В сентябре 1918 года все повстанческо-партизанские отряды, оперирующие в районе демаркационной линии,[3] были сведены в две повстанческие дивизии четырехполкового состава. Через пару месяцев на основании декрета Временного рабоче-крестьянского правительства Украины началось формирование Украинской советской армии. В ее состав вошли 1-я и 2-я повстанческие дивизии, отдельные повстанческие отряды и части погранохраны Брянского, Льговского, Курского и Острогожского районов. Армия насчитывала 14 тысяч штыков, 1350 сабель, 139 пулеметов, 20 орудий и 6220 обученных, но невооруженных бойцов резерва.
В декабре 1918 года, после революционных событий в Германии и Австро-Венгрии, капитуляции Германии перед державами Антанты и аннулирования правительством РСФСР Брестского договора, войска Украинской советской армии перешли в наступление на черниговском, киевском, сумском и харьковском направлениях. До конца года части армии, взаимодействуя с отрядами повстанцев, заняли Новгород-Северский, Шостку, Белгород, Волчанск, Купянск, Новозыбков, Городню, а в начале января — Харьков.
1919 год принес на Украину огонь новых сражений. 4 января по постановлению Реввоенсовета Республики (РВСР) на базе войск Украинской советской армии был образован Украинский фронт под командованием В. А. Антонова-Овсеенко. Войскам фронта противостояли воинские формирования правительства Украинской Директории, сменившей в ноябре 1918 года режим гетмана С короп аде ко го, войска генерала А. И. Деникина и Антанты, захватившие Крым и ряд южных губерний Украины. Части германо-австрийских интервентов покидали украинскую территорию, избегая боевых столкновений с соединениями обеих противоборствующих сторон.
Кровавая круговерть Гражданской войны не обошла стороной провинциальный Мелитополь. Все события 1918 — начала 1919 годов с калейдоскопической быстротой промелькнули перед глазами Павла Судоплатова.
Он видел, как в город входили колонны кайзеровских солдат в тяжелых стальных шлемах, с плоскими штыками, примкнутыми к винтовкам. Населению было объявлено, что германская военная администрация не потерпит каких то бы ни было беспорядков и саботажа, но будет приветствовать дисциплину и хорошую работу. На перекрестках появились солдатские патрули, тупорылые 6-дюймовые гаубицы, станковые пулеметы. По улицам, пугая обывателей своим чудовищным видом, разъезжали тяжелые броневики «Бюссинг», а по ночам близ города стучали винтовочные выстрелы. Это в Волчьей балке интервенты расстреливали тех, кого подозревали в связях с большевиками либо в саботаже. И на какое-то время немецкое лязгающее слово «орднунг» (порядок) стало одним из самых расхожих слов в Мелитополе.
Следом за германскими войсками в городе появились гайдамаки гетмана Скоропадского: щирые дядьки и гарные парубки в высоких папахах, широких шароварах и синих жупанах, с головы до ног увешанные холодным и огнестрельным оружием. Они курили громадные люльки, пили горилку, закусывали салом, клялись в своей преданности и любви к неньке Украйне, ненавидели кацапов-москалей, коммунистов и жидов и вскоре после своего появления устроили в городе еврейский погром.
Жизнь в Мелитополе и ближайших окрестностях стала неспокойной и опасной. Ночами, а нередко и днем, на улице слышались звуки выстрелов и даже взрывы ручных гранат. Обыватели шептались о действующем большевистском подполье, отрядах красных партизан, оперирующих в районе Молочного лимана, и крупной банде какого-то батьки Шкворня, готовящей нападение на город.
Вскоре Мелитополь покинул германский гарнизон. Немцы дисциплинированно и четко, вместе с броневиками и пушками, выступили к железнодорожной станции Веселое, где погрузились в эшелон и убыли в западном направлении.
А затем, вначале неразборчиво и глухо, но скоро отчетливо и ясно, мелитопольцы услышали гул орудийной канонады. Это вела наступление Харьковская группа войск Украинского фронта. Через город потянулись отступающие части петлюровцев. В конце февраля 1919 года их отступление превратилось в паническое бегство. «Тикайте, хлопцы, красные рядом!» — орали петлюровцы, нахлестывая лошадей, запряженных в тачанки. В спины бегущим из подворотен и с чердаков стреляли подпольщики-большевики. Подстреленные валились на мостовую под копыта коней и колеса тачанок.
И, наконец, в ясный мартовский день в город вошли бойцы Украинского фронта. Население, натерпевшееся страху от кайзеровской солдатни, громил Скоропадского и Петлюры, встречало их с ликованием. Среди встречающих находился и Павел Судоплатов. Он с восхищением смотрел на обветренных кавалеристов с красными ленточками на мохнатых папахах, усталых, покрытых пороховой гарью пехотинцев, лихих черноморских моряков, перекрещенных пулеметными лентами и увешанных ручными гранатами.
— Красные пришли! Ура, товарищи! — радостно кричали в толпе.
Восторгу Павла не было предела, но тут до его слуха внезапно донеслось злобное бормотание:
— Сволочь красножопая, ненавижу…
Оказалось, что злобствует какой-то интеллигент, стоявший поодаль. Мальчик, не в силах сдержаться, схватил кусок льда и с яростью запустил его в затылок шпака. От неожиданного удара тот присел, но уже через секунду, согнувшись, побежал в ближайший проулок.
— Ты зачем, хлопчик, людей калечишь?! — послышался строгий окрик, и на плечо Павла опустилась тяжелая рука.
Седоусый рабочий с револьвером на поясе, видимо, подпольщик, сурово глядел на Судоплатова.
— Он ругался на наших, красных! — ответил мальчик.
— Ах, вон оно что, — сказал седоусый и, кликнув двух молодых пролетариев, двинулся с ними в проулок, куда бежал шпак. Павел увязался следом.
В конце проулка резво трусил ушибленный интеллигент.
— А ну, стой! — грозно крикнул седоусый.
Но тот только прибавил ходу и скрылся за углом дома. «Хамы чумазые, ненавижу!» — донесся оттуда истошный вопль. Молодые пролетарии бегом припустили за интеллигентом.
Рабочий безнадежно махнул рукой:
— Нет, не догонят, уйдет вражина, — затем обернулся к Павлу. — А ты, я вижу, хлопец ничего, наш, пролетарский. Чем занимаешься? Школу заканчиваешь. Не время сейчас, хлопец, за партой штаны протирать, не время. Механические мастерские Гольца знаешь? Приходи, найдем для тебя настоящее дело. Спросишь Игната Булыгу, меня там всякий знает.
Новое знакомство окончательно определило судьбу Павла Судоплатова. Игнат Васильевич Булыга оказался старым большевиком, активным борцом за Советскую власть. Он являлся одним из организаторов большевистского подполья в Мелитополе и лично разработал две дерзкие операции: поджог германского склада с военным снаряжением и нападение на здание гетманской контрразведки. С приходом красных под руководством Булыги из рабочих механических мастерских был сформирован боевой отряд для поддержания революционного порядка и охраны важных городских объектов.
В рабочем отряде Павла приняли хорошо и назначили порученцем при командире. Целыми днями он бегал по городу, передавая бойцам устные распоряжения или записки от Игната Булыги. Дома Павел почти не бывал, ночевал в штабе, чтобы всегда быть под рукой у командира.
В короткие часы отдыха старый большевик Игнат Васильевич по-отечески наставлял юного порученца:
— Ты, Павлуша, по городу не просто бегай, а с двойной пользой для нашего рабоче-крестьянского дела. Присматривайся к людям, прислушивайся, о чем говорят. Чуть что подозрительное увидел или услышал, так сразу же обращайся к первому встречному матросу либо красноармейцу, чтобы контру не упустить.
— Вот здорово! — загорелся идеей Павел.
Отныне он чувствовал себя не столько связным-порученцем, сколько разведчиком-следопытом, наподобие легендарного Зверобоя из романа Фенимора Купера. Его заветной мечтой стало желание повстречать на улице давешнего интеллигента. «Теперь, гнида, не убежит», — с недетской ожесточенностью думал мальчик, внимательно всматриваясь в лица прохожих, но шпак никак не попадался ему на глаза. Это обстоятельство огорчало Павла чуть ли не до слез.
