— Это так, но какое отношение это имеет к Рису?

— Сейчас нам кажется, что никакого. Однако совсем недавно Жюли заметила: «Как странно, что группа, взрывающая плотины, группа, собирающаяся произвести взрыв во дворце, и братья Аннеси — все объявились в одно время». Это совпадение. А может быть и нет. Вероятно, подобные мысли у меня возникают оттого, что я ненавижу весь преступный мир. Это просто предположение. Забудьте о нем.

Зазвонил телефон. Ван Эффен взял трубку, молча послушал, поблагодарил и повесил трубку.

— Через десять минут по радио ожидается последнее коммюнике FFF.

— Это было неизбежно. Вернемся к твоему предположений, Питер. Было бы естественно просто забыть о нем. Но твои предложения имеют странную особенность — они всегда к чему-то ведут. — Полковник безрадостно улыбнулся. — Возможно, у тебя, как и у Жюли, есть дар предвидения. Хорошо, мы пошлем двух наших людей следить за ван Рисом и попробуем очень осторожно проверить его текущие счета. За это мне, вероятно, придется оправдываться перед парламентом. Я, конечно, потащу тебя с собой. — Де Грааф потянулся к телефону. — Дай-ка мне организовать это дело.

После того как полковник, в своей обычной властной манере, обо всем договорился и повесил трубку, ван Эффен сказал:

— Спасибо. Скажите, сэр, ваши друзья с факультета лингвистики получили все кассеты? Включая ту, что я записал в «Охотничьем роге»?

Де Грааф кивнул.

— Когда, по-вашему, они смогут нам что-либо сказать?

— Когда будут готовы, конечно. Академическая среда нетороплива.

— Вы не могли бы поторопить их, сэр? Сказать, что дело срочное, государственной важности?

— Я могу только попытаться. — Де Грааф набрал номер, назвал кого-то Гектором, потом, повернувшись к ван Эффену, спросил: — В шесть часов?

— Если можно, в пять тридцать. Полковник поговорил и повесил трубку.

— У тебя, кажется, очень плотное расписание?

— В, шесть тридцать в «Трианон» придет человек, который должен передать мне характеристики устройства, с помощью которого можно взорвать бомбу в подвале дворца по радио.

— Впервые слышу об этом. Становится трудно уследить за твоей бурной деятельностью. Но не странно ли, что офицер полиции стремится быть столь пунктуальным с преступниками?

— Ничего странного. Просто в делах всегда требуется пунктуальность. Но мне хотелось бы узнать, не знаете ли вы лично какого-нибудь хирурга, специалиста по пластическим операциям?

— Зачем тебе, черт возьми, специалист по пластическим операциям? Хотя, конечно, у тебя всегда есть на все свои причины. Но такой хирург? Ты что же, думаешь, что я всех и каждого знаю в этом городе?

— По моим сведениям, сэр, это так. Вы знаете почти всех.

— Я мог бы поговорить с хирургом, что работает в полиции.

— Но де Вит не занимается пластической хирургией, сэр!

— А, вспомнил! Мой старый друг Хью! Выдающийся специалист. Профессор Хью Джонсон.

— Он не голландец? Во всяком случае, имя у него не голландское.

— Он англичанин. Учился в «Ист Гринстид». Мне говорили, что это лучшая клиника по пластической хирургии во всей Европе, если не в мире. Этот человек — гений. Хотя и не может сравниться умом с голландцами. По крайней мере, с одной голландской леди, уроженкой Амстердама. Он как-то приезжал сюда для обмена опытом. Через шесть месяцев они поженились. Не успел Хью оглянуться, как переехал сюда жить. До сих пор не понимает, как это с ним случилось. Это именно тот человек, который нам нужен. — Де Грааф очень осторожно прочистил горло. — Если бы ты хотя бы намекнул мне, чего ты от него хочешь...

— Конечно. Я встречаюсь с Ангелли под видом человека со шрамом над глазом и с изувеченной рукой. Кстати, напомните мне, чтобы я описал вам, как я буду выглядеть, когда мы отправимся к вашим лингвистам. Иначе вы меня не узнаете. Так вот, я хочу, чтобы мои шрамы выглядели еще более реалистически и, что более важно, чтобы их было трудно удалить — чтобы их нельзя было смыть или соскрести.

— А, понимаю. Я хотел сказать, не понимаю. — Де Грааф ненадолго задумался. — Не нравится мне это все. Ты, конечно, имеешь в виду Ангелли и его друзей и их возможные подозрения. Мне казалось, что благодаря удачной легенде твое положение преступника в розыске довольно прочно.

— Я все больше в это верю, сэр. Но я не хочу рисковать достигнутым. Эти люди крайне подозрительны, сегодня вечером могут найти повод проверить, настоящие ли у меня шрамы.

Де Грааф вздохнул.

— Мы живем в очень сложном мире. Не хочу тебя обидеть, Питер, но в преступной среде ты чувствуешь себя как дома. Посмотрим, что я смогу сделать. Этот чертов телефон опять звонит.

Ван Эффен взял трубку, послушал и сказал:

— Пошлите туда человека, хорошо? Минуточку! — Он повернулся к полковнику и сказал: — Это сержант Оудшурн. Он говорит, что тридцать восьмой дом пуст. Соседи говорят, что там уже давно никто не живет. Большая часть мебели отсутствует. Сержант Оудшурн — человек молодой. Он полон энтузиазма. Я говорил вам, что это задание ему понравится. Мы предоставили ему

свободу действий. Сержант решил обследовать некоторые запертые буфеты и ящики шкафов.

— С помощью ломика и стамески, я полагаю?

— Думаю, да. Но я почти уверен, что никаких жалоб поэтому поводу у нас не будет. Оудшурн говорит, что ему попались какие-то странные карты и планы, в которых он ничего не может понять. Скорей всего, они не представляют никакого интереса. Но мы не можем пренебрегать даже одним шансом из тысячи. Так что я попросил Оудшурна прислать их сюда. Не мог бы человек, который повезет карты, по дороге прихватить какого-нибудь знающего парня из городского Землемерного управления? Такой специалист мог бы помочь нам разобраться с картами.

— Как ты говоришь, один шанс на тысячу. Хочешь, чтобы эту грязную работу сделал я? — спросил де Грааф.

— Да, сэр.

Лейтенант продолжил говорить по телефону:

— Попроси того, кто повезет бумаги, заехать в городское Землемерное управление и взять там кого-нибудь потолковее и привезти сюда. Скажи, что об этом просит сам полковник.

Пока ван Эффен давал инструкции по телефону, де Грааф включил радио, так чтобы оно звучало совсем тихо. Передавали дикую какофонию — один из хитов, совершенно не во вкусе полковника. Когда музыка прекратилась, он включил радио погромче. Послышался хорошо поставленный голос диктора:

— Мы прерываем нашу программу специальным выпуском новостей. Группа FFF, о деятельности которой вы все слышали или читали в газетах в течение последних двух дней, сделала новое заявление:

"Мы обещали пробить брешь в канале Нордхолландс или в плотине Хагестейн, либо и там, и там. Мы предпочли пробить брешь в канале. Плотину Хагестейн мы не разрушили, потому что не приближались к ней ближе чем на пятьдесят километров. Но должны признать, что появление армии, полиции, вертолетов военно-воздушных сил и экспертов из Риджквотерстаата было впечатляющим.

Полагаем, что теперь никто не сомневается в том, что FFF в состоянии вызвать наводнение любой силы по своему усмотрению. Причем мы можем это сделать в любом месте и в любое время. Наши акции останутся безнаказанными — помешать нам никто не в состоянии. Как мы уже отмечали и как снова продемонстрировали, правительство страны бессильно.

Уверены, что народ Нидерландов не желает продолжения подобных акций. Откровенно говоря, мы этого также не желаем. Но у нас есть определенные условия, которые должны быть выполнены. Мы собираемся обсудить эти условия с ответственными лицами из правительства. Предлагаем организовать такую встречу сегодня вечером. Место встречи не имеет значения. Встреча должна транслироваться по радио и телевидению. Переговоры будут вестись только с лицами в ранге не ниже министра нынешнего кабинета.

Лицо, ведущее переговоры с нашей стороны, не может быть арестовано. Его нельзя взять в качестве заложника или подвергнуть каким-либо другим ограничениям. На всякий случай предупреждаем, что мины уже заложены к югу от Лелестада. Мы не собираемся давать точных координат этих мин. Скажем только, что они гораздо мощнее того, что использовалось нами до сих пор. Для заделывания бреши потребуются дни, а то и недели. Бели наш человек не вернется к определенному часу, будет затоплена значительная часть Восточного Флеволанда. Никаких предупреждений о времени затопления сделано не будет. Брешь будет пробита ночью.