Этот же факт подтверждали Baxa Раисов, Ахмед Тушаев, Абухажи Батукаев, Юса Муртазалиев, которые привлекались для борьбы с «бандитами» с мая 1948 года. Кроме Ю. Муртазалиева все они проживали в с. Гехи-Чу. Мне с ними многократно приходилось беседовать по поводу выселения. Рассказ Саламбека Закриева из с. Гехи-Чу тоже характерен для тех времен и достаточно убедительно подтверждает жестокость карательного отряда НКВД. Он рассказывал мне о пожилой женщине Сусуркаевой, застрелянной с находившимся у нее за спиной шестилетним мальчиком. Автоматная очередь была произведена в спину мальчика: внутренности мальчика находились на спине бабушки.
О том, как обошлись с семьей Саламбека Закриева. Многие знают: его жену Сациту (ей было 21 год) застрелили. Маленький Сайхан, его сын, провел сутки у трупа матери. Когда их нашли в лесу, Сайхан, обессиленный, лежал рядом с трупом матери и сосал ее грудь, через несколько месяцев мальчик умер в Казахстане. Остальные подробности жестокости в отношении мирного населения может рассказать сам Саламбек Закриев, называя при этом имена погибших, места их захоронения, обстоятельства, при которых эти люди были убиты.
Эти же факты достаточно подробно описаны в газете «Комсомольское племя», вышедшей 24 августа 1989 года.
При сборе данного материала непосредственное участие со мной принимал писатель Ахмед Сулейманов. Материалы об этих событиях содержатся в газетах «Заветы Ильича» от 7 октября 1989 г., «Ленинская правда» от 25 октября 1989 г., «Грозненский рабочий» от 5 марта 1989 г., «Медицинская газета» от 10 октября 1989 г., «Голос Чечено-Ингушетии» от 2 сентября 1990 года, газета «Даймохк» от 5 сентября 1900 г.
В краеведческом музее находится переданная нами тетрадь с описанием тех же событий. Под каждой строчкой названных документов я могу подписаться, убежденный в истинности и достоверности их содержания. Сведения, содержащиеся в этих документах, собраны на ми в результате длительного кропотливого труда. Предварительно этот материал подвергся аналитической проверке и только после этого был передан для публикации.
Задумываясь над фактом выселения целого народа, я задаю сам себе вопросы и пытаюсь на них ответить. Не знаю, сможет ли ответить на эти вопросы прокуратура, а также суд истории. Кто виноват в выселении целого народа? Какую цель ставили при этом руководители государства? Для облегчения какой задачи было совершено (переселение в конце войны, в феврале 1944 г.? Если ставилась какая-то задача, то была ли она известна ответственным работникам коренной национальности? Знали ли эти работники о предстоящем выселении их народа? Если знали, то как они, каждый поименно, отреагировали на это? Какими своими действиями воспрепятствовали этому? Поскольку в данном деле решаются вопросы истории, желал бы, чтобы была проведена видеозапись показаний еще пока живых свидетелей. До сих пор имеются свидетели, которые видели, как солдаты стреляли в мирных выселяемых граждан только за то, что последние не могли идти быстро в силу своей беспомощности и болезни, не могли покинуть родные места. Теперь мне известно, что палач М. М. Гвешиани после этой операции дослужился до генерал-лейтенанта КГБ, получил награды за то, что беспощадно сжег безвинных, беззащитных, беспомощных детей, женщин и стариков. И умер своей смертью в 1966 г., будучи помилован после расстрела Берия. Сын его Гвешиани был женат на дочери А. Косыгина. Не здесь ли кроется тайна помилования этого вояки?
ДЗИЯУДИН МАЛЬСАГОВ
Родился в 1913 году в селе Старый Ачхой Ачхой-Мартановского района ЧИАССР, чеченец, образование высшее, семейный, работает главным ревизором контрольно-ревизионной группы, не судим. В данное время живет в Грозном.
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ
Я работал следователем, прокурорам, судьей и в других должностях с 1937 года в Курчалоевском, Шалинаком и Атагинском районах Чечено-Ингушетии. В марте 1942 г. был выдвинут заместителем Наркома юстиции Чечено-Ингушской АССР.
18 февраля 1944 года в г. Грозный приехали Л. П. Берия и другие руководящие работники НКВД. В тот же день утром меня пригласил бывший тогда председатель Совнаркома Супьян Моллаев и сообщил, что предстоит выселение чеченцев и ингушей.
Он сказал, что будет встреча у первого секретаря обкома партии Иванове и чтобы я никуда не отлучался. Потом, через два часа, меня пригласили в кабинет Иванова. Там находились Моллаев, Серов, Круглов, заместители Берия. Все это было засекречено. О том, что в республике находится Берия, мне сказал Моллаев. Мне также оказали, что я должен ехать в Галанчожский район. Туда я поехал с Халимом Рашидовым, вторым секретарем Чечено-Ингушского обкома КПСС.
Рашидов должен был быть в Сунженском районе, а я — в Галанчожском. До ст. Слепцовской мы ехали вместе. Нам сказали, что нас ожидает заместитель Берия — Аполлонов и другие высокопоставленные военные.
Когда мы прибыли на станцию, там в железнодорожном вагоне находились генерал-полковник Аполлонов и другие генералы. С нами представитель высокой власти вел беседу. Зазвенел телефон и я понял, что Аполлонов разговаривает с Берия, так как, обращаясь к нему, называл по телефону его имя и отчество: Лаврентий Павлович.
В Галанчож должны были поехать я, один генерал, старшие офицеры в сопровождении солдат. Как фамилия генерала, я не знаю. Они в то время не называли своих фамилий.
Др с. Галанчож мы ехали на автомашинах. Еще до нашего отъезда после обеда в обкоме партии проводилось совещание партийно-хозяйственного актива. Когда мы вышли от 1-го секретаря, нам сказали ждать в приемной. Оттуда нас пригласили в зал заседания и там объявили, что предстоит выселение всего народа и что все мы должны принять участие в этом. Лично я сам задал вопрос:
— Почему выселяют всех, в чем они повинны? Например, один мой брат вернулся контуженным с фронта, а пять других братьев находятся на фронте. Почему я и моя семья, как и тысячи других, должны выселяться. На этот вопрос Серов ответил, что эта мера временная, основная масса людей вернется обратно.
Никакой подписки о неразглашении сведений о поголовном выселении чеченцев у нас не брали, так как это объявлялось тем, кто был допущен к работе с секретными документами. Однако всех предупредили, что за разглашение этой государственной тайны будут привлечены к уголовной ответственности вплоть до расстрела.
Так вот, в с. Галашки нам подали лошадей и на них в сопровождении примерно 16 солдат — я, генерал и другие офицеры — поехали в Галанчожский район.
За полтора месяца до выселения в селах Чечено-Ингушетии начали появляться солдаты. Под видом учений, ведения боевых действий в горных условиях, готовились к массовому террору.
Вечером мы прибыли в с. Ялхорой, Галанчожского района. Наше появление в этом районе было засекречено. Выселение чеченцев ожидалось начать 27, а 28 февраля 1944 г. — закончить. Потом я узнал, что 24. 02. 44 г. в плоскостных районах республики чеченцев выселили. Об этом мне сообщил сам Гвешиани.
Кстати, Гвешиани полтора месяца находился в с. Ялхорой, руководил выселением аборигенов в Галанчожском районе. Он в то время занимал должность начальника Дальневосточного управления НКВД и был командирован в Чечню. В каждом районе выселением наших соотечественников руководил военный не ниже звания генерала. В с. Ялхорой нам представился сам Гвешиани. Внешне он разговаривал вежливо, культурно, называл меня по имени. Это (было вечером 10 февраля 1944 года.
До 24 февраля мы прибыли в с. Ялхорой, а после с капитаном Громовым поехали по маршруту с. Акки — Эскн — Хайбах — Нашхой. С Громовым я познакомился в пути следования. В ночь с 26 на 27 февраля 1944 г. мы приехали в с. Хайбах. В to время из Галанчожского района люди еще не были выселены. Были слухи о том, что здесь орудует банда Исраилова и поэтому, по всей видимости, власти придавали особое значение этому району и выселение чеченцев отсюда было немного отсрочено.