На небе сквозь разорванные тучи на короткое мгновение выпрыгнула луна.

— Слезайте, пан полковник, — сказал проводник, — дальше пойдем пешком.

Колецки соскочил с седла, прошелся, разминая ноги. Ночь словно отступила, глаза отчетливо различали светловатую полосу дороги, пересекавшую поле.

— Пойдемте, пан полковник. — Проводник зашагал вперед. Они вышли к маленькому городку. У него не было охраны — их заменяла огромная свалка мусора.

— Попремся через эти кучи? — спросил Колецки.

— Придется, пан полковник. Держитесь за мной. Я знаю тропинку, здесь много битого стекла и жестяных банок.

Колецки шел за проводником, чертыхаясь про себя. Они миновали свалку, перелезли через забор, прошли какой-то сад и очутились на темной улочке с двухэтажными домами. Она, извиваясь, убегала в темноту и была наполнена тревогой и опасностью. Колецки на всякий случай расстегнул кобуру.

— Не беспокойтесь, пан полковник, русских здесь нет, — сказал проводник, — а народная беспека и милиционеры ночью не выходят на улицы. Ночь — наше время.

Они шли вдоль домов, стук сапог разносится в темноте гулко и тревожно. Свернули в щель между домами, настолько узкую, что казалось, плечи задевают за дерево стен. Колецки шел наугад. Ему очень хотелось зажечь фонарь, но он понимал, что этого делать нельзя. Наконец проводник остановился.

После темноты свет керосиновых ламп казался необыкновенно ярким, и Колецки на секунду зажмурился.

В комнате было трое. Они шагнули навстречу. Одинаково рослые, подтянутые, сохранившие офицерскую выправку даже под штатской одеждой.

— Пан майор, — обратился к одному из них проводник, — полковник Гром из Лондона.

Колецки пожал протянутые руки, выслушав псевдонимы: Буря, Волк, Жегота. Потом сел, махнул рукой собравшимся, предлагая место за столом.

— Господа офицеры, — начал он, — прошу доложить обстановку на границе.

— По моим данным, — сказал майор Жегота, — завтра русские станут на границе.

— Завтра, — задумчиво повторил Колецки. — Что ж. Вам известно, что вы и ваши люди придаются мне для выполнения специального задания?

— Да. Я хотел бы узнать, пан полковник, сколько вам нужно людей? — спросил майор.

— Для операции в русском тылу мне нужно минимум пятьдесят человек. Но это должны быть самые подготовленные, самые смелые люди.

— Мы найдем таких.

— Их надо освободить от любых заданий до особого распоряжения.

— Когда оно поступит?

— Это знает Лондон. У вас есть карта, майор?

— Конечно, пан полковник. Я хотел добавить, на той стороне люди Резуна уничтожают всех коммунистов. Поляков, русских…

Один из офицеров расстелил карту района.

— Вот здесь была, следовательно, и будет русская застава, — сказал Колецки. — У отметки 12–44 должна быть полная тишина. На других участках все, что угодно. Но здесь никаких конфликтов. Бандеровцами я займусь лично.

Солдат строили прямо вдоль эшелона, стоявшего на путях. Кочин обходил строй своей заставы, внимательно оглядывая людей. У многих на груди ордена и медали. Почти половина людей — совсем молодые, недавно надевшие военную форму ребята. Но чего-то в строю не хватало. Как-то не так выглядели до войны солдаты-пограничники.

На левом фланге стоял старшина Гусев. В ладно пригнанной гимнастерке, в пограничной фуражке. И старший лейтенант понял, чего не хватало солдатам. Именно этих зеленых фуражек. На головах пограничников были пропотевшие, застиранные пилотки.

Кочин остался доволен внешним видом личного состава заставы. В общем-то, народ ему попался хороший. Правда, заместитель, младший лейтенант Сергеев, еще совсем молодой, только что из училища.

— Отряд, равняйсь! — раздалась команда. — Смирно!

Командовал заместитель начальника отряда полковник Творогов. Высокий, широкоплечий, он, кинув руку к козырьку, зашагал навстречу начальнику отряда полковнику Зимину.

— Товарищ полковник, вверенный вам отряд прибыл на место дислокации. Отставших и больных нет. За время следования никаких происшествий не случилось.

— Здравствуйте, товарищи пограничники!

— Здравия желаем, товарищ полковник! — многоголосо и гулко ответил строй.

Полковник Зимин шагнул в сторону и, чуть выдержав паузу, скомандовал:

— Для встречи справа! Под знамя! Слушай! На караул!

Четко печатая шаг, по щебенке насыпи двигался знаменный взвод. Впереди знаменосец и два ассистента с шашками наголо. Строй следил за знаменем. Тяжелое полотнище, вздрагивая в такт строевому шагу, свисало за плечом знаменосца.

Нет, не простое это знамя. Обожжено было полотнище, пробито пулями. Видимо, не всегда оно стояло закрытое чехлом.

Алое полотнище плыло вдоль строя, и пограничники провожали его глазами. Гулко печатал шаг знаменный взвод, покачивалось полотнище знамени.

В походной колонне погранотряд втягивался в узкие улочки. Город был почти не тронут войной. Обтекла она его, пожалела. Ломилась через заборы сирень. Целые улицы словно покрылись белой пеной. Горбатились булыжные мостовые, причудливо изгибаясь, бежали мимо маленьких домов, мимо костела и укрытых зеленью двухэтажных особняков с геральдическими щитами на фронтоне.

Отряд шел по городу. И тротуары заполнились народом. Людей встречала новая жизнь. В этом прирубежном городке хорошо знали, что такое граница.

Раз вставали на ее охрану солдаты в гимнастерках с зелеными погонами — значит, все, война ушла за пределы Родины.

Штаб отряда разместился в особняке. У дверей его застыли два каменных льва. У одного была отбита часть морды, и казалось, что лев хитро улыбается, глядя на мирскую суету. Рядом стоял часовой.

Кабинет начальника разведотдела был на самом верху, в бывшем зимнем саду. Он располагался в стеклянном эркере, и даже в пасмурную погоду в нем было светло и радостно.

Они сидели вдвоем: грузный, широкоплечий подполковник Середин и капитан Тамбовцев.

— Итак, на границу мы встали. — Середин отхлебнул чай. Подстаканник был сделан из снарядной гильзы, и поэтому красивый хрустальный стакан выглядел в нем чужеродно.

— Конечно, порядок наведем, — продолжал подполковник. — Погранрежим установили почти на всей западной границе. Но в тылу неспокойно. Смотри. Отметка 12–44, здесь расположена третья застава. Начальник — старший лейтенант Кочин. Кадровый пограничник, потом командир роты в Красной армии, отозван к нам. Офицер боевой, знающий. Его участок наиболее вероятен для прорыва в наш тыл. Сразу за заставой на много километров тянутся леса, болота. По нашим данным, в тылу заставы действует банда оуновцев. Так что направляйся туда и разбирайся на месте.

Старшина Гусев вел наряд вдоль пограничной реки. Он шел впереди, два солдата с автоматами сзади. Пели птицы, плескалась рыба в реке, палило солнце, и Гусеву казалось, что никакой войны нет и в помине. Он остановился, вскинул бинокль, долго разглядывая сопредельную сторону.

Тишина.

Гусев опять повел биноклем, запоминая мельчайшие складки местности, подходы к реке.

— Товарищ старшина, — позвал его пограничник, спустившийся с откоса к реке.

— Что у тебя, Глоба?

— Скорей сюда, товарищ старшина.

Гусев опустил бинокль и легко сбежал по откосу к реке.

— Ну что?.. — начал Гусев. И увидел потускневший металлический герб Советского Союза. — Это же погранзнак!

— Стой, старшина! — крикнул вдруг ефрейтор Климович. — Стой!

— Ты чего, Климович?

— Стой, стой.

Ефрейтор снял автомат, положил на траву, расстегнул ремень, опустился на корточки и медленно начал приближаться к засыпанному погранзнаку.

— Отойдите! — повернулся он к старшине и Глобе.

— Зачем? — опять удивился Гусев.

— На фронте вы не были, старшина. Отойдите на двадцать метров.

Старшина и Глоба отошли. Климович осторожно лег на землю, медленно ведя по ней руками. Медленно и уверенно. Очень осторожно.