Это был приземистый, широкий дом с выцветшей до приятных пастельных тонов розовой штукатуркой и тускло-зелеными оконными переплетами. Крышу покрывала круглая чешуйчатая черепица зеленого цвета. Парадная дверь вдавалась глубоко внутрь, а нишу облицовывала мозаика из разноцветных плиток. За низкой оштукатуренной оградой с ржавеющей на морском воздухе решеткой виднелся небольшой цветник. Слева от ограды стоял гараж на три машины с дверьми во внутренний дворик, по которому к боковому входу в дом вела цементная дорожка.

На воротах висела бронзовая таблица: «Альберт С. Олмор, доктор медицины». Пока я все это разглядывал, в соседнем квартале из-за угла вывернул тот же черный «кадиллак». Мягко урча, он замедлил ход и стал выруливать перед гаражом, но, решив, что моя машина ему мешает, доехал до тупика, развернулся у железного забора с позолоченными пиками, медленно вернулся и вполз в пустой отсек.

Худощавый человек в темных очках и с докторским саквояжем направился по дорожке к дому. На полпути он остановился и посмотрел в мою сторону. Я пошел к своей машине. У дверей дома он вынул ключи и, отпирал дверь, снова оглянулся.

Я залез в «крайслер», закурил и стал думать, не стоит ли кого нанять, чтобы повисел на хвосте у Лавери. Решил, что пока не стоит.

Занавески в нижнем окне рядом с боковой дверью, за которой скрылся доктор Олмор, шевельнулись. Худощавая рука развела их в стороны, и за стеклом блеснули очки. Через некоторое время они сомкнулись.

Я оглянулся на дом Лавери. С этого места было видно, что от крыльца черного хода с крашеными деревянными ступеньками шла дорожка, которая — опять по ступенькам, но теперь цементным — спускалась к мощеному проулку.

Я снова перевел глаза на дом Олмора и стал лениво гадать, хорошо ли доктор знает Лавери. Вероятно, хорошо, раз в квартале всего два дома. Правда, из врачей обычно ничего не удается вытянуть. Тем временем занавески в окне окончательно раздвинулись.

На среднем стекле жалюзи не было. Я видел, что худощавый доктор смотрит оттуда в мою сторону с очень хмурым видом. Я стряхнул пепел за дверцу машины. Олмор отвернулся и сел за письменный стол, на котором стоял его саквояж. Он сидел прямо, нервно барабаня пальцами по столешнице. Его рука вдруг потянулась к телефону, коснулась трубки, отдернулась. Он закурил сигарету, резким взмахом погасил спичку, снова подошел к окну и снова уставился на меня.

Меня это заинтересовало. Ведь Олмор врач, а врачи, как правило, самые нелюбопытные люди на свете. Еще на практике они узнают столько секретов, что хватает на всю жизнь. Нет, доктор Олмор явно мной интересовался. Более того, нервничал.

Когда я нагнулся, чтобы включить зажигание, парадная дверь в доме Лавери распахнулась. Я снял руку с ключа и откинулся на сиденье. Быстрым, шагом Лавери поднялся но дорожке, окинул взглядом улицу и повернул к гаражу. Одет он был как и прежде, только с руки теперь свисали махровое полотенце и пляжная подстилка. Я услышал, как лязгнули ворота гаража, открылась и закрылась дверца машины, со скрежетом завелся мотор. Покашливая белыми облачками выхлопных газов, по крутому склону на улицу выбралась задом небольшая ладная машина голубого цвета. Верх был откинут, и над дверью виднелась прилизанная голова в темных очках с широкими белыми дужками. Машина скользнула вдоль квартала и, сделав изящный вираж, исчезла за поворотом.

Мне не было дела, если мистер Кристофер Лавери поехал на берег бескрайнего Тихого океана, чтобы полежать на солнышке и дать девицам полюбоваться своими роскошными статями.

Я снова переключился на доктора. Сейчас он прижимал к уху телефонную трубку, но не говорил, а, покуривая, ждал. Затем, чуть дернувшись, склонился, как обычно бывает, когда на том конце провода наконец раздается голос, что-то выслушал, положил трубку и сделал запись в блокноте. На столе перед ним тут же появилась толстая книга с желтым обрезом. Доктор раскрыл ее приблизительно посередине и кинул быстрый взгляд на мой «крайслер».

Найдя наконец нужное место, он согнул голову и окутал страницы облаками сигаретного дыма. Потом сделал в блокноте еще одну запись, отодвинул книгу, снова набрал по телефону номер, подождал и, покачивая головой, жестикулируя сигаретой, быстро заговорил.

Кончив разговор, доктор положил трубку, откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился на стол, не забывая, однако, каждую минуту поглядывать в окно. Он чего-то ждал, и я ждал вместе с ним, сам не зная зачем. Врачи часто звонят по телефону, разговаривают со множеством людей.

Врачи смотрят из окон, врачи хмурятся, нервничают, думают, переутомляются. Другими словами, врачи — это обычные люда, рожденные для страданий и борьбы в этом мрачном мире, как и все мы.

Однако в повадках этого врача меня что-то интриговало. Я глянул на часы, решил, что пора перекусить, но закурил и… остался на месте.

Прошло пять минут. Из-за поворота выскочил зеленый «седан» и покатил вдоль квартала. Качнув длинным хлыстом антенны, он замер у дома Олмора. Из машины вылез крупный блондин с блеклыми волосами и пошел к парадной двери. Нажав на звонок, он наклонился и чиркнул спичкой о ступеньку. Голова его повернулась в мою сторону.

Дверь щелкнула и впустила его внутрь. Невидимая рука задвинула занавески в окне кабинета. Я сидел и смотрел на темную в солнечном свете ткань. Время тянулось медленно.

Наконец дверь снова отворилась, и блеклый не торопясь сошел по ступенькам к воротам. Он отшвырнул от себя окурок, взъерошил волосы, потом пожал плечами, потер подбородок и направился по диагонали через улицу. Его шаги звучали в тишине четко, но лениво. Занавески в окне доктора раздвинулись опять. Олмор стоял у окна и наблюдал за происходящим.

На край открытого стекла моей машины легла большая веснушчатая рука, и ко мне склонилось крупное, изрезанное складками лицо. Поблескивающие холодом голубые глаза внимательно оглядели меня.

— Кого-нибудь ждете? — раздался хриплый бас.

— Сам не знаю, — ответил я. — А что, похоже?

— Вопросы сегодня задаю я.

— Черт возьми! — сказал я. — Вот и ответ на пантомиму.

— Какую пантомиму? — Голубые глаза смотрели тяжело и недружелюбно.

Я ткнул сигаретой в дом напротив.

— Вон, тот неврастеник все возился с телефоном. Вероятно, узнавал мое имя в автоклубе, потом искал его в телефонном справочнике и звонил в полицию. Чем могу служить?

— Ваши права.

Я посмотрел ему в глаза:

— Может, сначала предъявите полицейский значок? — сказал я. — Или достаточно одного хамства, чтобы я понял, с кем имею дело?

— Когда я начну хамить, ты это сразу почувствуешь, приятель.

Я наклонился, включил зажигание и нажал на стартер. Мотор завелся и заурчал.

— Выключи, — приказал блондин со злобой и поставил ногу на подножку.

Я выключил мотор, откинулся на сиденье и посмотрел на него.

— Дьявол! — сказал он. — Добиваешься, чтобы тебя вытащили из машины и повозили мордой по тротуару?

Я протянул ему бумажник. Он вынул оттуда целлулоидную корочку, просмотрел мои водительские права и копию удостоверения, засунутую с другой стороны. Потом презрительно вложил их обратно и отдал бумажник. Когда я его убрал, в руке у него появился голубой с золотом полицейский значок.

— Лейтенант Дегармо, уголовный отдел, — представился он своим грубым басом.

— Рад знакомству, лейтенант.

— Оставим это. Лучше скажите, какого рожна шпионите за Олмором?

— Ни за кем я не шпионю, как вы изволили выразиться. В жизни не слышал о докторе Олморе, лейтенант, и никаких оснований шпионить за ним у меня нет.

Он повернул голову и сплюнул. Сегодня мне прямо-таки везло на верблюдов.

— Тогда что вы тут делаете? Частных ищеек мы не жалуем. В нашем городке их вообще нет.

— Ни одного?

— Ни одного. Так что давайте выкладывайте как на духу, а то придется попотеть в участке.

Я молчал.

— Вас наняли ее родственники? — неожиданно спросил он.