Эта «неприкосновенность» компенсировалась успешной работой по разоблачению шпионов среднего звена и их соучастников из числа русского населения. Так, если в 1910 г. контрразведкой округа по подозрению в шпионаже было зарегистрировано 5 германских подданных, то к сентябрю 1912 г. на оперативном учете контрразведки состояло 59 немцев, «подлежащих личному обыску, обыску квартиры, где проживает, и административной высылке». В январе 1913 г. количество подозреваемых в шпионаже в пользу Германии составило 111 человек, из которых 20 проживало за пределами Российской империи. Кроме того, велась разработка 12 шведских, 8 австро-венгерских и 7 японских разведчиков.
7 июля 1914 г. в окружную контрразведку поступило срочное сообщение из Особого делопроизводства Огенквар ГУ ГШ о том, что служащие торговой кампании «Зингер и К°» получают из бременского бюро «Поставщик международных известий» письма с предложениями сообщать сведения, касающиеся вооруженных сил России. В результате целого комплекса розыскных мероприятий была раскрыта широкая шпионская сеть, состоявшая из коммерческих представителей фирмы в уездах Петербургской губернии, и установлена методика ее деятельности. Однако к началу войны русская контрразведка не располагала всеми сведениями о шпионаже служащих фирмы «Зингер» для привлечения их к судебной ответственности. Только спустя год после начала военных действий удалось перехватить циркуляр помощника директора компании О. О. Кельвина на имя всех заведующих ее магазинами в Петрограде с предписанием собирать сведения военно-технического характера на оборонных предприятиях города. Этот документ стал неопровержимой уликой.
В результате были арестованы резиденты германской агентурной разведки О. О. Кельвин и Т. Р. Грасгоф, служивший управляющим гельсингфорским отделением компании. На предварительном следствии им инкриминировалось участие «в сообществе… для содействия Германии и ее военным против России планам всеми средствами, в том числе и путем шпионажа».
Любопытно, что в предвоенные годы при отсутствии достаточной фактической базы о причастности к шпионажу российская контрразведка практически не пользовалась такой превентивной мерой, как административная высылка подозреваемых немцев и их пособников. Очевидно, причины отказа от этой меры крылись в экономической нецелесообразности, недостатке бюджетных средств и дипломатическом прикрытии обрусевших немцев. Первая явилась закономерным итогом долговременной протекционистской политики царского правительства в отношении немецких предпринимателей и колонистов. Налоговые льготы, права на развитие промыслов и приобретение недвижимости настолько расширили долю участия Германии в частном секторе российской экономики, что в 1914 г. П. Н. Дурново прямо заявлял «об абсолютной беспомощности и бесперспективности российского производства и сельского хозяйства без участия в них немецкого торгово-промышленного сословия».
В России отсутствовала система целевого кредитования принудительного выезда иностранцев. Выдворяемые за пределы страны получали только свидетельство на беспрепятственный проезд, а покидать страну должны были самостоятельно. В результате разоблаченные разведчики имели возможность не только не доезжать до государственной границы, но и возвращаться к прежнему роду занятий.
Наконец, серьезным препятствием для высылки являлась сама специфика двойного подданства подозреваемых в шпионаже немцев. Согласно немецкому законодательству с 1913 г. все немцы, проживавшие за пределами своей страны, и их потомки автоматически приобретали германское подданство. Поэтому каждый из них мог рассчитывать на поддержку дипломатических представителей Германии, и во избежание международных осложнений высылка становилась крайней и весьма нежелательной мерой воздействия.
Только после начала боевых действий в июле-сентябре 1914 г. прошла депортация подозреваемых в военном шпионаже членов акционерных компаний во внутренние губернии России. Так, из 25 членов акционерного общества «Артур Коппель» 23 германских подданных были высланы во внутренние губернии России и за границу.
Столица Российской империи — г. Санкт-Петербург по праву считался морской столицей России. Здесь были сосредоточены не только все центральные учреждения Морского ведомства, но и предприятия, связанные с ним. Поэтому охрана военно-морских секретов России перед войной становилась одной из приоритетных задач российской контрразведки. После хищения «Малой судостроительной программы» 1907 г. особое внимание контрразведки было сосредоточено на постановке внутренней агентуры на кораблях Балтийского флота, а также в учреждениях и предприятиях Морского ведомства.
В конце 1913 г. по каналам российской военной разведки была получена информация из Вены о состоявшемся 16 ноября в Вене совещании высших представителей Военного ведомства Австро-Венгрии. На этом совещании была заслушана аналитическая записка с кратким описанием характерных приемов германской и австрийской разведки. В ней отмечалось, что все усилия добыть секретные данные о состоянии русского Балтийского флота «остались пока почти безрезультатными, вследствие невозможности завязать необходимые связи в соответствующих военно-морских сферах…».
Свидетельством вклада российских контрразведчиков в сохранение государственной и военной тайны в Морском ведомстве может служить оперативная комбинация столичных и владивостокских контрразведчиков по разоблачению и задержанию директора «Путиловских верфей» К. А. Орбановского. Еще перед началом войны российские разведчики в Германии добыли сведения б том, что К. А. Орбановский намеревается вывезти через Приморье за границу секретные документы. Эта информация была срочно передана во Владивосток. Операцией по ликвидации немецкого агента руководил бывший помощник начальника петербургского КРО ротмистр А. А. Немыский. 16 сентября 1914 г. Орбановский был задержан в гостинице «Версаль». Его задержали «с поличным». При аресте в качестве компрометирующего материала у него были изъяты следующие документы: судостроительная программа от 1912 до 1930 г., технические условия на поставку предметов из стали, выдержки технических условий русского морского министерства за 1913 г., перечень материалов, необходимых для Ижорского завода, технические условия на поставку изделий из кованной стали, технические условия для поставки металлического сплава — антимона на Санкт-Петербургский патронный завод. Эти документы были предназначены для передачи руководству крупнейшей в Приморском регионе германской резидентуры торговой фирме «Кунст и Альберс».
Наряду с частными и казенными предприятиями военно-промышленного комплекса в сфере особого внимания российских контрразведчиков оказались крупные страховые общества. В результате «внутреннего освещения» деятельности крупнейшего российского страхового общества «Жизнь» были получены косвенные улики о причастности ее служащих к шпионажу. Так, сын директора общества В. П. Глазов являлся бывшим артиллеристом германской армии и состоял членом пангерманского общества «Главный союз немецкого флотского общества за границей». Ф. К. Адам состоял в аналогичной организации «Пальма», О. Г. Зейме находился в близких отношениях с германским военно-морским агентом Позадовским-Вернером. Шпионская деятельность членов общества была хорошо законспирирована. Они внимательно следили за новыми сотрудниками и в случае малейшего подозрения принимали все меры, чтобы избавиться от них. Так, внедренный в страховое общество агент контрразведки Яновский уличил их в шпионстве, но они разоблачили его и обвинили в мошенничестве. В результате разоблаченный агент был осужден и отправлен в арестантские роты. Шпионскую деятельность служащих общества «Русь» удалось локализовать лишь после объявления мобилизации в Германии, когда циркуляром В. Ф. Джунковского все немецкие подданные — мужчины в возрасте от 18 до 45 лет объявлялись военнопленными и подлежали аресту и высылке. В частности, был арестован и выслан в Вятскую губернию помощник управляющего В. П. Глазов.
