Если бы Антон Бакшаров был нервным, он бы сейчас, пожалуй, скрежетал зубами.
В детстве его очень занимал один вопрос: на каком топливе работает движок машины времени. Но ни в одном фантастическом романе, от классического Уэллса до современных Лазарчука и Успенского он не обнаружил даже намека. Ясно, что банальная электрическая розетка неприемлема. В лучшем случае это будет путешествие в один конец. Двигатель внутреннего сгорания? А сколько бензина брать с собой? Урановые стержни? Сразу возникает вопрос, как защитить пилота? Или дети ему не нужны? Солнечные батареи? А если там купол, как в "Горце 2" или вечная ночь, как в "Терминаторе"? Размышляя над этим вопросом, Антон пришел к выводу, что оптимальным решением было бы запитать машину на самого пилота.
Князь Влад не думал. Он просто знал. И сделал ход конем, перерубив провод.
Но разве можно было ожидать, что Кучера плюнет на права человека и свободу совести, и, накануне выборов, поддержит силовую акцию против народных любимцев?
Впрочем, отмазка для прессы у него была железная: побег опасных заключенных, захват заложника, информация от "источника, пожелавшего остаться неизвестным"... Наверняка Фирсов сидит себе сейчас в какой-нибудь машине "Синих щитов" и готовится предстать перед телекамерами в роли только что освобожденного. Может быть, какого-нибудь мента или военного обнимет. И Кучера - герой. Свобода и совесть, конечно, вещи хорошие, но жизнь и безопасность во все времена ценились дороже.
- Они все тут, - сказал Максим Чернов. Руки его в кожаных перчатках, были сцеплены в жесткий замок, - и "щиты" и "Клен". И сами, наверняка, поблизости. Черт, и мороз, похоже, крепчает.
Антон покосился на приятеля:
- Ага. А в тюрьме сейчас ужин. Макароны.
Тот поежился. Потом сообразил, улыбнулся несколько кривоватой улыбкой.
- Раковина два дня заряжалась, - спокойно ответил Антон на все незаданные вопросы разом, - думаешь, они зря тут мантры распевали? Сил у нас хватит на всех, и еще останется.
- Тогда чего мы ждем? - удивился Максим, - врезать им, так, чтобы белых коней увидели. Лучшая оборона это нападение.
- Этот лозунг хорош для парламентских дебатов, - фыркнул Бакшаров, - когда тебя в коррупции обвинили, или с голыми девицами засняли накануне перевыборов. А в остальное время лучше сидеть в обороне. Потери обороняющейся армии, как правило, в три раза меньше, чем наступающей. Я накрыл нас щитом. Пусть менты и армейцы малость поудивляются, им полезно будет, для общего развития. А там и Лерка подъедет. Кстати, позвони ей.
Макс поморщился:
- Не нравится мне мысль, что Лера будет снова драться против Осорина. Она все еще помнит ту неудачу... И еще... Мне кажется, тогда она могла его уничтожить. Просто нужно было ударить в полную силу.
- Она все еще его любит, - кивнул Антон, - ты мне Америку не открыл.
- Но если ты все понимаешь, тогда почему...
- Нас слишком мало, - предельно откровенно ответил Антон, - при всем богатстве выбора другой альтернативы нет. Звони.
Максим достал телефон, нажал двойку. Бакшаров следил за его руками, словно боялся, что друг передумает.
Кисть Чернова вдруг стала тонкой и словно прозрачной. Он удивленно взглянул на нее, машинально разжал пальцы. Телефон упал на утоптанный снег.
А Макс растаял в воздухе.
В это мгновение Антона словно ударили поддых: милиция и армия, выполнив свою задачу и разогнав сектантов, уступила место ударной группе "Алексы" во главе с Храшем. А тот не стал ломать невидимую стену. Он встряхнул землю, да так, что зашевелились по всему периметру бетонные блоки. Один из них, встав почти вертикально, наклонился внутрь периметра, но, наткнувшись на силовую линию, завис в воздухе под неестественным углом. Другой дернуло так, что линию он перевалил и рухнул внутрь.
Антон упал на колени, схватил телефон...
- Максим? - голос Леры был обеспокоенным, но задорным, - что-нибудь случилось?
- Ты где? - отрывисто спросил Бакшаров.
- На полпути к Верску, скоро на мост въеду, - Лера слегка удивилась, - а где Макс? Что у вас, вообще, происходит.
- Лера, контур... Он уже работает. И не здесь. Ясаки уходят, Лера. Он нас переиграл.
- Что? Подожди!
- Лера, милая, убегай, прячься! Ты еще успеешь!
- Что... Я плохо слышу, здесь вертолет...
...Она бросила короткий взгляд на небо, на зависшую прямо над ней железную стрекозу с милицейскими знаками по бортам. И - поняла. Сразу и все.
Рефлексы древнего воина не подвели шатору, она успела поставить щит. Но тот, кто висел над ней, одной рукой удерживая на курсе машину, даже не думал атаковать силой. Он приоткрыл дверцу, высунул руку с легким короткоствольным автоматом, и дал очередь по колесам.
Машину занесло и со всего размаха ударило о бетонное ограждение. Проломив его, она полетела вниз, а вертолет взмыл вверх и взял курс на маленький, старинный городок Мохов.
16.
Чайки здесь кричат так же пронзительно, как и у нас. Интересно, почему принято говорить, что они плачут? Они - хищники. Я в их протяжных криках ни слез, ни стонов не слышу. Это голос смерти, я согласна. Но только для какой-нибудь невезучей рыбки. Меня они, скорее, взбадривают.
А море тут совсем другое. Не похожее на наши моря. Хотя, что я говорю? Я в своей жизни лишь одно море и видела - Белое. По сравнению с ним это пронзительно синее, не чернильной синью, а такой, с оттенками лазури, даже, наверное, фиолетовое слегка. Я думаю, это из-за неба. Просто небо такое - сине-фиолетовое. Оно часто затянуто тучами, наверное, в такие дни и вода меняет оттенок. Но когда пасмурно, я к морю не хожу. Это может быть по-настоящему опасно, а у меня сейчас несколько не тот период жизни, чтобы попусту рисковать. Может быть потом...
Звезд здесь тоже не бывает. И ночи не бывает.
Полярный день.
Чему удивляться, если это - полюс. А то, что без снега... ну, про снег тут вообще не слышали. Когда начинаю рассказывать, у аборигенов глаза делаются круглыми. Но - верят. Наверное, потому, что именно так и написано в древних рукописях, с которыми здешние ученые носятся, как с писаной торбой: "И падает с неба вода в виде множества кристаллов, связанных неведомой силой в общие цепи причудливой формы..." Неведомая сила!
Я пыталась говорить про мороз, лед, лыжи... Понимания не встретила.
Проблема в том, что здесь вся физика другая.
Тут уже я начинаю тормозить. Хотя астрономия и была в школе одним из моих самых любимых предметов, но я плохо представляю планету, которая начинает поворачиваться вокруг своей оси только когда мимо, по очень вытянутой орбите, пролетает комета Бастигея. Все остальное время так обходится. По-моему, это уже входит в противоречие даже не с астрономией, а с геофизикой?
Геометрия здесь тоже какая-то левая. Как, скажите, понимать шар, который является выпуклым с обеих сторон: внешней и внутренней? Просто, с внешней стороны, он выпуклый в одной вселенной, а с внутренней - тоже выпуклый, но уже в другой. Для меня это полная дичь. Такая же, как для местных первое агрегатное состояние Н2О.
В общем, это планета. Большая. Больше Земли. Ее масса, в пересчете на земные меры, около двадцати миллиардов тонн. Ничего себе шарик, да? Четырнадцать материков. И всего один океан.
И где-то здесь, в пределах этого шарика, кстати, он называется Гиас, валяется себе одна небольшая раковина. Неотличимая от тех, которые в погожие дни можно набрать на побережье хоть мешок. Настоящая раковина. И чтобы вернуться назад, или хотя бы просто вырваться из ловушки тринадцатого месяца, я должна ее найти. Всего на всего. Немного покруче иголки в стоге сена, да? Интересно, что бы на это сказал Олег?
Задача облегчается тем, что я совершенно точно знаю - ОДНА подлинная раковина здесь есть. Еще бы мне этого не знать, мы сами ее сюда отправили.