Эти противоречивые мысли быстро промелькнули в голове капитана. И поскольку и он и Хестер подчинялись каждый своему внутреннему голосу, он задумался о том, кто же из них двоих более честен. Хестер действует в соответствии с требованиями майора Горрелла, а он, Лесли, испытывает на себе влияние идей Люсьен. Пусть так, но в армии, черт возьми, существует порядок, согласно которому Хестер в данный момент должен подчиняться не майору Горреллу, а ему, капитану Лесли. Ему, и никому другому.
Штабс–сержант отошел немного назад. Теперь его отделяла от капитана только лодка. Он допускал, что капитан попытается заставить его повиноваться. Майор Горрелл сделал бы это без промедления. Но у капитана нет оружия: свой кольт он обронил в тот момент, когда надувная лодка перевернулась. И все же он оставался серьезным противником. Оба они хорошо владели приемами борьбы, но капитан на шесть лет моложе Хестера и на целых десять килограммов тяжелее, и если он нападет неожиданно, то штабс–сержант окажется в незавидном положении.
Хестер сунул правую руку в карман, где лежал нож. Он всегда носил его при себе. Нащупав рукоятку, он обхватил ее. Теперь, чтобы раскрыть нож, достаточно нажать маленькую кнопку. Лезвие выскакивало из рукоятки автоматически.
Можно вынуть нож заранее — пусть капитан увидит, что он вооружен. Можно склониться над лодкой, чтобы сбить капитана с толку… Нет, пожалуй, лучше заранее не показывать, что он вооружен…
Разделенные лодкой, капитан и Хестер внимательно следили друг за другом. С минуту они молчали. Лесли видел, как блестят глаза у штабс–сержанта. «Ну и упрям же этот Хестер!» — мелькнуло в голове у капитана. Он почувствовал, как переполняет его злость, но решил обойтись без кулаков: он ненавидел насилие, в какой бы форме оно ни проявлялось. Еще не было случая, чтобы он ударил своего подчиненного. К тому же Лесли слишком устал и вряд ли бы быстро справился с непокорным. На какое–то мгновение капитана охватила растерянность: он впервые не знал, как поступить.
— Идите же сюда! — приказал он, уже догадываясь, что Хестер не сделает и шага в его направлении.
«Неужели придется идти дальше одному? В одиночку человек быстрее гибнет. Это был бы самый худший вариант», — подумал капитан, а вслух повторил:
— Идите же сюда!
— К черту! Не пойду, — ответил глухим голосом штабс–сержант и почувствовал, как подступает у него ком к горлу.
Он уже решил, что вытащит нож при первом же подозрительном движении Лесли. Колени у него слегка дрожали, но он готов был защищаться до конца, так, как он сделал это, когда на него попытался напасть лейтенант Джолион.
«А этот Лесли такой же сумасшедший, как Джолион, — размышлял Хестер. — Нет, пожалуй, еще безумнее: он ведь ухаживал за красной. Майор Горрелл вовремя его раскусил, а теперь капитан своим поведением подтвердил правильность его догадок… G самого начала Лесли хотел установить связь с русскими, чтобы потом сдаться им в плен. А что сказал он Харрису после того, как они совершили вынужденную посадку на льдину? «Может, нам удастся договориться с русскими о цене…» Да, он именно так и сказал. Я хорошо запомнил его слова».
Может, это была шутка? Но американский офицер такими вещами шутить не должен. Трое суток назад Хестер не решился бы утверждать это, но теперь… Этот Лесли способен даже на измену… Хестера бросило в дрожь от возбуждения, зубы начали выбивать дробь. Он выставил вперед ногу и напрягся, приготовившись отразить нападение. Капитан был на целую голову выше, поэтому штабс–сержант решил наносить удар снизу. Нож он зажал в руке так, чтобы сразу пустить его в ход.
Неожиданно на северо–западе раздались два негромких взрыва. Лесли и Хестер почти одновременно повернули головы, и то, что они в той стороне увидели, заставило их забыть обо всем. Чуть левее рифов, примерно там, где дрейфовал на льдине «Сон дьявола», в небо взлетели две красные сигнальные ракеты и, описав широкую дугу, помчались навстречу земле. Затем в небо взмыли три зеленые ракеты, а еще через полминуты долетели выстрелы. За этот промежуток времени звук мог преодолеть расстояние примерно шесть миль. По мнению Лесли, их самолет, если измерять по прямой, находился именно на таком расстоянии. За зелеными в небе появились четыре голубые ракеты.
— Это Харрис, — уверенно заявил капитан, а сам подумал: «Боб проснулся, не сумел установить с нами связь и от страха выпустил весь запас сигнальных ракет».
В тот же миг в небе вспыхнули пять ярко–оранжевых шаров, которые разлетелись вправо и влево по горизонту. И Лесли, как и Хестер, вдруг подумал, что вряд ли они были запущены снизу. К тому же оранжевых ракет на борту их самолета не было. Ракеты скорее всего выпустили с летящего самолета! И действительно, в воздухе блеснула и померкла крошечная точка.
— Наши… — прошептал штабс–сержант. — Вертолет! Слава богу, они разыскали лейтенанта.
Разногласия были мгновенно забыты. Лесли молча подошел к лодке и поднял ее. Вместе с Хестером они понесли ее к воде.
Полагая, что «Сон дьявола» уже обнаружен, а Боб Харрис в безопасности, капитан Лесли перестал думать о возможных контактах с русскими. Спускаясь под свист ветра к морю, он вдруг подумал о том, что именно это и будет впоследствии вменено ему в вину. Штабные офицеры начнут судить о его действиях на свой манер, да еще как судить… А что им известно о страшном чувстве одиночества, которое испытывает человек, оказавшись в ледяной пустыне? Вероятно, они поймут его не лучше Хестера… Но размышлял об этом Лесли недолго. Усталость, голод, боль в ногах и бешеный стук сердца заслонили эти горестные думы. С трудом переставляя налившиеся свинцом ноги, он тащил лодку. А до Аляски было так далеко…
* * *
Бренда зачерпнула ложкой из вазочки джем, затем намазала его на кусок белого хлеба и протянула отцу. Часы показывали семь утра — последние несколько дней они завтракали в этот ранний час. В это же время Гордон Грей, выпив кофе в офицерском казино, отправлялся на лыжную прогулку. Утро на Айси кейп выдалось солнечное…
— Благодарю тебя, — пробормотал Рид. — Ты делаешь это лучше всех. Если бы я не знал, как скучно на базе, я бы попросил тебя остаться. — И он взглянул на дочь с плохо скрытой нежностью: она так напоминала ему Луизу.
— И вовсе не скучно. Откуда ты это взял? Есть кино, есть теннисный корт… И вообще, мне здесь нравится.
— С сентября по конец марта у нас темно. Разве захочется играть в теннис при свете прожекторов?
— Я бы охотно здесь осталась, — ответила отцу Бренда. — Но ты, как и он, считаешь это невозможным, — быстро добавила она.
— Он… — повторил Рид. — Ты уже говорила об этом с Гордоном?
Бренда налила себе в чашку какао и кивнула:
— Он меня просто высмеял. Я для него все еще дитя, папа.
— И это все, что ты против него имеешь?
— Этого вполне достаточно.
Некоторое время они завтракали молча, затем Рид заговорил так, будто паузы не было:
— Вероятно, ты должна это знать… Я плохо знаком с капитаном, но надеюсь, что он хороший пилот. — Полковник замолчал, однако, заметив, что дочь вся обратилась в слух, продолжал: — Видишь ли, я старый неисправимый эгоист. Было бы совсем неплохо, если бы мы могли иногда завтракать вместе, не так ли?
Бренда была ошеломлена. Она ждала упреков в легкомыслии, горьких сетований по поводу разбитого собственными руками счастья, по поводу того, что бы ей мог дать Гордон по сравнению с Джимом, да и вообще неизвестно, согласен ли Джим жениться на ней…
Бренда медленно встала. Она почувствовала, как пересохло у нее в горле, и, будучи не в силах говорить, молча подошла к отцу и погладила его по голове. Слезы душили ее.
* * *
Майор Горрелл и Гордон Грей отправились в то утро на охоту. Миновали злополучное место, где несколько дней назад майор застал Бренду и капитана Лесли. При воспоминании об этом Грей, казалось, не почувствовал уколов ревности, однако в голову сразу полезли невеселые мысли о том, сколько пришлось ему выслушать намеков, которые он тщетно пытался игнорировать. Он все время боролся с собой, стараясь забыть о неверности Бренды, но об этом напоминали ему и недомолвки Рида, и пустопорожние разговоры с ним в ожидании Бренды, которая полюбила вдруг прогулки в одиночку и возвращалась всегда с опозданием, и довольно странные радиодонесения, поступавшие с борта самолета «Сон дьявола». Разумеется, он справится со всем этим, ничем не выдаст своей обеспокоенности. Однако мелочей накапливалось день ото дня все больше, и это в какой–то степени поколебало его уверенность. Теперь он все чаще задавался вопросами, которые еще недавно посчитал бы абсурдными.