– Пусть будет так, – миролюбиво проронил Адмирал, чтобы как-то извиниться. – Хорошо. – Он замолк, но чтобы вернуть свои позиции, добавил:

– Надеюсь, они не будут стучаться и входить через переднюю дверь?

– Баркер и Мастерс проведут их через черный ход.

Как будто по сценарию, в дверях появились Баркер и Мастерс, пропуская впереди себя Ринфилда и Бруно. Фосетт понимал, что Адмирал и Харпер так же внимательно взирают на их лица, как и он сам. Понятно, что ни Бруно, ни Ринфилд не смотрели на них. Когда видишь возле своих ног покойника, то глаза по сторонам бегать не будут. Как и следовало ожидать, Бруно почти никак не среагировал на увиденное: у него лишь слегка сузились глаза и крепко сжались губы, но реакция Ринфилда превзошла все ожидания: кровь отхлынула у него от лица, сделавшегося мертвенно-бледным, он приложил дрожащую руку к сердцу, как бы проверяя достаточно ли он жив, и какое-то время казалось, что он вот-вот попятится и упадет. Через три минуты – три минуты, в течение которых Фосетт упрекал себя в том, что он мало знает Ринфилд сидел со стаканом бренди в руках и продолжал дрожать. Бруно от предложенного успокоительного средства отказался. Молчание прервал Адмирал:

– У вас в цирке есть враги?

– Враги? В цирке? – Ринфилд явно был захвачен врасплох. – Слава Богу, нет. Вам это покажется странным, но мы действительно одна большая счастливая семья.

– Враги в другом месте?

– Каждый преуспевающий человек имеет недоброжелателей. Разного пола и разного рода. Ну, тут и соперничество, и конкуренция, и зависть. Но враги?

– он почти с ужасом взглянул на тело Пилгрима и содрогнулся. – Таких у нас нет.

Ринфилд минуту помолчал, затем взглянул на Адмирала с выражением близким к обиде, и когда снова заговорил, в его голосе слышалась дрожь:

– А почему вы задаете мне подобные вопросы? Меня они не убили. Они убили мистера Пилгрима.

– Есть взаимосвязь, Фосетт?

– Есть. Я могу говорить прямо, сэр?

– Я ведь уже извинялся.

– Ну, есть телефонные кабины и безответственные редакторы…

– Не валяйте дурака. Я уже за это извинялся.

– Да, сэр, – Фосетт покопался в памяти, но извинений не припомнил. Но на этом не стоило заострять внимание. – Как вы сказали, сэр, взаимосвязь есть. А так же имеется и утечка информации, и она может быть где-то в нашей организации. Как я говорил, сэр, и как я объяснял этим господам, совершенно ясно, что Пилгрим был убит кем-то хорошо ему знакомым. В этой утечке не должно быть ничего специфического – только вы, Пилгрим, доктор Харпер и я знали о действительных целях. Но кроме того, об этом могли догадываться еще целый ряд людей: эксперты, телефонисты и шоферы нашей организации, знающие о наших регулярных контактах с мистером Ринфилдом.

Трудно разыскать разведывательную или контрразведывательную организацию в мире, в чьи ряды не затесался бы вражеский агент, который при известных обстоятельствах может поставить себя вне подозрений. Не такой уж большой секрет, что мистер Ринфилд планирует турне по Европе, и сравнительно легко можно выяснить, что Крау тоже попал в список городов. Ну, а в Крау, как известно, находятся джентльмены, ответственные за важные научные исследования. Совпадение совпадением, но явная связь с ЦРУ – это слишком.

– Поэтому они убили Пилгрима? Как предостережение?

– В своем роде да, сэр.

– Не могли бы вы поподробнее, Фосетт?

– Хорошо, сэр. Без сомнения, это было предостережение. Мы имеем дело с умными людьми, а не безрассудными. Смерть Пилгрима подтвердила этот факт. И это не только предостережение. Это убийство – смесь приглашения и вызова. Это предостережение, которое хотели бы видеть отклоненным. Если они нас считают крестными отцами будущего турне мистера Ринфилда и если, несмотря на смерть Пилгрима, в которой, как они никоим образом не сомневаются, мы обвиним их, мы все же организуем турне, значит, нам это чрезвычайно выгодно и необходимо. Решающие доказательства они надеются получить в Крау. И тогда мы будем дискредитированы в международном масштабе. Представьте себе, если сможете, какую сенсацию вызовет высылка из страны целого цирка. Представьте себе, какой сокрушительной силы оружие попадет в руки Востока для будущих переговоров. Мы станем международным посмешищем, мы потеряем доверие в мире, станем объектом насмешек как на Востоке, так и на Западе. Случай с У-2 Гарри Пауэрса – детская шалость по сравнению с этим.

– В самом деле. Скажите мне, а где, по вашему мнению, можно искать эту кукушку в гнезде ЦРУ?

– Понятия не имею.

– Доктор Харпер?

– Полностью согласен. Шансов нет. Это означает прикрепить наблюдателей за несколькими сотнями служащих этого здания, сэр…

– А кто будет наблюдать за наблюдающими? Ведь вы именно это имеете в виду?

– Вы прекрасно меня поняли, сэр.

– Увы, – Адмирал залез во внутренний карман, вытащил оттуда карточки и протянул их Бруно и Ринфилду. – Если я вам понадоблюсь, позвоните по этому телефону и попросите Чарльза. Еще раз сожалею, но ваши рассуждения, Фосетт, верны. Другого объяснения не придумать. Тем не менее, этот секрет должен быть в наших руках. Надо придумать что-нибудь хитроумное.

– Ничего другого не придумаешь, сэр, вздохнул Фосетт.

– Ничего другого не придумать, – согласился Харпер.

– Ничего другого не придумаешь. Или Бруно или ничего, – кивнул Адмирал.

Фосетт покачал головой:

– Бруно и цирк, или ничего.

– Посмотрим, – Адмирал внимательно взглянул на Ринфилда. – Скажите, считаете ли вы эту фантастическую идею реальной?

Ринфилд поднял стакан с бренди. Он уже успокоился и его рука больше не дрожала.

– Честно говоря, нет.

– Я вас понимаю. Могу ли я считать, что вы переменили свою точку зрения?

– Не знаю. Сейчас я ничего не знаю, – он отвел взгляд в сторону. Бруно!

– Я готов, – голос Бруно был ровным, без оттенков драматизма.

– Если я поеду, то поеду один, Пока я не знаю, как я туда попаду, не знаю пока, что буду делать, когда попаду туда, но поеду.

Ринфилд вздохнул. – Пусть будет так, – улыбнулся он. – Мужчина должен быть твердым в своих поступках. Новоиспеченный американец пристыдил американца в пятом поколении.

– Благодарю, мистер Ринфилд, – Адмирал с любопытством взглянул на Бруно. – Вам тоже спасибо. Скажите мне, что заставляет вас ехать туда?

– Я уже говорил об этом мистеру Фосетту. Ненавижу войну!

Адмирал ушел. Доктор Харпер тоже. Ушли Ринфилд и Бруно, а Пилгрима унесли: в трехдневный срок он будет похоронен со всеми почестями, но о причине его смерти никто не узнает. Обычное явление среди тех, кто занимается разведкой и контрразведкой, и чья карьера неожиданно подходит к концу. Фосетт мерил тяжелыми шагами комнату, когда зазвонил телефон. Он мгновенно снял трубку.

Голос в трубке был хриплым и испуганным.

– Фосетт? Фосетт? Это вы, Фосетт?

– Да. А кто это?

– Не могу сказать по телефону. Вы, черт побери, отлично знаете кто, голос настолько дрожал, что его невозможно было опознать. – Ради бога, приезжайте сюда, случилось нечто ужасное!

– Что?

– Приезжайте! – умолял голос. – И, ради Бога, один. Я в своем кабинете, в цирке.

Телефон замолчал. Фосетт потряс трубку, но без успеха. Он бросил трубку, вышел из комнаты, запер за собой дверь, добрался на лифте до подземного гаража и направился к цирку.

Цирковая иллюминация, за исключением подсветки, была погашена – было уже поздно. Фосетт вылез из машины и направился к зверинцу, где у Ринфилда был маленький кабинетик. Здесь было достаточно светло. Кругом не было никаких признаков жизни, что весьма удивило Фосетта, но он тут же сообразил, что ни один здравомыслящий человек не будет находиться среди слонов и львов. Не потому, что их трудно заставить слушаться, но и просто находиться рядом с ними весьма затруднительно. Почти все животные лежали и спали, и только слоны, спящие или нет, стояли, привязанные за одну ногу, постоянно раскачивались из стороны в сторону, а в одной большой клетке без устали метались 13 тигров и без всяких причин рычали.