— По-моему, это машина… — осмелился произнести секретарь, водрузив себе на нос пару огромных очков.

Но прокурор — он считал себя великим учёным — перелистал толстую книгу, с которой никогда не расставался, и с уверенностью заявил:

— Ничего подобного! Это просто закоренелый преступник. А что значит закоренелый? Это значит затвердевший, как мозоль, крепкий, как железо. А что такое железный преступник? В книгах ясно сказано: это человек, которого надо посадить в железную клетку, то есть в тюрьму!

Гвоздик готов был расхохотаться, но мысль, что он без всякой вины может попасть в тюрьму, удержала его от смеха.

— Я невиновен! — закричал он своим пронзительным голосом. — И потом, у меня нет мозолей!

— Как? Обвиняемый смеет противоречить мне! — подскочил прокурор. — Я олицетворяю собой правосудие и, следовательно, не могу ошибаться. Значит, обвиняемый лжёт. А раз он лжёт, то он не невинен, а виновен! Итак, согласно статье 512,32 / ABC 3X8 = 24, он должен быть осуждён!

Председатель, человек с очень добрым сердцем, не хотел огорчать прокурора, которому в этот день ещё не удалось обвинить ни одного подсудимого.

«Ладно, — подумал он, — доставлю ему, прокурору, удовольствие! А потом, если мы быстро решим дело, можно будет уйти домой спать…»

И он объявил:

— Хорошо, осудим этого преступника; но куда мы заключим его? В тюрьму нельзя, потому что тюрьма создана для людей из плоти и крови. Можно, конечно, поместить его в зверинец, например, в клетку обезьян или к слону…

В эту минуту двери суда распахнулись и, лёгкий на помине, в зал вошёл слон. На спине у него восседал Пилукка, Перлина и лилипуты, а в хоботе он крепко держал Мустаккио.

За ними следовали все артисты, во главе с директором цирка.

Судьи так испугались, что не могли даже бежать, а Перлина бросилась обнимать Гвоздика.

— Настоящий преступник — Мустаккио! — закричала она. — Это он украл кассу!

Мустаккио пришлось ещё раз повторить своё признание перед судьями, и его сейчас же посадили на место Гвоздика.

Прокурор не протестовал: главное, чтобы кто-то был осуждён, а кто именно, — не важно.

Инспектор Дальновидный, стараясь исправить глупое положение, в которое он попал, разразился следующей фразой:

— Тут должен быть преступник, я сразу понял; и если это не Гвоздик, то, значит, Мустаккио.

Оп-ля, смущённая, стояла в стороне, держась за руку своего отца, директора цирка; но напрасно она боялась — друзья решили простить её, ведь она только что во всём чистосердечно раскаялась.

После так удачно проведённого инспектором Дальновидным следствия цирк в полном составе (конечно, кроме бывшего укротителя, осуждённого на пожизненное заключение) покинул зал суда.

— Гвоздик, цирк на грани разорения, — сказал директор, — и все твои друзья не сегодня-завтра останутся без куска хлеба. Только ты можешь спасти нас.

Гвоздик не заставил себя просить дважды, и не успело его, столь хорошо известное публике, имя появиться на афишах, как цирк опять заполнили толпы восторженных зрителей.

Папа Пилукка и Перлина, сидя на почётных местах, так аплодировали Гвоздику, что даже содрали себе кожу с ладоней, а он после каждого номера посылал им воздушный поцелуй своими железными пальцами.

Первое же представление поправило дела цирка, но Гвоздик дал ещё много представлений подряд, — так ему приятно было помогать своим друзьям актёрам. И даже Оп-ля излечилась от зависти и от всей души аплодировала железному мальчику.