Юрий Владимирович, покидая Лубянку, высказался на коллегии КГБ СССР в таком ключе: «Многие вопросы нами решены, но жизнь ставит и новые задачи… Не все ладно в самом управленческом механизме страны. Те дела, которые приходится расследовать нашим сотрудникам в последнее время, показывают, что негативные явления происходят в самых верхних эшелонах партийно-хозяйственной жизни. Возникают опасные тенденции, которые мы, конечно, преодолеем. Так что недопущение случаев коррупции, как это называют наши идеологические противники, это тоже важная задача для чекистов сегодня» (5.15).

И лишь накануне окончательного погрома СССР комитетчики в лице начальника ПГУ Л.В. Шебаршина раскрыли и сам факт наличия «организационного оружия», и дали прямой ответ на возникший вопрос интересующимся в лице главного редактора газеты «Завтра» А.А. Проханова (60. С. 331–334, 5.16. С. 1).

Сразу же после этого, когда уже страна прошла точку невозврата – август 91-го – они уделили этой проблеме самое пристальное внимание. Так, в интервью новый начальник Аналитического управления В.А. Рубанов подчеркивал: «Сейчас главная опасность в потере управления страной. Теория безопасного существования страны направлена не только на «спокойствие наших границ», но и на сбалансирование интересов, скажем, военного ведомства и финансового или экологического». Спасибо – просветили! Но не слишком ли поздно?

Знание оргпроектирования, верное его применение дает отличный синергетический эффект, о чем мы сейчас расскажем. Современный политический механизм есть явление довольно сложное. И самое главное здесь, это то, как его составить, чтоб он смог достичь состояния наивысшей самоорганизации: когда на любой вызов извне и/или изнутри был дан достойный ответ, чтобы такой организм знал, как действовать самому, не дожидаясь особой команды. «Сир, – сказал как-то Ришелье Людовику XVIII, – если это возможно, то это уже сделано! Если это невозможно, то это будет сделано!!!» Здесь все верно: если это дело возможное, то государственный механизм уже работает над решением, если это невозможно, то все будет перенацелено на эту проблему, и она будет решена. Особенно, если этот механизм – разведка.

Здесь и ниже мы скажем о том, что сама спецслужбистская работа потребовала обладать большим количеством информации во многих отраслях знаний. Не только КГБ, но и ЦРУ стремятся к этому. В последнем работают представители 280 областей науки. ЦРУ постоянно выпускает информационно-справочные материалы, в которых сообщается, какие специалисты требуются для работы в разведке, и излагаются возможности карьеры для тех лиц, которые свяжут свою судьбу с работой в спецслужбе. В одном из проспектов о наборе специалистов давался перечень профессий, представляющих наибольший интерес. В частности, приглашались: инженеры различных специальностей, программисты, физики, химики, математики, психологи, аналитики, специалисты в области политических наук, международных отношений, лингвистики, истории, журналистики и библиотечного дела. Предпочтение отдавалось людям, обладающим аналитическим складом ума, и лицам, связанным по характеру работы или учебы с изучением проблем иностранных государств (38. С. 216–218).

Естественно, что и до настоящего времени сохраняется тенденция у всех спецслужб максимального познания всего мира во всем его многообразии. Говорят об этом очень много – только знай понимай: «С каждым годом органы госбезопасности испытывали потребность в специалистах все более разнообразного профиля. ‹…› Появилась нужда в редких специальностях, с опытом работы в определенных отраслях» (34. Т.1. С. 425); «В КГБ специальностей очень много. Есть, к сожалению, и такие, которые очень далеки от оперативной работы…» (3. С. 45); «Работа в разведке чрезвычайно разнообразна, и здесь есть возможность для проявления самых разных талантов и способностей. В каждой области различные люди могут по-разному достигать успеха» (5.17. С.174); «В ЦРУ множество подразделений, поэтому его деятельность чрезвычайно разветвлена и многопланова. В области политических операций преимущество за ЦРУ» (5.18. С. 4); «В США 38 видов разведки ‹…›. Американцы создали культурологическую разведку, поскольку они не понимают менталитет и намерения представителей других культур – арабов, русских, китайцев, и поэтому требуется собирать сведения об особенностях культуры иностранных государств» (5.19. С. 5). Естественно, что этот принцип многогранной деятельности сохраняется и при подготовке штучных специалистов. Первый замначальника Академии ФСБ В.В. Остроухов отмечает: «В курсах блока специальных дисциплин постоянно появляются специализации, соответствующие новым вызовам безопасности» (5.20. С. 2). Словом, спецслужбы сильны применением именно многопараметрического подхода, стремясь внутри себя найти ответ на любой вопрос.

Мы разбираем то, что связано с использованием методов в разведработе, которые были применены в практике КГБ. Одни пошли во благо СССР, другие – против оного. Одно от другого трудноотделимо, и мы вычленяем два класса методов. Первый класс – это те, что наряду с традиционными разведывательными и контрразведывательными методами, которыми спецслужба занимается повседневно и повсеместно, которые не были прямо направлены на разрушение СССР и которые, с одной стороны, могли идти на пользу стране, а с другой – и комитетчикам, что санкционировалось советским руководством.

Итак, это:

аналитические методы, анализ и синтез поступающей информации (22. С. 474–475), при этом стоит понимать, что ее первичные владельцы (Н.А. Зенькович назвал их «гроссмейстеры аналитических дел из спецслужб» (29. С. 593)) могли манипулировать ею в своих интересах;

при этом кто-то, конечно же, занимался и «чисто аналитическим анализом» (бесподобное выражение из газеты (5.21. С. 7)), придумывая разработки;

мониторинг;

криптография, шифровка-дешифровка сообщений;

формирование досье по классам: дела оперативного учета, дела оперативной проверки, дела оперативной разработки, дела оперативного розыска, дела групповой оперативной проверки, дела оперативного наблюдения, дела оперативной подборки (по иностранцам), дела агентурно-наблюдательные (литерные), персональные дела – дела-формуляры, а также электронные базы данных по союзным республикам и система «МАРС»;

реализация оперативной информации;

соблюдение режима секретности и конспирации;

цензура открытых сообщений, – так, например, однажды М.С. Горбачев поблагодарил «…за работу КГБ и ГРУ на нынешнем этапе нашего общества и демократических процессов». Эти слова были переданы только по радио и телевидению. В официальный текст, продублированный в «Правде», эти слова не попали. Но этот факт был замечен и выделен только техническими помощниками кабинетных стратегов – особенно после такой цензуры. На этот момент обращали внимание на конгрессе Института изучения дезинформации в Ницце (94. № 2. С. 14);

дозирование информации, включая «передавливание» некоторых информационных потоков (9. С. 26);

продвижение разного рода слухов для создания политических мифов вокруг себя, направленных на раздутие имиджа КГБ;

использование имеющегося богатого опыта (5.22. С. 28) и совершенствование работы в сложной социальной среде;

НН, ОТМ (70. С. 55);

разработка и вербовка агентуры (5.23. С. 25), но ввиду того, что шел большой вал, дело было поставлено в ущерб качеству;

отдельными подразделениями КГБ использовались и другие приемы. Пресс-службы и ЦОС должны удовлетворять нужды прессы и заполнять интерес общественного мнения к спецслужбам. Но параллельно они осуществляют зондирование журналистов, узнают направление и ход их расследований. Этот прием был апробирован ЦРУ еще в 1959–1960 гг. при разработке операции «Линкольн». Тогда противостоящие разведки очень беспокоил вопрос о состоянии разработок жидкого ракетного топлива друг у друга. КГБ устроил международную конференцию по ракетному топливу, строго-настрого запретив своим специалистам приводить какие-либо конкретные факты о достижениях. Однако специалисты из ЦРУ навязали свою контригру: «Мы не будем задавать вопросов, но сами постараемся ответить на любые». Было проинструктировано 170 ученых, и по характеру заданных вопросов они много узнали о направлениях советских исследований, об их состоянии, достижениях и «белых пятнах». Так и в КГБ больше узнавали о направлениях журналистских расследований, а сами вели тонкую игру. Однажды столкнувшийся с этим журналист В.А. Аграновский в ходе работы над книгой «Профессия – iностранец» описывает, что состоялось 11 встреч с работниками разведки. Разрешалось предварительно задавать письменные вопросы. Затем на них давались ответы, но из пяти человек только одному разрешили делать письменные заметки, которые потом забрал человек, ведущий эти встречи, – по ним чекисты и узнавали ход мыслей своего визави (2. С. 178). На практике этот метод применяется еще и в обычной агентурной работе. Шпион И. Сутягин из военно-политического отдела Института США и Канады (сосед по кабинету другого агента – В. Поташова, о нем речь пойдет ниже), например, при чтении лекций в Центре переподготовки Академии им. Петра Великого часто вовлекал своих слушателей в дискуссии, и аргументы там подкреплялись совсекретными сведениями. Обратная сторона этому приему также широко используется. Вербуется агент, причем сразу известно, что он двойной и будет гнать только дезинформацию, с некоторой известной долей правды. По той информации, что он приносит, ясно, что противник хочет от своего контрагента, и разведка точно узнает, что именно навязывает враг, и, значит, так нельзя думать ни в коем случае.