Его глаза загорелись, а вены на шее вздулись.

— Репортером, конечно! Я буду раскапывать тайны о богатых и могущественных а затем шантажировать их — Он лукаво посмотрел на меня. — Я всегда могу начать с вас. Получу хороший материал о пресловутом и таинственном Джоне Тейлоре, и они опубликуют его под моим собственным именем. Ну же, расскажите мне какие-нибудь действительно грязные и шокирующие подробности о ваших отношениях со Сьюзи Дробовиком. Она действительно берет с собой в постель оружие? Вы хоть изредка меняете свою одежду? Лучше скажите мне что-нибудь, или я просто выдумаю сам нечто пикантное и крайне мерзкое. Я заверю всех что вы мне рассказали это, а дальше будет мое слово против вашего.

Я посмотрел на него задумчиво, и он отступил на шаг назад.

— Джимми, — сказал я, — если я увижу хоть одно слово о Сьюзи или обо мне в этой газетенке с твоим именем под ним, я разыщу тебя с помощью своего дара. А затем отведу тебя к Сьюзи, которая без сомнения пожелает выразить свое Крайнее неудовольствие. Внезапно, бурно и повсеместно.

Он печально хмыкнул.

— Стоило попробовать. Следуйте за мной. Сэр.

Он повел меня во внутренние офисы. Воздух был густо пропитан сигаретным дымом, ладаном, потом и напряженностью. Люди с важным видом сновали вокруг различных репортеров, которые работали с бешеной концентрацией на своих рабочих местах молотя по клавишам компьютеров, как будто вся их жизнь зависела от этого. Они непрерывно перекрикивались, практически не отрываясь от своей работы, требуя информацию, мнения и самые последние сплетни, как множество голодных птенцов в гнезде. Все они казались довольно радостными, но также витало некое затаенное чувство злобы и ожесточенной конкуренции. Общий уровень шума зашкаливал, воздух был почти непригоден для дыхания, и все место бурлило алчностью и амбициями.

Мне захотелось как можно быстрее отсюда убраться.

Курьер поплелся по центральному проходу впереди меня, и все демонстративно игнорировали меня. Во внутренних офисах царила атмосфера бункера; вероятно, потому что большинство людей действительно не подкидали их по тем или иным причинам. Трудолюбивые мужчины и женщины пили и курили так, будто это был их последний день на Земле, а для многих из них так могло и быть.

Их читатели могли любить их, но не остальные люди. Все сотрудники здесь жили согласно принципу "мы против них", где каждый представлял собой объект нападок. Поток судебных исков был неиссякаем, но редактор и издатель могли позволить себе лучших юристов и гордились представлением дел в суде изо дня в день. Газета может и не выигрывала дело, но она еще никогда не проиграла ни одного, главным образом потому, что брала на измор или переживала истцов. Таблоид никогда не приносил извинения, никогда не печатал опровержений, и никогда не выплатил ни пенса компенсации. И гордился этим. Вот почему сотрудники прятались в бункере и получали специальную страховку от покушений.

На одной стене бросалась в глаза вывеска: «Вы не должны быть жестокими, мелочными и подлыми работая здесь — но это помогает». В любом другом месте это могло быть шуткой.

Джимми наконец-то привел меня к офису помощника редактора, постучал в дверь, словно предупреждая о нашествии варварских орд, а затем распахнул дверь, не дожидаясь ответ. Я последовал за ним внутрь, осторожно прикрыв за собой дверь, и Совок Маллой собственной персоной встал из-за своего заваленного бумагами стола поприветствовать меня. Он был невысокого роста, коренаст, с печальным лицом и преждевременной лысиной, одетый в свитер с фразой «Улыбнись, когда окликнешь меня» вышитой на груди. Он вытряхнул горсть небольших фиолетовых таблеток из стоящего под рукой пузырька, проглотил не запивая, и вышел из-за стола поприветствовать меня вялым, почти извиняющимся рукопожатием. Я осторожно пожал его руку. Отчасти потому, что вспомнил происхождение его прозвища, а отчасти потому, что его рука была на ощупь такой хрупкой, что я боялся оторвать ее.

Он впился взглядом в курьера.

— Что ты все еще тут делаешь? У тебя что, нет дел поважнее?

— Фашист! — прошипел Джимми, хлопнув за собой дверью уходя. Затем опять распахнул ее и выкрикнул: — Мне девятнадцать лет! Девятнадцать! — И вновь исчез.

Совок Маллой глубоко вздохнул, сел за стол, и жестом указал мне на стул посетителя. Который, как и все подобные стулья, оказался жестким и неудобным.

Видимо это должно напоминать вам о низшем статусе.

— Половое созревание ужасная вещь, — сказал Совок, — Особенно для других людей. Я уволил бы его, не будь он племянником… Хотелось бы мне знать кого… Добро пожаловать на каторгу, мистер Тейлор. Извините, что вам пришлось пройти этим путем сюда, но зато вы увидели все изнутри. Цена свободы прессы в вечной бдительности и постоянном доступе к тяжелому вооружению.

— Мне дали понять, что дело срочное, — сказал я. — И что оплата будет совершенно потрясающей.

— О, вполне, — сказал Совок, — Вполне. — Он изучающе посмотрел на меня.

— Как я понимаю, вы выполняли некую работу для Жюльена Адвента из «Найт Таймс».

— Время от времени, — признался я. — Я симпатизирую Жюльену.

Совок неприятно ухмыльнулся.

— Я мог бы рассказать вам кое-что о нем…

— Не стоит, — решительно сказал я. — Во-первых, я не поверю, а во-вторых, если вы оскорбите моего хорошего друга Жюльена Адвента, мне придется сильно настучать вам по голове. Вполне возможно, что в процессе она оторвется, после чего я поиграю ей в футбол во внутренние офисах.

— В любом случае, я сам никогда не верил тем историям, — сказал Совок. Он наклонился через стол, стараясь выглядеть деловым. — Мистер Тейлор, в нашей газете мы не занимаемся новостями как таковыми. Нет. Мы печатаем легкий и развлекательный материал. Мы нанимаем маниакально-депрессивных людей, чтобы писать гороскопы; чтобы держать наших читателей в напряжении, мы проводим конкурсы с действительно большими призами, вроде тех, где надо угадать место появления следующего временного сдвига; и мы всегда первыми преподносим сенсационные новости о богатых и знаменитых. Даже если эти новости не совсем точны. Мы печатаем то, что люди хотят читать.

— И к черту правду? — сказал я.

Совок пожал плечами, вновь неприятно ухмыльнувшись.

— Вас бы удивило, насколько близко мы порой подбираемся к правде, даже если случайно.

Раздался стук в дверь. Похоже, Совок испытал некое облегчение от того, что ему не придется больше общаться со мной наедине. Он крикнул входить, и, когда дверь открылась, мы оба встали поприветствовать вновь прибывшую. Она была высокой и спортивно сложенной, и потрясающе красивой. Длинные черные как смоль волосы обрамляли в виде сердца лицо с высокими скулами, блестящими глазами и одними из тех старомодно надутых бутоном губ. На ней было элегантное платье в горошек, максимально обнажающее ее превосходное тело и великолепную грудь.

Ее голову венчали два симпатичных маленьких рожка, торчащие со лба из-под челки в стиле Бетти Пейдж[15].

— Это одна из наших самых многообещающих молодых репортерш, — с гордостью сказал Совок. — Джон Тейлор, позвольте мне представить вам Бетти Божественную. И наоборот, конечно. Она будет вашим партнером в этом деле.

Я потянулся пожать руку Бетти, но немедленно отдернул ее, уставившись на Совка.

— Я так не думаю. Я самостоятельно выбираю себе партнеров из людей, которые способны поспевать за мной и позаботиться сами о себе. Я не могу гарантировать вам результат, если мне придется таскать за собой повсюду обузу. Без обид, Бетти.

— Не принято, — весело сказала она звучным голосом с хрипотцой. — Я, как никак, работаю на «Необычного Исследователя». Так что еще посмотрим, сможешь ли ты поспевать за мной.

Она села на край стола помощника редактора, скрестив ноги, чтобы получше продемонстрировать бедра, и откинулась назад так, чтобы выгнуть спину и выставить мне грудь напоказ. Хорошая тактика. Хорошие ноги, действительно хорошая грудь.