слушателей в том, что его философия представляет собой истину в последней инстанции. Он считал борьбу за существование, выживание самых пригодных и сильных законом природы, высшим императивом, распространяющимся и на общественную жизнь людей. Из его философии следовало, что сила всегда права, что насильственные методы абсолютно соответствуют законам природы.

В этом отношении Гитлер был совершенно старомодным, пережитком XIX века. Он не понимал глубокой власти духовных сил; он верил только в насилие. Гитлер считал грубость высшей добродетелью человека, а чувствительность – слабостью. Он полагал, что в принципе правильнее внушать страх, чем вызывать сочувствие. Основой его актов насилия всегда было настойчивое намерение устрашать. Внушение страха он считал высшей политической мудростью, высшим принципом правительства в политике, праве и войне. Он не слушал никаких возражений и приходил в ярость, когда кто-либо призывал к сочувствию и здравому смыслу. «Жесткие» люди пользовались его уважением, «мягких» людей он никогда не жаловал. Характерно, что его фаворитами были те самые люди, которых народ ненавидел; этих он всегда ставил в пример всем популярным у немцев деятелям. Для двуличной натуры Гитлера типично, что меры, считавшиеся в народе особенно жестокими, породившие фразу «если бы фюрер только знал…», принимались по приказу самого Гитлера!

Гитлер намеренно подавлял в себе человеческие чувства – это основная причина его падения. Чувства – ужасная сила в жизни наций и в существовании отдельных людей. Если их задевают, они возбуждают страсть и фанатизм. Тот, кто применяет к ним насилие, в конце концов уничтожается ими. Гитлер прекрасно сумел восстановить против себя чувства других наций. Он сделал все, что в его силах, чтобы оттолкнуть их, и ничего, чтобы завоевать их любовь. Для меня совершенно непостижимо полное отсутствие в нем понимания психологии других наций. Взывая к эмоциям, он завоевал немецкий народ в мирное время; насилием над человеческими чувствами он погубил немецкий народ в годы войны.

Трагедия присутствовала с самого начала. Народ выбрал лидером человека выдающегося интеллекта и сильной воли; но люди не подозревали, что он обладает демонической силой, доведенной до гротеска, и безумием преисподней. В лице, которое Гитлер представлял народу, виделся блестящий и возвышенный человек, в чье руководство все поверили. В другом, скрытом лице отражалась дьявольская сторона его души, которая привела к уничтожению государства.

Осенью 1933 года по предложению секретаря Гитлера Рудольфа Гесса, знавшего меня как журналиста, я вошел в окружение Гитлера. В то время меня потрясла одна вещь. Он говорил о своем приходе к власти как о чем-то давно решенном, хотя многим тогда это казалось невозможным, а мне, безусловно, удивительным. У самого же Гитлера конечное вознесение к власти не вызывало никаких сомнений. Например, он много лет разрабатывал подробнейшие планы строительства в Берлине, Мюнхене, Нюрнберге и других городах. Впоследствии эти планы успешно претворялись в жизнь. Строительство автобанов и искоренение безработицы стали последовательной политикой более чем на десять лет. Проекты, о которых он говорил, были делом мира и прогресса, а не войны и завоеваний. В те дни, когда он еще разъезжал из города в город, из одного населенного пункта в другой, как странствующий проповедник, он уже видел себя во главе правительства и осуществляющим свои планы.

Ему, несомненно, удалось в огромной мере передать веру в себя и свою миссию миллионам, слушавшим его речи на митингах. Во время экономического коллапса и национальной безнадежности эти новые идеи вдохновляли массы. Как газетчик, я присутствовал на очень многих подобных публичных мероприятиях. Когда я сейчас вспоминаю, что именно в мыслях Гитлера оказывало наиболее сильное влияние на слушателей, мне кажется, большую часть аплодисментов вызывали следующие идеи.

Гитлер говорил народу, что национальное возрождение возможно только социальными мерами, а социалистические цели могут быть достигнуты только на основе национализма. Национальной идеей, которую он проповедовал, было создание бесклассового общества, образование народных сообществ по признаку расовой принадлежности, уничтожение такого зла, как партийная система, и решение еврейской проблемы. Основополагающий принцип этого национального сообщества выражал лозунг «Общественное благо превыше блага отдельного человека». Во внешней политике его целью был пересмотр Версальского договора.

Социалистическая концепция, разработанная Гитлером, начиналась с вопроса: с помощью какого принципа может быть лучше всего достигнута социальная справедливость и гармония экономических интересов с учетом естественных различий между людьми? Ответ Гитлера был следующим: наиболее справедливое и успешное решение даст принцип социалистической эффективности, основанный на равных для всех условиях экономического соревнования. Следовательно, он требовал равных возможностей для всех, упразднения каких-либо классовых привилегий и привилегий по рождению, лишения состоятельных слоев общества преимущественного права на образование, ликвидации нетрудовых доходов, «подавления ростков материальной заинтересованности» и уничтожения золота, так как золото – «непродуктивный экономический фактор». В его экономической мысли труд, который, в свою очередь, порождает труд, заменяет золото; на смену капиталистическому интересу он выдвинул экономическую производительность труда человека. Гитлер также представил решение еврейского вопроса на основе гуманности. Речь не шла об уничтожении еврейской нации. Хотя он требовал сдерживания их «излишнего» влияния на правительство и экономику, евреям по-прежнему позволялось жить своей жизнью. Достаточно лишь упомянуть об отделении еврейской культуры при министерстве культуры рейха, юридически гарантировавшем евреям культурную жизнь. Я могу также вспомнить директивы рейхсминистру экономики, выпущенные в 1934 году и представленные широкой публике министром пропаганды Геббельсом. Эти директивы запрещали какое-либо вмешательство в экономическую деятельность евреев, пока те соблюдают законы государства.